— Запустила ты квартиру, Катя, в хлеву и то чище. Хотя бы заметила, что мы с мамой генеральную уборку сделали? Повсюду порядок навели, — расхвасталась Лида, распуская хвост перед своим длинноносо-стоеросовым кавалером.
— О да, заметила… Чище разве что в Версале!
Порядок в доме в данный момент мне был абсолютно по барабану — я думала исключительно об Ольге, настраивалась на беседу с ней. Гостям, в свою очередь, не терпелось остаться наедине — они с нескрываемым облегчением, слаженным хором пожелали мне счастливого пути и заперли дверь изнутри.
Мое счастье на сей раз заключалось в том, что удалось просочиться в хирургическое отделение. В кошельке оставалось восемьдесят рублей, их-то я и презентовала дежурной медсестре, дав обещание никому про то не рассказывать. Взятый напрокат белый халат добавил мне уверенности, но проникнуть в реанимацию не помог. Тяжелых больных охраняли зорко… Врачи сменились — я не увидела ни одного знакомого лица, зато быстро выяснила, что Серенький по-прежнему пребывает в глубокой отключке. Грустно… Зато повидаться с его супругой мне никто не запретил.
Лялька занимала отдельную палату на четвертом этаже и являла жалкое зрелище: голова распухла наподобие воздушного шара, под глазами проступили фингалы. Судьба-злодейка наградила модель причудливым макияжем в желто-лиловых тонах… Правая нога Ляльки была до колена закована в гипс, из-под лубка виднелись только накрашенные ноготки. Мне она явно обрадовалась, вместо приветствия прошепелявила:
— Катька, подай скорее судно!.. Уф-ф, какое облегчение! Тут, мать, санитарок не дозовешься. — Ольга разулыбалась, обнажив щербины в верхней челюсти. Оказывается, в аварии ей и зубы выбило.
У меня ком в горле встал от жгучей жалости — куколка даже не подозревала, насколько безобразно выглядит, оттого и не теряла присутствия духа. И я решила не расстраивать ее сообщением о покушении на Серого Волка. Присела на стул возле кровати, взяла калеку за руку:
— Как ты себя чувствуешь, Оля?
— Блин, не вышепчешь, как погано! Башка трещит, нога отстегивается, и спина совсем затекла. Поверни-ка меня на бок, сделай массаж.
Лежачих не бьют. Напротив, желание больного — закон. Я старательно гладила и пощипывала узкое, костлявое туловище стрекозы. Ребра у нее торчали, как клавиши аккордеона… На что уж тут польстился Серега?.. Лялька млела от удовольствия, прикрыв белесые, ненакрашенные ресницы. Окончив процедуру, я взбила подушки и устроила ее поудобнее:
— Говори, несчастная, как тебя угораздило изувечиться?
— Как-как… Да, блин, с Эгемом на джипе навернулись!
Что за напасть? Куда ни плюнь, повсюду джипы, эти черные, зловещие катафалки, везущие беду!.. Охая и ругаясь, Лялька поведала о том, что Эгамбельды был пристегнут ремнем, а она игнорировала средство безопасности. В пути они бурно выясняли отношения, ссорились, вот ее спутник и отвлекся от дороги, автомобиль потерял управление из-за гололеда и на скорости врезался в бетонный блок, ограждавший овраг за обочиной. Двери от удара распахнулись, и скандальную пассажирку выбросило в кювет. Добро бы она задержалась на снежной перине, так нет, пролетев несколько десятков метров, ударилась затылком о ствол дерева и потеряла сознание.
— Прикинь, я — в полном ауте, а Эгем вообще… — Интриганка! Подала реплику с таким трагизмом, что у меня сердце упало, решила: все, кранты, помер… Зря переживала — Лялькин любовник отделался испугом — его постиг шок, а от травм спасла воздушная подушка, надувшаяся на рулевом колесе. Даже не поцарапался. — Повезло, что у джипа бампер мощный, и то весь смялся, а другую машину вообще бы сплющило, как консервную банку, костей бы не сосчитали, — заключила мадам Волкова.
— А где сейчас Эгем? — перебила ее я.
— Сама бы хотела знать!.. В больницу нас привезли вместе, но его осмотрели и отпустили. Эгемка оплатил для меня эту палату и обещал сегодня приехать навестить. А с утра он собирался явиться в ГИБДД, забрать машину со штрафной стоянки… Куда пропал, понятия не имею!
— Погоди, а во сколько его отпустили? — толкнула меня догадка. — Сколько было времени?
— По-твоему, я на часы смотрела?! Знаешь ли, как-то не до того было!
— И все же, примерно во сколько?
— Ой, отвали, не знаю. Может, восемь, может, девять. Короче, темно уже было… Катька, ну чего же он не идет? Вдруг опять что-то случилось?
— Вот и хорошо, — ляпнула я рассеянно, прикинув, что автокатастрофу можно считать железным алиби: парочка точно непричастна к покушению на Серегу.
— Ничего хорошего не вижу! — Ольга сердито отбросила мою руку.
Я потерла лоб — свой надсадно варивший котелок. Сама чувствовала себя как потерпевшая аварию. Спросила:
— Слушай, а из-за чего вы ссорились?
— Да из-за тебя, блин! Из-за чего еще…
— Как? — Я ударила себя в грудь. Каланча, как никто другой, умела довести меня до крайнего изумления.
— Так!.. Эгемчик думал, что Серега прячет деньги в твоей квартире, а я их не нашла. Зря только старалась, шарилась.
Заявление потрясло меня.
— А-ах, вот зачем ты перевернула дом вверх дном?! Ты хоть понимаешь… Это потрясающая наглость!.. И про взрыв ты мне наврала!
— Ос-споди… Подумаешь, ну, наврала… Чего непонятного-то? Нам же надо было выяснить, где ты живешь! Эгем придумал план: сгреб самые тяжелые кастрюли и, когда ты позвонила, стал кидать их на пол, друг на друга. Для звука, для грохота. Правда, получилось похоже на взрыв? Ой, я еле сдерживалась, чтобы не заржать, прямо чуть не описалась от хохота. А ты, блин, поверила! — Госпожа Гадюкина на этот раз не стала сдерживаться, разразилась конским ржанием, и ушибленная голова не помешала ее веселью.
У меня же от праведного гнева кровь прилила к щекам, я воскликнула: «Замолчи!» А Ольга не унималась — описала, как Эгамбельды проводил ее до парка. Оказывается, когда я ждала машину на Красном проспекте, чумея от страха, и звала ее, бегая по Нарымскому скверу, сообщники преспокойно целовались под березой.
Чем лучше становилось настроение маленькой куколки, похожей на страшный сон, тем больше усиливалась моя злость, с которой я выпалила:
— Это подлость! Видеть тебя больше не хочу! Счастливо оставаться!
— Кать, ты что, обиделась? Кончай. Прекрати, не уходи… Разве я виновата, что нам с Эгемчиком всегда бывает трудно расстаться?.. Помнишь, ты спрашивала, люблю ли я Серегу? Так вот отвечаю: я не Сережку, а Эгема люблю, причем давно…
Каланча, оказывается, еще и рассчитывает на мое понимание, прямо как абонент сотового телефона, отключивший аппарат. Но Ольга не мобильник, а совесть отключила. Мерзавка! Я крикнула громче, чем позволительно в постной больничной обстановке: