— Сексуальный? — невольно переспросила я.
— Безусловно! Вы только вдумайтесь, это же эталон мужчины: на горных лыжах катается, плавает как дельфин, на истребителях летает, восточными единоборствами увлекается. До чего спортивный! Мозги не пропил, не склеротик, как все эти дерьмовые демократы вроде Ельцина…
— Да… — В другой ситуации я бы взялась спорить, а теперь предпочла уточнить: — А вы в хирургии работаете?
— Ой, я вас умоляю! Разве это работа? Это издевательство!.. Я анестезиолог-реаниматолог высшей категории. Но представьте себе, что такое надзирать над полными палатами полутрупов?!.. Уф-ф, вот они и не живут, и никак не умирают, а я должна протезировать их функции!
— Трудно, конечно… Но я с вами полностью согласна, мне тоже импонируют спортивные мужчины. Вот мой… э-э-э… муж, вернее, как бы муж, будущий муж, — запуталась я.
— Не оправдывайтесь, я понимаю, у вас гражданский брак.
— Так он чемпион по айкидо!.. И его сегодня оперировали…
— Кого, этого бизнесмена, что ли, недобитого?.. Хм, уж сколько я их повидала! В 90-х годах стреляли, стреляли, никак всех перестрелять не сумели, а мы опять выхаживай! Так надоело!.. Вы попробуйте понять меня: мои папа с мамой давно живут в Израиле, брат в Америке, сестра в Германии, одна я застряла в Сибири волею обстоятельств. Сначала хотела, но не могла, а потом могла, но не захотела эмигрировать. Потому что Россию возглавил Путин, и нашей стране весь мир завидовал!
От ее преувеличенно громких возгласов один из мужчин, прикорнувших на диванчике, заворочался под одеялом, второй и вовсе вскинулся, вытаращился ошалело: «Что? Что случилось?.. Розалия Львовна, нельзя ли потише?! В конце-то концов!..» Оказалось, что нельзя. Анестезиолог-реаниматолог высшей категории продолжила изливать эмоции с прежней громогласностью:
— О-о, я так переживаю, что Владимир Владимирович отказался избираться на третий срок!
— Так ведь Конституция… И потом, Медведев тоже вроде мужчина неплохой… — Я очень боялась брякнуть что-нибудь лишнее, невпопад, и в разговоре прощупывала почву, будто шла по тонкому льду или по болоту. Сначала-то решила, что Розалия Львовна просто прикалывается, а теперь сомнений в искренности ее чувств не осталось. Она любовалась на президента, как верующий на чудодейственную икону, обмирала от восхищения, прямо как пушкинская царица молодая, которая «восхищенья не снесла и к обедне померла».
Вошедший Никита доложил обстановку:
— Твой Волков без изменений, состояние стабильно тяжелое.
— Тяжелое?
— А как ты хотела? В сознание не приходил, давление низкое… Опля! — Он вытащил из кружек пакетики, дернув за этикетки, и отправил их в мусорницу. Поставил на стол сухарницу с печеньем и сушками, достал с подоконника пластиковые емкости с маргарином «Рама» и плавленым сыром. Нарезал хлеб. Давно я не пробовала подобных бутербродов — с тех пор, как уволилась из музыкальной школы. И пробовать не собиралась… А Синев уминал их с большим аппетитом, умудряясь хохмить с набитым ртом: — Правильно, Катерина. Печень дается человеку только раз, и не стоит травить ее «Рамой», чтобы не было мучительно больно.
Картинка в телике давно сменилась, а Розалия Львовна все продолжала трепыхаться: «План Путина приведет страну к расцвету медицины и достойному пенсионному обеспечению». И поскольку мы не поддерживали разговор, спросила настороженно:
— О чем это вы шушукаетесь? Вы что, против президента?
— Как можно? Что вы? Мы за него! Как раз вот обсуждаем, что пойдем на выборы, проголосуем за Медведева, — заверил ее Никита и позвал меня выйти покурить.
Мы смолили в конце пустого, полутемного коридора рядом с туалетами. Парень со смехом рассказывал о тихом помешательстве Розалинды — так в ординаторской между собой прозвали Розалию Львовну. Она увешала всю квартиру портретами Путина и настолько задолбила мужа сравнениями с президентом, что тот не сдюжил, сбежал. Да и кто бы выдержал ежедневную бытовую конкуренцию с великими?..
— Не сотвори себе кумира, — поддакнула я, имевшая гораздо более досягаемого кумира, нежели глава государства. Еще бы знать, где расположена его палата, взглянуть бы на него хоть одним глазком… Я осматривалась, прислушивалась к стонам, скрипам кроватных сеток, шарканью тапочек. И взмолилась: — Никита, сводите меня в реанимацию!
— Катерина, вы толкаете меня на должностное преступление. Мне не жалко, но…
— Ну, Никитушка, ну, я вас умоляю!
— А-а, пошли, — «умолился» Синев. — Кто не рискует, тот не ездит на Канары!
Мы крались на цыпочках, словно тати в ночи, и сердце мое дребезжало, как ложка в стакане, раскачиваемом движением поезда: дзинь-дзинь, дзинь-дзинь. Кажется, слышно было на весь этаж… В палате, освещенной только настольной лампой, стояли четыре койки, две из них были свободны. На ближайшей к двери кровати лежало сплошь забинтованное существо неясного пола. Сергей располагался у окна.
— Бедненький, — охнула я.
Профиль Сергия заострился, глаза запали. Или мне так казалось — просто свет и тень легли невыигрышно? Как бы то ни было, фамилия Синев Сережке сейчас подходила гораздо больше, чем его собственная… Из его ноздрей тянулись прозрачные трубки, над ключицей был воткнут катетер капельницы. Руки лежали поверх одеяла как плети, а грудь укрывала марлевая повязка. Я провела кончиками пальцев по щетинистому подбородку и потресканным, спекшимся губам Серенького, повторив:
— Бедный мой, как же ему больно!
— Ничуть не больно, не драматизируйте, ему сейчас, наоборот, кайфно, от наркоза не отошел. Мужик ломовой приход имеет, разноцветные сны смотрит, — его же наркотиками обезболивают. Это когда оклемываться начнет, хреново станет, как в ломке, — компетентно заверил Никита.
— Безобразие! — взвизгнула Розалинда. Мы и не заметили, когда она вошла. — Что ты себе позволяешь, Синев?! Я на тебя докладную…
— Все, Розалия Львовна, уходим! Уходим!
…Так и прошла ночь — в бдении и ожидании невесть чего. Мы с Никитой успели испить не одну чашку чаю, опустошили сигаретную пачку и перешли на «ты». А утром он, как и обещал, повез меня домой. Зевал за рулем отчаянно, как лев, готовый проглотить всех подряд, и мотал пшеничной гривой, разгоняя сон. Притормозив возле подъезда, не стал выходить из машины, чтобы открыть дверцу с моей стороны. Впрочем, кто бы ждал особых милостей от мужчин? Это еще безнадежнее, чем ждать их от природы… Я выкарабкалась:
— Спасибо, Кит!
— Кушай на здоровье… Следующее дежурство у меня через двое суток. Подгребай послезавтра, вместе веселее.
— Какое послезавтра? Я сегодня же подгребу…
