Снизу бесшумно поднимался второй инспектор, который сидел перед домом в машине.
У Вики в сумочке зазвонил телефон.
Первый инспектор цокнул языком и запрещающе покачал головой: не надо, не трогай его.
– Вам придется проехать с нами, гражданочка, – сказал второй, бесшумно подошедший вплотную.
Вика вздрогнула и прижала к себе тигренка.
* * *
Взрывом выбило широкие витринные окна зала игровых автоматов, раскидало по тротуару какие-то бумажки, жетоны. Место происшествия было оцеплено постовыми и обозначено белой лентой, привязанной где куда – к водосточной трубе, к вынесенному из зала высокому табурету, к ящикам. Внутри оцепления стояли две «скорые помощи», патрульный «УАЗик», микроавтобус взрывотехников ОМОН. Виднелись статичные фигуры местного руководства, прибывшего отметиться и проконтролировать, щелкал фотоаппаратом эксперт, опрашивал какую-то женщину участковый.
Кто-то из руководителей по телефону докладывал в дежурную часть главка:
– Один человек погиб, у двоих ранения средней тяжести…
Когда Роман и Егоров подъехали, два медика с носилками выходили из раскуроченных взрывной волной дверей зала. Человек на носилках был до середины лица укрыт простыней, но показалось, что это Стас, и Шилов с Егоровым бросились к нему из «Фольксвагена».
Это оказался не Скрябин.
Скрябин, живой и почти невредимый, курил под аркой дома напротив, почти на том самом месте, где получасом раньше стояла машина Румына.
– Георгич! – крикнул он.
Круто изменив направление, Роман и Егоров подбежали к нему.
У Стаса был растрепанный вид, испачканное лицо и царапины на шее и на скуле.
– Живой, а?! Птица-феникс!
– Мы, боевые мотыльки, в огне не горим. – Скрябин закурил новую сигарету и смял опустевшую пачку.
У Романа зазвонил телефон.
– Да!
– Рома, это Голицын. Надо срочно найти жену Прапора.
– Юра, я занят. Давай позже. – Шилов убрал «трубку» в карман, кивнул Стасу: – Ну!
– Похоже, он меня вычислил.
– И промахнулся?
– Нет, он все сделал точно. Меня Заяц спас.
– Какой заяц?
– Потом расскажу. У нас остался только адрес Пановой. Если он начнет зачищаться, то, значит, и ее тоже.
– Твою мать! Где ж людей взять?
Снова дозвонился Голицын.
– Да, Юра!
– Что ты решил?
– Ну а мы-то тут при чем? Это вообще не наша тема.
– Рома, ее убьют. Арнаутовский отдел замазан, им соваться нельзя.
– А у меня на шее двадцать дел и московская проверка. Один опер с проломленным черепом в больнице лежит, второго чуть не взорвали. И я не знаю, что еще будет минут через пять, а ты мною чужие дыры латаешь.
– Рома, это операция Кальяна. Он по твоим делам тоже мелькал. На этом деле можно его прихватить. И дальше можешь его давить, на что хочешь.
– Сомневаюсь…
– А ты не сомневайся, Рома, ты меня не первый день знаешь. Дай мне эту женщину, и я прихвачу Кальяна, я тебе обещаю.
– Твою мать! Где ее найти?
– В Гатчине. На работе ее нет, я звонил. Но сын в садике. Если поспешите, то успеете перехватить, когда она за ним придет.
Поехали все втроем. Приехали, договорились с воспитательницей, и стали ждать. Сначала сидели в машине, потом вышли размяться.
Дети бегали по площадке, играли. У мальчишек было много пластмассового оружия – пистолеты, автоматы, винтовки, и они весело изображали войну. Понарошку убитые падали и лежали, подражая увиденному в кинофильмах. Сын Прапора Олег бегал вместе со всеми. У него был «калашников», очень похожий на настоящий. Он расстреливал товарищей длинными очередями и радостно кричал:
– Ты убит! Ты убит!
Шилов облокотился на металлическую ограду детской площадки, сунул в рот сигарету.
– Ты бы не курил, тут дети, – сказал Стас.
– Пусть привыкают, – буркнул Роман, но закуривать все же не стал.
– А моя тайком дымит, – сообщил Егоров. – Думает, я не знаю.
– Все мы так в детстве думаем, – ответил Стас. Подумав, добавил: – А я сына хочу.
– Так в чем проблема?
– Найти правильную женщину.
– Ну, это как раз не проблема, – махнул рукой Шилов.
– А чего сам не женишься? – Егоров посмотрел на него.
– Детей не люблю, – ответил Роман после паузы.
– Это пройдет…
– Просто ты еще не нашел свою женщину, – добавил Стас.
Подошла воспитательница:
– Вы про сили сообщить. За Олегом пришла мама.
– Где она?
– Вон, видите?
Женщина в коротком, песочного цвета пальто и расклешенных джинсах стояла у бокового крыльца детского сада. Именно она принесла Арнаутову деньги, а потом пыталась утопить его своими показаниями. Теперь ее надо спасать…
Мальчик с «калашниковым» оставил игру и подбежал к маме. Она ему что-то сказала, поправила шапочку. Заметила троих приближающихся мужчин и с тревогой посмотрела на них.
– Добрый день, – сказал Шилов, показывая удостоверение. – Вам придется проехать с нами.
– С какой стати?
Деликатничать не хотелось, и Роман сказал прямо:
– Вы жить хотите?
– Что? – Прямота имела успех, женщина сразу поверила, что дело серьезно.
Шилов посмотрел на мальчика и, очень убедительно разыграв удивление, показал на его щеку:
– Ты где это так испачкался? Ну-ка, иди, помойся.
Сын посмотрел на маму. Она кивнула:
– Иди, иди.
Мальчик взбежал по крыльцу и скрылся в доме.
– Ваш муж убит, – сказал Шилов. – Кто и почему его убил, вы сами догадываетесь. Если вы любите сына, вам придется проехать в прокуратуру и рассказать всю правду.
Женщине потребовалось всего несколько секунд на раздумья. Потом она решительно кивнула:
– Да. Я так и знала, что этим кончится. Я готова.
– Ребенка есть куда отвезти?
– К бабушке.
Мальчик выбежал из дома и с ходу обвинил Шилова:
– Ты меня обманул! У меня щека чистая.
– Я не обманул, а пошутил.
– А врать плохо.
Во время разговора Роман и Стас стояли к женщине лицом, а Егоров посматривал по сторонам и первым заметил вишневый «Лэндкрузер» с дочерна затемненными стеклами. Проехав вдоль ограды, джип остановился у калитки, в нескольких метрах от «Фольксвагена» Шилова. Открылись двери, вышли Кальян и двое бойцов, вставших по обе стороны от него. Вид у них был вполне угрожающий. Водитель остался в машине.
– Это он подговорил вас обвинить Арнаутова? – спросил Шилов.
Не колеблясь, женщина кивнула и взяла сына за руку. Если у нее и оставались какие-то сомнения, то своим появлением Кальян их полностью разрешил.
– Идем спокойно, – сказал Роман, расстегивая «молнию» куртки и движением плеча поправляя подмышечную кобуру так, чтобы было удобнее выхватить пистолет. – Стас – с женщиной, Витя страхует. Готовы? Вперед.
Он пошел первым.
Кальян и его люди стояли, не двигаясь. Кто-то из них убил Прапора. Вряд ли он сам, не по его статусу такой мелочевкой мараться. Он отдал приказ, а исполнил кто-то другой. Тот, который стоит справа. Или слева. Или который остался в машине.
Тонированное стекло не позволяло увидеть, чем занят водитель, и Роман старался идти так, чтобы Кальян с бойцами все время находился прямо между возглавляемой им группой и черным окном водительской дверцы «Лэндкрузера». Кальян, конечно, не полный обмёрзок, чтобы устраивать бойню при таких обстоятельствах, но чем черт не шутит?
Обошлось без стрельбы.
Когда подошли ближе, Кальян вежливо, с полупоклоном, приветствовал:
– Здравствуйте, Роман Георгиевич. Какими судьбами?
– Здравствуйте, Федор Аркадьевич. Работаем.
– Не бережете себя.
– Выслуживаюсь.
– Похвально.
– Можно, мы пройдем к машине?
Кальян посмотрел через плечо на «Фольксваген» и чуть отступил в сторону, символически освобождая проход:
– Конечно.
Стоя вполоборота к Кальяну, Роман подождал, пока за его спиной Стас, женщина с ребенком и Егоров не дошли до «Фольксвагена». С брелока отключил сигнализацию и разблокировал двери, убедился, что они сели. После этого попрощался:
– До свидания, Федор Аркадьевич.
– Удачи, Роман Георгиевич. А я думал, у нас с вами одни враги.
Кальян имел в виду Арнаутова.
– Да нет, вы ошиблись.
– Жаль. Мог бы получиться шикарный альянс.
Кальян сделал своим бойцам знак грузиться в машину, а сам остался стоять, наблюдая, как «Фольксваген» разворачивается и увозит опасную для него свидетельницу.
По большому счету, ему на это было плевать. Ее показания уже ничего не решали.
* * *
Пока отвезли сына к бабушке, пока ехали из Гатчины в Питер, наступил вечер.
Голицын, словно почувствовав их приближение, встретил в коридоре прокуратуры.
– Спасибо, Роман Георгиевич.
– Да ладно.
В дороге с женщиной поговорили, и стало понятно, что старались не зря. Она сдала Кальяна с потрохами и была готова идти до конца, через опознания, очные ставки, судебные заседания. Правда, статья, которую можно было вменить Кальяну на основании ее показаний, была не слишком тяжелой, но для начала – хоть что-то.
