В тот вечер Артур и Сергей играли в шахматы. Артур пытался сосредоточиться на игре, но мысли всё время возвращались к Лене. Курсанты занимались кто чем в комнате отдыха. В одном из углов то и дела слышались взрывы хохота. Там развлекал публику Толик Журавлев. И развлекал он публику тем, что задавал издевательские вопросы самому маленькому и самому хилому курсанту на всем курсе Саше Козулькину. Толик мог издеваться над Козулькиным бесконечно. Обычно это раздражало Артура. Всё начиналось с вопросов об ушах Козулькина, которые были всегда красными и смешно торчали. Дальше – больше. Если никто не успевал прервать Толика, то он доходил до самых интимных тем, что, похоже, доставляло ему очень большое удовольствие. Толика побаивались все, кроме Артура, и прерывать решались не часто. Артур Толика не любил, но на открытый конфликт ему идти не хотелось. Обычно он отвлекал Толика, каким-нибудь вопросом, а Козулькин в это время успевал уйти. Потом Саша благодарно смотрел на Артура. От этого благодарного взгляда ему хотелось спрятаться.
Сегодня Толик старался больше, чем обычно. Артур несколько раз, оторвавшись от игры, оглядывался в сторону потешающейся компании. Наконец, нервы его не выдержали.
– Толян, оставь его в покое! – предложил Артур, когда в хохоте наступила маленькая пауза, а Толик готовился задать ещё более гадкий вопрос.
– Кого? Ушастика? – смеясь, спросил Толик.
– Оставь Саню в покое! – повторил Артур. – Пойди в зеркало на свои уши посмотри. Твои даже больше.
– Что?! – Толик даже поднялся со своего места от неожиданности.
– Я говорю, пойди свои уши обмеряй перед зеркалом, – спокойно ответил Артур. Все дружно расхохотались, а он обратился к Сергею. – Тебе мат, Серега.
В это время Козулькин успел выйти из комнаты отдыха. Потешаться стало не над кем. Компания почти сразу распалась на мелкие группки. Толик мучался, подыскивая какую-нибудь фразу в ответ, но, видимо, подходящего найти ничего не мог. Сергей начал расставлять фигуры для новой партии и тихо сказал:
– Арчи, вы с ним когда-то морды друг другу понабиваете.
– Непременно, – кивнул Артур. – Особенно, если он ещё вякать будет.
– Ты не в настроении. Какими играть будешь?
– Выбери сам.
– С тобой бесполезно играть, когда ты злой, – всё равно выиграешь.
– Ладно, пойду, навещу уединенное место и попробую подобреть, – Артур поднялся.
В туалете на первый взгляд было пусто. Когда Артур мыл руки, то услышал, чьи-то всхлипывания. Он закрыл воду и прислушался. Действительно кто-то тихо плакал. Артур прошел в самый конец туалета и в узком промежутке между последней кабинкой и окном увидел Сашу. Он сидел на подоконнике и плакал, как обиженный ребенок. У него был настолько жалкий вид, что у Артура по спине пробежал неприятный холодок.
– Ты что, Сашок? – осторожно спросил он.
Саша не ответил. Артур достал сигарету и, присев с ним рядом на подоконник, закурил. Легкая неприязнь к Толику перерастала в холодную ярость. Сигаретный дым показался на удивление горьким.
– Козулькин, какой черт тебя сюда понес? – с досадой спросил Артур.
– А что, при всех нужно было? – Саша шмыгнул носом.
– Я не о том, что ты плачешь. Кстати, перестань реветь. Терпеть этого не могу. Зачем ты в училище поступил? Ну, пошел бы в институт в какой-нибудь, например, в медицинский. Стал бы врачом детским. Ты маленький, они маленькие. И хорошо было бы, и не смеялся б никто.
– У меня дедушка военным был, отец военным был. Отец умер. Все мечтали, что я тоже буду военным. Я хотел стать таким, как отец. Я в маму ростом маленький… Тебе хорошо, – Саша тяжело вздохнул. – Из тебя такой офицер выйдет!
– Офицер! – ухмыльнулся Артур. – Да мне здесь всё дерьмом намазано. Я Армию терпеть не могу.
– Так почему? – удивился Саша.
– По кочану, – огрызнулся Артур. – Чем тебя Толик сегодня доставал?
– Да он меня в бане видел… – у Саши снова задрожали губы.
– Ну и что? – не понял Артур.
– Сказал, что я и в корень не пошел…
– Перестань реветь! – Артур поднялся и зло швырнул окурок в урну.
Он вернулся в комнату отдыха. Здесь Толик рассказывал вновь собравшейся компании о своих любовных похождениях. Артур подошел к Толику и без особого труда поднял его с места. У Толика глаза из орбит полезли. В комнате отдыха наступила тишина.
– Если ты, идиот, ещё раз тронешь Козулькина, я из тебя шмази наделаю! – хрипло пообещал Артур.
– Ты… ты… я… – заикался Толик.
– Головка от… магнитофона. Ты меня понял?
– Да.
– Так бы и давно, – Артур оттолкнул Толика и с отвращением отряхнул руки.
Во всё ещё висящей тишине Артур подошел к Сергею, потрясенно наблюдавшему за происходящим.
– Ты шахматы расставил? Мы играем? – спросил он.
Ночью Артур долго не мог уснуть. Наконец ему это удалось. Ему снился какой-то кошмар. Когда он открыл глаза, то не сразу понял, что это уже не сон. Над ним нависло лицо Толика.
– Запомни, Дашевский, – свистящим шепотом пообещал он, – ты себе приговор подписал! Я не я буду, если ты завтра жив останешься. Лучше заболей, чтобы не прыгать.
– Пошел ты… – порекомендовал ему Артур.
– Попомни…
Утром всё было нормально. О вчерашнем инциденте никто не вспоминал. На этот день были намечены прыжки с парашютом. В коридоре Артур столкнулся с начальником училища. Тот остановился и, внимательно глядя на Артура, сказал:
– Дашевский, в семнадцать жду вас у себя в кабинете. Я хочу поговорить с вами о вчерашнем вечере.
– Есть! – бодро отрапортовал Артур.
Ему было абсолютно безразлично, чем закончиться для него этот разговор. Отпуск на двое суток через шесть дней был подписан и даже заказан номер в гостинице.
Толик тоже никак себя не проявлял. Артур уже подумал, что Толик приснился ему в кошмаре. Так было до тех пор, пока перед прыжком он не увидел глаза Толика. Последнее, что он запомнил, это было ощущение полета и стремительно приближающаяся земля…
Очнулся он в госпитале. Голова разрывалась от боли. Сначала он думал, что из-за такой сильной боли не чувствует тела. В тот же день он услышал разговор двух медсестер.
– Представляешь, он в себя пришел, – сказала первая. – Правда, говорить ещё не говорит, но глаза уже открыл.
– Невероятно! Петр Федорович сегодня говорил, что мать его вызвали. Жаль парня, – сказала вторая. – Ведь красивый какой.
– Да, в девятнадцать с половиной лет остаться инвалидом.
– Вообще, он в рубашке родился. С такой высоты упасть и остаться живому! Там вчера его друзья приходили. Один крупный, почти, как он, а второй смешной такой, маленький, уши торчат…
На следующий день у его постели собрался целый консилиум. Из запутанных фраз, которыми врачи перебрасывались между собой, Артур понял, что дела его совсем не хороши, не сказать бы хуже. Ещё через день он начал говорить, но очень тихо, почти шепотом, потому что любое слово отдавалось громогласным эхом в голове.
