Ворон жестом подтвердил, что да, и вышел вслед за медтехником и Ако, увозящими пациентку. После их ухода палата внезапно показалась пустой, печальной и неприбранной, словно гостиная утром после зимнепраздничной вечеринки.
Форлынкин поморгал и встряхнулся, словно возвращался в себя откуда-то издалека.
– Как все странно. Я никогда не видел, как человек умирает, но это… как будто время потекло вспять. Или что-то вроде.
– Я – видел… и да, пожалуй, что так, – согласился м'лорд.
– Мы что же, играем в бога? – беспокойно поинтересовался Форлынкин.
– Не более, чем те, кто уложил ее в заморозку. И справедливость на нашей стороне, – провозгласил м'лорд и добавил себе под нос: – Я надеюсь. – Нахмурившись, он выудил свою аудиторскую печать на цепочке и покачал ее перед самым лицом, сведя глаза к переносице. – Запечатанное послание, да? Знаете, в возрасте Джина я с ума сходил от желания иметь собственное декодирующее кольцо. А теперь, когда оно у меня есть, ощущение – словно я таскаю на шее мешок кирпичей. Печальная штука – несвоевременность.
М'лорд похромал в коридор обменяться на прощание парой слов с Вороном, и Роик с консулом ненадолго остались вдвоем.
Консул с ошеломленным видом посмотрел вслед низенькой удаляющейся фигурке.
– Лорд Форкосиган – совсем не то, чего я ожидал, когда меня предупредили, чтобы консульство готовилось к визиту Имперского Аудитора.
Роик остался невозмутим и даже не хихикнул.
– Когда встретишь девятерых Имперских Аудиторов, то понимаешь, насколько они не похожи один на другого. Лорд Аудитор Фортиц, дядя м'леди, выглядит как старый взъерошенный профессор-технарь, каковым в сущности и является. Еще среди них есть несдержанный на язык адмирал, отставной дипломат, промышленник… а м'лорд стал в каком-то смысле экспертом Грегора по галактическим делам. Император поразительно точно определяет, какому Аудитору какое расследование поручить. Хотя я и полагаю, что рано или поздно нам выпадет пустышка, но до сих пор он ни разу не посылал нас в галактику с бесполезными заданиями. – Вообще-то Роик надеялся когда-нибудь получить пустышку. Можно будет просто отдохнуть.
– Это утешает. – Форлынкин помолчал. – Наверное.
Услышав уточнение, Роик криво усмехнулся:
– Ага.
***
Оказавшись в консульской комнате дальней связи, Майлз сразу проверил на послании код отправителя и успокоился. Похоже, это еженедельный доклад от Катерины, что и объясняет отсутствие обычных пометок "срочно". Хоть что-то хорошее во всей этой мути. Размышляя о разнице между "срочным" и "важным", Майлз наклонился и своей Аудиторской печатью открыл послание.
Едва над видеопластиной появилось улыбающееся лицо его жены, он поставил запись на паузу, просто чтобы немного на нее полюбоваться. В последнее время ее жизнь представляла собой сплошную череду сложностей и помех, с которыми она успешно справлялась, однако подолгу на одном месте Майлз видел ее, разве что когда она спала. Ясные серо-голубые глаза смотрели честно и прямо, гладкие темные волосы совсем не тронула седина, хотя Катерина была старше Майлза на пару месяцев. Учитывая, что за шесть лет он наградил ее четырьмя отпрысками, отсутствие седины можно было считать почти чудом. И хотя все их дети вызрели в маточных репликаторах, но тем не менее. Сам Майлз был у своих родителей единственным ребенком, с самого рождения обремененным болезнями, которые к его нынешнему возрасту не столько прошли, сколько сменились новыми. Возможно – нет, наверняка! – он недооценил, сколько сил требуют нормальные здоровые дети. Какую бы поддержку тебе ни обеспечивали деньги и положение в обществе, но есть родительские обязанности, которые не передашь никому. Как самое лучшее и дорогое.
И хоть Майлз помнил, что Катерина смотрит сейчас в камеру, а не на него, но под ее чуть насмешливым взглядом он почувствовал себя невесть с чего виноватым и вновь запустил запись.
"Здравствуй, мой милый", – произнесла Катерина. – "Твое последнее письмо мы получили с большим облегчением и радостью. К счастью, я не успела поделиться с детьми новостью про твое первое тревожное послание до того, как его догнало второе. Меня в дрожь бросает, едва я подумаю, через что прошли твои родители за время твоей прежней службы. Хотя, полагаю, при таком известии твой отец по-форски не дрогнул бы лицом, а мать… нет, тут мое воображение отказывает. Возможно, выдала бы какую-нибудь бетанскую колкость".
В прежние дни проблем такого рода оперативник СБ Майлз Форкосиган избегал очень просто: вообще почти никогда не отправлял домой ни сообщений, ни уточнений к ним вдогонку. Разумеется, отчет о его работе отец мог запросить у шефа СБ в любой момент, как только захочет. "Или как только слишком разволнуется", словно наяву услышал он язвительный голос матери.
Катерина начала с четкого бодрого рассказа о делах в Округе. Потом наступит черед домашних новостей; в первую очередь самое важное – давно сложившийся обычный порядок, и если бы она его вдруг поменяла, Майлз бы серьезно встревожился за свою семью. Майлз напомнил себе, что запустил дела графства. Впрочем, на этой неделе вроде не случилось ничего, о чем нужно срочно известить его депутата в Совете. Отцовского депутата, если быть точным, но родители вот уже несколько лет служили императору на Сергияре как вице-король и вице-королева.
Славная форкосигановская традиция – пренебрегать своими интересами, служа Империи. Такова цена. Со скупой гордостью Майлз припомнил, как однажды деревенский староста в его Округе сказал ему про Катерину: "Мы чувствуем, что вы служите Империи, а вот леди Форкосиган служит нам".
"Еще бы".
"А вот последние достижения на домашнем фронте…" – продолжила она свой рассказ. Изображение переключилось на другое, правда, немного дрожащее.
"Молодец, Хелен", – произнес за кадром голос Катерины. Перед глазами Майлза завертелось изображение комнаты, но, несмотря на мельтешение, он узнал свою библиотеку. – "Только веди камеру медленнее, пожалей папин вестибулярный аппарат".
"А что такое вес-ти-бу-ряный?" – донесся сбоку детский голосок. Саша? Нет, это Лиззи, боже правый. Катерина немедленно объяснила: "Вестибулярный. У него голова закружится".
"А-а". – Новое слово было усвоено тут же.
Наконец камера остановилась на Таури, десяти месяцев от роду, с серыми глазами и шапкой пушистых черных кудряшек. Она стояла, мрачно вцепившись в край низенького столика. За ней на кушетке расселись Саша, которому шел шестой год, его близняшка Хелен и трехлетняя Лиззи. Лиззи скучала и болтала ногами, всем своим видом показывая: "Я так уже умею, ну и чего шуметь?"
"Иди сюда, Таури", – проворковала Катерина, – "иди к мамочке".
Эффект был сногсшибательный: Майлз чуть не рухнул на поверхность комма, потянувшись к источнику этого соблазнительного голоса. Таури повернулась, качнулась на своих коротеньких ножках, одной рукой выпустила столик и замахала ею для равновесия. Потом отцепила вторую и косолапо заковыляла в протянутые мамины руки. Для Майлза всегда было загадкой, как дети в подгузниках учатся ходить. Но вот его дочь шагает – топ-топ-топ – и со смехом падает в руки Катерины, а та в восторге подкидывает ее в воздух.
"Дай мне", – потребовал Саша, как будто сестренка была новой игрушечной машинкой. Он опустился на колени на ковер напротив мамы и подбодрил младшую: "Ну же, Таури, иди, сюда, ты можешь!"
Окрыленная своей первой победой, Таури взвизгнула и поковыляла к нему еще быстрей, но сразу упала на живот и завопила, скорее от расстройства, чем от боли – детские интонации Майлз умел различать даже разбуженный посреди ночи.
Саша со смехом подхватил ее: "Эй, сначала ходить научись, а потом бегай!" – Он развернул сестренку к маме, и на этот раз попытка прошла удачнее.
Тем временем Лиззи сползла с кушетки и принялась крутиться и вертеться, распевая "Вестибулярный, вестибулярный!". Она тут же попыталась ухватить видеокамеру, но, судя по рывку картинки, старшая сестра поспешно подняла ее повыше. "Нет! Я хочу камеру!" – донесся голос Лиззи. – "Дай-дай! Мама, скажи, пусть она отдаст..."
Увы, семейная драма подошла к финалу слишком быстро. Майлз отмотал запись назад и прокрутил еще раз. Интересно, действительно ли это были первые шаги Таури или представление устроили специально для него? Приготовленная заранее видеокамера подсказывала, что скорее второе.
Снова появилось лицо Катерины. На этот раз фоном изображения служил ее заваленный бумагами кабинет на третьем этаже в северном крыле, за окнами которого поверх верхушек земных деревьев виднелся барраярский сад.
"Так жаль, что сержант Таура не успела увидеть нашу дочь, названную в ее честь", – задумчиво произнесла она, – "но ты хотя бы рассказал ей о малышке перед ее кончиной. Может, стоило дать это имя второй дочке, а не именовать Лиззи в честь твоей бетанской бабушки? Кстати, об именах. Саша объявил, что отныне он зовется Алексом. Вероятно, потому, что на Ксандера ему никого уговорить не удалось. Лекси и Эй-Ал тоже окончательно отвергнуты. Обоснование довольно разумно: если мы не зовем его Эйрелом по одному дедушке, не стоит звать и Сашей по другому. А к этому имени он, кажется, привязался, да и Хелен наконец его поддержала. Так что в твоем следующем послании обязательно назови его лордом Алексом. Логика и решимость заслуживают награды".
