Сидя на диване, Фурман с интересом поглядывал на их игры, тем более что и без того коротенькая юбка темноволосой задралась на ее гладких, матово отсвечивающих бедрах уже чуть ли не до пояса… Случайно поймав его нескромный взгляд, рыженькая ужасно покраснела и, поскольку обе руки у нее были заняты, попыталась загородить неприличный вид собственным телом. Ее суетливые перемещения, видимо, вызвали небольшую качку, потому что темноволосая тут же недовольно раскричалась, с капризным безрассудством отказываясь понимать шипящие дружеские намеки и советы. Когда же до нее наконец дошло, о чем идет речь, она так нервно и с такой силой одернула свою юбку, что там сбоку что-то не выдержало и отлетело или лопнуло – во всяком случае раздался странный звук, на черном появился просвет, и юбка едва вообще не соскочила… Ч-черт!
Немая сцена.
И вот тут темноволосая сумела показать себя во всей красе. Точно ожившая мраморная богиня, она слегка нагнулась и, зажимая у бедра спадающую ткань, несколькими короткими, но ужасающими разрядами гнева в считаные секунды подавила разброд и замешательство в своей скульптурной группе. Наведя порядок в основании, однорукая богиня вновь – теперь уже с какой-то полубесстыдной грацией – потянулась к занавеске. В три все более яростных рывка она с корнем оторвала ее от карниза, хмуро повертела перед собой, как бы удивляясь, на что же может быть годна эта тряпка, и нахально швырнула в дальний от себя угол – туда, где в кучке не заметенного в суете мусора аккуратно стояли веник и совок.
– Ты что? Зачем так-то?.. – с боязливым укором спросила рыженькая.
– А, все равно же нам стирать!
Наверху делать было больше нечего. Со скучающим выражением темноволосая стала примериваться, как бы ей лучше спуститься. Но вдруг, словно решив, что теперь ей наплевать на условности, легко и свободно опустилась на корточки, с победоносной откровенностью сверкнула там чем-то белым и элегантно сошла на твердую землю.
Фурман резко уткнулся в книгу, но, охваченный хищным волнением, продолжал внимательно следить за осторожным шевелением теней над верхним краем страницы и вслушиваться в их растерянно-озлобленное перешептывание. Темноволосая теперь демонстративно изображала «полное изнеможение»: громко отдувалась, утирала пот со лба, обмахивалась ладошкой – в общем, приходила в себя. Фурману было интересно, что они будут делать дальше – ведь оставались еще три занавески на других окнах. Судя по всему, рыженькой удалось убедить свою бесноватую подругу внять голосу разума и переодеться, но проделано все это было очень быстро и незаметно: когда Фурман, привлеченный каким-то новым движением, поднял глаза, та уже была в черной водолазке и брюках.
Продолжение же оказалось совершенно неожиданным.
Рыженькая взяла веник и стала подметать, а темноволосая, в очередной раз с бесшабашной силой сдув упавшую на глаза челку, вдруг обратилась к Фурману: мол, можно тебя немножко побеспокоить? Дело в том, что нам скоро уезжать, а мне бы хотелось познакомиться с тобой поближе. Надеюсь, это желание взаимно?.. Ну, вот и отлично. Давай поговорим о чем-нибудь – а я заодно пока передохну, устала очень. О чем поговорить? Ну, есть много разных тем… Вот, к примеру, мне было бы интересно узнать у тебя, почему ты позволяешь себе сидеть, развалившись, как господин, когда другие у тебя на глазах работают? Мог бы ведь и помочь! Что скажешь?
Фурман, побагровев, буркнул что-то неловкое, типа «вы меня не просили», но с места не сдвинулся, после чего ему припомнили и то, что он вчера после ужина не помыл посуду, даже за самим собой, а сегодня проспал до двенадцати и не пошел с бабушкой не только в магазин, но и за молоком, которое она решила купить специально для него, – это уж просто стыдно!
– Ну, и зря она пошла: я не люблю молоко, – удачно отбился он. – Я его вообще почти не пью.
– Ах ты, лапушка! Так вот оно в чем дело-то! Ты слышала, подруга? Он у нас, оказывается, не любит молоко – вообще его не пьет, ни капли, представляешь?! Извини, пожалуйста, я этого не знала! Нет, правда, прости – ну, ошиблась, что поделаешь, с каждым может случиться… Слу-у-шай, Саш, а ведь ты у нас, наверное, круглый отличник, да? Угадала? Нет? Ну, все равно хорошо учишься. Что ж, правильно, молодец! Как там: пионер – всем ребятам пример! А ты, конечно, еще и тимуровец: макулатуру собираешь, старушкам помогаешь через улицу перейти… У вас в Москве движение-то – ого-го какое! Я там у вас была как-то… Между прочим, а ты помнишь, подруга, с кем мы тогда вместе ездили? – спросила она рыженькую. – Ну, кто меня вообще пригласил и почему я согласилась-то?.. Как, я тебе разве еще не рассказывала? Да ты что, это ж была целая история! Роман, можно сказать! Ну, или повесть… Точно, «повести Белкина». Подожди, а я-то кто? Нет уж, я не Белкин… Сама ты Максим Максимыч! Да ты лучше послушай! У нас же поездка была организована по полной программе. Ну как же! Приехали мы в Москву ранним-ранним утром, на самой первой петушинской электричке, во сколько она там приходит… Неважно. И, как положено, первым делом отправились смотреть на Красную площадь и Мавзолей Ленина. Часа полтора простояли в очереди, ждали, когда откроют… Да, когда он проснет… – Да ты что говоришь-то такое, дура, с ума сошла, что ли! Как тебе такое на язык лезет… Ладно. Оттуда мы пошли… Не помню уж куда – в общем, гулять по Москве. Весь день гуляли по разным улицам… Я там уже, если честно, устала до смерти – все ж мелькает… И жрать хочется – с самого утра ж ничего во рту не было. Наконец зашли в кафе посидеть – забыла, как называется. Взяли себе пельменей – каждому по три порции, наелись до отвалу… Я чувствую – все, глаза у меня закрываются, не могу, засыпаю… Ну и, короче, дело уже к вечеру, пошли мы обратно на вокзал, и я там по дороге чуть не заблудилась: кругом же народу, все куда-то несутся, москвичи эти злые, орут, толкаются, машины гудят… Я уж думала, вообще никогда оттуда не выберусь! Такого страху натерпелась, не приведи господи, еле ноги унесла. Думаю: нет уж, спасибо, больше меня в эту вашу Москву ни за какие деньги не затащишь! Это все не для меня. Я люблю тишину, покой, природу… Ой, слушай-ка, я тут чего-то вдруг распелась, в воспоминания пустилась – да, старческие, можно сказать… Сама не пойму, с чего это меня понесло-то? Ладно, я тебе лучше после дорасскажу, наедине, а то это не для чужих ушей…
Давайте вернемся к нашей теме. Саш, а тебе вообще сколько лет-то исполнилось? Тринадцать стукнуло уже? Нет? Ну и не говори, я сама догадаюсь. Так, тебе… пятнадцать. Верно? Ну конечно, тогда все с ним ясно! А то я ему, понимаешь, про сбор макулатуры да про старушек, смотрю – а он и ухом себе не ведет, даже вроде как посмеивается! В чем тут, думаю, дело? А раз ему пятнадцать исполнилось, так он уже и не может быть пионером! Точно, как я сразу-то не сообразила: он же у нас член ВЭИЛКАИСЭМ и, конечно, по развитию своего самосознания стоит намного выше всех этих мелких проблем со старушками… А что? Да хоть бы ему еще и нет пятнадцати! Сейчас ведь многие стараются в комсомол пораньше вступить – особенно если кому карьеру нужно делать, вот они и роют землю носом чуть не с детского сада. А он у нас мальчик из приличной интеллигентной семьи… Нет уж, это ты хватила, для члена партии ему пока еще рановато. Хотя кто их знает…
Ну, а ты чего все молчишь-то, Саш? Скажи что-нибудь! Язык проглотил? Чего ты такой скучный-то? Поговорил бы с девушками, повеселил бы нас чем-нибудь!.. Нет, не хочешь?..
Слушай-ка, подруга, а мне вдруг какая идея-то сейчас в голову пришла: а может, он того – шпиён? Боится нам с тобой какой-нибудь страшный военный секрет выдать – вот и молчит? А что: ну, сказал нам, что из Москвы, а мы с тобой девушки доверчивые, простые, деревенские, можно сказать, – уши-то и развесили! То есть я хотела сказать: развязали языки!.. Ты только глянь на него, правда: сидит, затаился весь и молчит – ну точно, как разведчик… Или как рыба… Нет, больше похож на кролика… Да ты что, подруга, – какой же из меня удав? Я уж тогда, по-моему, больше похожа на птичку: летаю себе туда-сюда, порхаю, песенки распеваю… Батюшки, нет, ты посмотри, какой у него взгляд-то недобрый!.. Ой, мне почему-то кажется, что я ему не нравлюсь! А он меня не съест? Правда? Ты меня защитишь в случае чего? Ну, тады ладно! Как-нибудь переживу. Все равно мы скоро уедем и отстанем от него – лежи тогда на диване сколько хочешь.
Эх!.. Беседа у нас, похоже, не получилась, друг друга мы не поняли… Ну что, отдохнули – пора и за работу приниматься?
«Да, точно: давно уже пора тебе заткнуться и за работу!» – злобно подумал Фурман. Но не тут-то было.
– Мог бы ведь помочь нам и просто как будущий мужчина, – вновь принялась она за рассуждения, теперь зачем-то схватив освободившийся веник и прохаживаясь с ним туда-сюда, как с букетом. – Мы же с тобой все-таки женщины! Точнее, конечно, девушки… Напарница смотрела на нее с мрачным неодобрением, и она стала оправдываться: – А что я такого сказала? Я вполне серьезно. Он же у нас и вправду будущий мужчина. Можно сказать, наша опора, защитник Родины… С виду, по крайней мере… Или я чего-то путаю? Ты знаешь, подруга, по-моему, настоящие мужчины должны вести себя как-то по-другому. А может, это у них в Москве теперь так принято? Но что-то я о таком пока не слыхала. А ты? Вроде радио мы слушаем регулярно, газеты тоже читаем… Может, это какие-то новые столичные веяния? Последние писки моды? Ой, прошу прощения, если что не так сказала! Я ведь темная, ой, темная!.. Конечно, до нас тут, в глуши, прогресс медленно доходит… Сашенька, светик, ну ты скажи нам хоть одно словечко, пожалуйста, что ж ты все молчишь-то, как неродной!
