Трейси стал рядом с полицейским и прочел сделанную краской на дверях надпись: «HIJO DE PUTA. PUERCO SIN COJONES»[15].
— Сволочь! — прорычал Туэйт и вставил ключ в замок. И в ту же секунду Трейси почувствовал тот особый резкий запах, напомнивший ему искалеченные пламенем и взрывами ночи в джунглях.
— Стой! — закричал он. — Там...
Но Туэйт успел открыть дверь, и нью-йоркская ночь озарилась оранжевым и красным, взрывная волна отбросила их от двери, оглушила, швырнула на землю. Инстинктивно оба они закрыли лицо, и осколки и щепки терзали, рвали в клочья их одежду и тела.
— Нет! — завопил Туэйт. — Боже правый, нет! — он поднялся на четвереньки, и, перебирая руками по стволу дерева, встал на ноги. Сделал шаг вперед, к дому, но более опытный Трейси успел схватить его и повалить на землю — Трейси знал, что сейчас последует.
И верно, раздался второй взрыв, гораздо более мощный, и в их сторону полетели камни из фундамента, доски, осколки. Все вокруг, казалось, мгновенно покрылось битым щебнем и стеклом, в котором отражались, плясали языки пламени.
Послышался топот бегущих в их направлении людей, крики, вой сирен. Туэйт и Трейси стояли перед бушующими языками пламени, почерневшие, измученные, окровавленные.
Туэйт, шатаясь, двинулся по истерзанной лужайке к останкам своего дома, своей жены и детей. Он все еще думал, что может спасти их, но огонь, главный теперь его враг, не впускал его на порог.
— Пусти меня! — кричал он. — Дорис, где ты?! — он грозил кулаками огню, он кричал: — Филлис, доченька, я иду!
Трейси упорно следовал за ним.
— Ты не сможешь войти, — как можно спокойнее произнес он. Господи! Ну и взрыв!
— И ты посмеешь меня остановить? — крикнул ему Туэйт: — он уже ничего не соображал.
— Они погибли, Туэйт, — Трейси обхватил полицейского сзади. — Подумай сам, посмотри на это пламя. При таких взрывах не выживает никто. Ты только сам погибнешь!
Туэйт вырвался и повернулся к Трейси. Трейси увидел, как изменилось лицо друга: казалось, оно окаменело, из глаз бежали слезы, оставляя на почерневших щеках белые бороздки.
— Пусти меня! А то я тебя убью! — В этих безумных глазах Трейси увидел решимость.
Трейси опустил руки.
— Послушай, Туэйт...
Но детектив уже бежал прочь — не к пылающему дому, а прочь, прочь от него, во тьму.
— Я знаю, кто это сделал! — Кричал Туэйт. — Сукин сын Антонио! — Первые подбежавшие зеваки расступились перед ним, словно воды Мертвого моря перед Моисеем. — Я оторву ему яйца!
— Подожди! — окликнул его Трейси, но Туэйт уже мчался по темной улице. Вой сирен стал ближе, подъехали пожарные машины. Трейси махнул зевакам рукой и кинулся вслед за Туэйтом.
Дома в неверном свете пожарища казались призрачными, перед ними стояли люди в наспех накинутых халатах, полузастегнутых рубашках, их лица были белыми от страха и удивления. Кто-то пытался окликнуть его, спросить, что случилось, но большинство стояло молча, повернув головы к пляшущим языкам пламени. Они казались застывшими, словно на фотографии.
Справа Трейси увидел темный массив парка. На листьях играли блики, казалось, что и деревья объяты пламенем. Даже здесь, на достаточном удалении, чувствовался сильный химический запах взрывчатки.
Трейси заметил, что Туэйт свернул налево, на лужайку, заросшую одуванчиками, и скрылся во мраке.
Трейси перешел на шаг. Вдоль темной аллеи стояли дома, первые этажи их были без окон. Трейси приблизился к первому справа дому, осмотрел дверь. Она была старой, покрытой множеством слоев облупившейся краски, сквозь краску проступали вырезанные ножом слова. Трейси покрутил блестящую металлическую ручку — дверь заперта.
Он двинулся дальше. Следующая дверь была металлической. Кто-то разукрасил ее волнистыми линиями из аэрозольного баллончика.
В свете фонаря Трейси оглядел замок и увидел вокруг него блестящие свежие отметины — будто кто-то второпях пытался подобрать ключ. Он взялся за ручку, медленно повернул. Дверь беззвучно отворилась. Перед Трейси простирался темный коридор.
Трейси вошел. Он стоял, вслушиваясь, впитывая в себя атмосферу дома. Здесь ужасно воняло — отбросами, гниющими деревянными панелями, пылью. Откуда-то слышалась испуганная возня крыс.
Все чувства Трейси были обострены. Он осторожно, дюйм за дюймом, двигался вперед. Теперь он услышал, как где-то наверху, над его головой, мерно капает вода. Разглядел отблески бледного, словно кожа покойника, света на полу, и почему-то вспомнил об Орфее, спускавшемся в ад.
Свет стал ярче, и с ним появились новые звуки: ритмичные, с придыханием, как будто работала какая-то машина.
— Ox! Ox! Ox! — Это были звуки боли.
В Виргинии они научили его многому и прежде всего искусству выживания. Но сама эта выучка как бы подсказывала, что с заданий, на которые его станут посылать, ему не суждено вернуться.
Трейси ступал теперь так, как учил его Джо Фокс, индеец из племени сиу. Не на цыпочках, потому что так легко потерять равновесие, а на внешних сводах стопы: тогда и равновесие сохраняется, и шаги не слышны.
Он двигался вперед, по пыльному гадкому полу, и перед ним рос конус грязно-желтого света. Свет лился из открытой двери.
Трейси заглянул внутрь. Такого он никогда не видел: комната вся была устлана покрывалами из искусственного меха — грязный пол, кушетка, даже хромоногий журнальный столик. На стенах висели коврики, изображавшие оленей у водопоя, заснеженные горные вершины, обезьян, резвящихся в африканских джунглях. Отвратительный желтый свет исходил от двух металлических торшеров с абажурами из просмоленной бумаги. Трейси увидел могучую спину детектива.
— Его здесь нет!.. Ox, ox, ox!
Голос, полный боли и страха, принадлежал женщине. Теперь Трейси разглядел и смуглую ногу, конвульсивно вздрагивавшую от боли.
— Говори, где он?! — Туэйт задыхался от ярости.
Женщина закричала, и Трейси догадался, что делает Туэйт. Он отошел чуть в сторону, чтобы увидеть и убедиться.
Как он и предполагал, Туэйт вцепился в левое колено женщины, сжимая его таким образом, что все ее попытки вырваться и ослабить боль работали лишь против нее.
Туэйт снова и снова выкручивал колено, женщина стонала, лицо ее было покрыто потом, пот блестел в темных волосах, косметика расплылась в грязное пятно. Но, несмотря на боль, выражение лица выдавало все: она знала, где находится этот Антонио, но, видимо, боялась его куда больше, чем полицейского. Туэйт может ее искалечить, Антонио же прямиком отправит в могилу, и даже если его упрячут за решетку, это ничего не изменит: у Антонио длинные руки.
Трейси читал все это на ее лице, но, в конце концов, не он только что потерял всех своих близких. Туэйт же видел в ней единственное звено, которое могло связать его с Антонио.
Трейси ужасно хотелось остановить, оттащить Туэйта от женщины, но он понимал, что тому сейчас ничего не объяснишь. Он оглядел комнату в поисках второго выхода: вполне возможно, что Антонио уже далеко, но Трейси был склонен думать иначе. Антонио — любитель, а любителям всегда любопытно посмотреть на результаты своих трудов.
Если его предположения верны, Антонио по-прежнему где-то здесь. Трейси тихонько обошел комнату: единственный способ спасти женщину — отыскать Антонио.
Много времени это у него не заняло: Туэйт и сам бы увидел то, что следовало, если бы глаза ему не застилала ярость.
Одно из меховых покрывал было сбито в сторону, будто его приподнимали, а потом впопыхах уложили на место. Трейси наклонился, прощупывая пол под ним. Потом отодвинул покрывало: перед ним предстал люк в полу с металлическим кольцом и врезным замком.
Если замок не заперт... Раздумывать было некогда: Трейси принял решение мгновенно.
Твердо упершись ногами в пол, Трейси рванул на себя кольцо. Люк не поддавался. Он попробовал еще и еще. Тщетно. И тогда, напрягшись, он выкрикнул тот особый клич — «кия!» — которому научил его в Бан Me Тоуте маленький Ю. Клич, дарующий особую силу.
И дверца поддалась. Она отлетела с такой силой, что Трейси едва успел выдернуть из кольца пальцы, а то бы сломал. И тут же прыгнул в открывшуюся дыру — эхо его крика еще металось по цементному, шесть на шесть футов кубу.
Он присел на корточки и тут же увидел скорчившегося в углу Антонио. Черные глаза сутенера затравленно бегали по сторонам, лицо было чем-то измазано, напомаженные волосы торчали в разные стороны, а толстая верхняя губа задралась, приоткрыв зубы.
Шелковая рубашка была разорвана, и Трейси увидел запятнанные кровью бинты. Здоровой рукой Антонио сжимал маленький дамский пистолет 22 калибра со взведенным курком.
Все это Трейси разглядел в ту долю секунды, пока приземлялся на заваленный мусором, мерзкий пол подвала.
Крик «кия» заставил Антонио замереть — первобытный крик, известный человечеству с незапамятных времен, крик смертельной опасности. Ю говорил, что им пользовались еще римские легионеры, чтобы нагнать страх на неприятеля. Именно из этого крика, уверял Ю, родилось слово «паника»: им пугал бедных нимф древнегреческий бог Пан, и они падали жертвами его ненасытной сексуальности.
