— Простите отец, но я отказываюсь. Я не пойду на Остейзию и тем более я не пойду в поход вместе с этими зеленокожими уродами!
— Что ты сказал! Ты хоть понимаешь, что оскорбляешь честь нашей семьи, так говоря о моих гостях?!
— Хорошо, что вы первым заговорили о чести, отец. Хочу вам напомнить, что вы уже говорили мне о семейной чести. В этом самом зале, вы говорили мне о том, что достойно для сына конунга, а что нет. И теперь я хочу у вас спросить? Много ли чести в том, чтобы из-за золота нарушить данное вами слово и пойти грабить вчерашнего союзника с теми, кто всегда убивал нас?
— Замолчи, мальчишка! Ты хотел жениться на шлюхе!
— Да, хотел! И сейчас хочу! Но это мое желание ничто по сравнению с тем, что вы хотите сделать! Неужели ваша честь, честь нашей семьи и честь всех железных кланов стоит тех денег, которые посулил вам этот человек!?
Едва он замолчал как Эрик, вскочил со своего места, вместе с ним на ногах оказались и все остальные сидевшие рядом.
— Повтори это еще раз! Повтори, я сказал!
— Я не пойду в поход на Остейзию! Я не запятнаю ни свою, ни семейную честь предательством!
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения Эрика. Конунг заорал так, что его было слышно на улице.
— Убирайся отсюда! Ты мне больше не сын! И ты больше не ярл! Убирайся, пока я не приказал слугам вышвырнуть тебя отсюда!
— Как вам будет угодно, — сказал Олаф, он хотел было уйти, но вспомнил об увесистом мешочке, висевшем у него на поясе. Сорвав его, Олаф швырнул мешочек точно на стол. Тот упал точно перед Эриком, опрокинув на него кубок с вином.
— Это ваша доля добычи, которую я только что взял с ваших новых друзей, — после этого он направился к выходу. Вместе с ним шёл Вигмар, возле выхода к ним присединился Хроки, его вечную весёлость как ветром сдуло.
Гюнтер потрясенно смотрел ему в след, пожилой герцог был уверен, что кто-кто, а уж Олаф быстрее всех рванет в Остейзию. Видимо он ошибся, но дело было сделано, герцог незаметно опустил руку в карман и дотронулся до вибрировавшего амулета.
Эрик сел как громом поражённый. За женским столом беззвучно плакала Брунгильда. Ивар молча смотрел в спину младшего брата и на его мужественном лице играли желваки. Угги обвёл тяжёлым взглядом родню, посмотрел на орков, Гюнтера и, глубоко вздохнув, сказал хриплым голосом:
— Эрик, брат. Мальчишка прав. Мало чести в том, что ты задумал. А в его словах её, наоборот, очень много.
После этого он тоже повернулся и вышел из тронного зала. Ускорив шаги, он догнал Олафа и окликнул его.
— Дядюшка, вот так сюрприз! С чего вдруг вы так решили?
— Знаешь что, мой мальчик. Мне резко разонравился воздух Железных островов.
— Это точно, Угги, тут воняет дерьмом, — сказал Хроки и посмотрел на Вигмара. Флегматичный кормчий только пожал плечами.
Молча они дошли до порта. Угги отправился покупать провизию и воду, а Хроки с парой парней обошёл портовые кабаки, собирая воинов Олафа. Через час весь хирд юноши, все три сотни воинов, слушал новости. Закончив, он сказал что покидает Железные острова и предложил воинам последовать за ним. К его удивлению, согласились все. Вскоре три драккара уже были в море.
— Олаф, а ты знаешь куда нам идти? — спросил у юноши его дядя.
— Не знаю, дядюшка. Подальше отсюда.
— Ну если подальше отсюда, то я знаю хорошее место. Когда-то я был знаком с сыном одного эмира в Зорристане, думаю, что сейчас он занял место папаши. Им там всегда нужны хорошие воины.
— А что? Отличная идея! Тамошних девок я еще не пробовал, — заметил Хроки.
— Кто про что, а ты о бабах, хотя не мне это говорить, — сказал Олаф, все тут же рассмеялись, когда все успокоились Олаф продолжил:
— Почему нет? Зорристан, так Зорристан…
***
— Ты уверен, что твой сын не побежит в Остейзию, спасать эту девку?
— Думаю, это возможно. Я удивлён его реакции, на мои слова.
— Эрик, почему ты его не остановил?
— Как ты себе это представляешь, Гюнтер? По-твоему, конунг Железных островов должен бросить собственного сына в тюрьму, просто из-за того что он отказался идти в поход? Если бы я сделал это от меня отвернулись бы ярлы и ты бы остался без моей пехоты.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ты прав, пожалуй. Но задержать его всё равно надо.
— Так попроси об этом Урога.
— Я так и сделаю.
— Сообщи мне, когда всё будет сделано. Я должен знать, где убили моего сына.
Гюнтер закончил разговаривать с Эриком и усмехнулся. Как же сложно всё же приходиться правителям, которые скованы "священными вековыми традициями". Эрик не может убрать собственного сына, даже если он и мешает ему: "Ярлы не поймут". Хорошо, что есть альтернативное решение этой проблемы.
Налив себе кяхтского красного, герцог попросил своего нового придворного мага связаться с королём Волчьих островов. Да, спасибо Фуггерам и их деньгам, теперь у него, как и у многих самодержцев, есть придворный маг.
— Гюнтеррр, пррриветсвую! — раскатистое ррр, эхом отдавалось по кабинету герцога. Поначалу, когда он только начал везти переговоры с орками, эта особенность речи их короля немного раздражала, сейчас же это было уже привычно.
— Младший сын Эрика не пойдёт с Иваром на Остейзию.
— Дурррак! А почему?
— Чести в этом нет, так он сказал Эрику.
— Вдвойне дурррак. Не получит он теперь эту королевсую шлюху, фрррейлины Бабетты хоррроший пррриз для любого воина. И денег не получит.
— Ты прав. Эрик изгнал Олафа. куда он направится неизвестно, вполне возможно, что и в Остейзию, чтобы предупредить. Прикажи своим перехватить его корабли, наш поход должен остаться в тайне.
— С удовольствием, этот маленький поганец изрррядно мне надоел.
***
Олаф молча смотрел на удаляющиеся в туманной дымке острова. Ему было грустно, всё-таки он теперь изгой. Но вместе с этим, юноша понимал, что всё сделал правильно. И тот факт, что весь его хирд ушёл вместе с ним, только подтверждал его правоту. От размышлений о собственной судьбе его оторвал Угги, тот подошёл к племяннику и сильно хлопнул его по плечу:
— Племянник, хватит себя корить. Ты был прав, когда высказал моему братцу всё, что ты думаешь об этом походе. На островах всё прогнило, и мы сейчас думаем только о наживе. Серебро, серебро, серебро: только это в головах и ярлов и простых хирдманов. Мы забыли о том, зачем нам это серебро, забыли о наших традициях, о нашей памяти, о нашей чести. И знаешь что хуже всего? — Олаф вопросительно посмотрел на Угги и тот продолжил:
— Хуже всего то, что никто, понимаешь, никто из убелённых сединами и облечённых властью, ни один ярл, ни один жрец или чародей, никто из них и слова не скащал против идеи Эрика. Только ты, юнец, у которого молоко на губах не обсохло, встал перед конунгом и отказал ему, напомнив о чести. Ты подумай, насколько низко мы пали. И сейчас я понимаю, что и я бы ничего не сказал Эрику. Подумал бы, но промолчал. Так что, спасибо тебе, парень.
— За что, дядюшка?
— За то, что спас меня от меня.
— Угги, я стою сзади вас уже минут десять и не понимаю что происходит. Ты ли это? С чего бы Угги, пивная бочка, стал таким велеречевым? — спросил подошедший к ним Хроки. — Обычно ты ругаешься через слово, а сейчас, прям, философ.
— Да, что-то я разговорился. Хроки, дурья башка, ты почему с пустыми руками? Пиво где?
— Вот теперь узнаю старину Угги, дай мне минуту, — Хроки подошёл к канатному ящику возле мачты и достал из него увесистый бочонок и три потемневшие от времени дубовые пивные кружки.
— Совсем другое дело, — сказал ему Угги, — наливай, сначала нам, а потом и остальным парням. Надо их приободрить. Эй, Олли! — закричал он, обращаясь к кормчему второго драккара, племяннику Вигмара, такому же молчаливому рыжему верзиле как и их кормчий. — Олли, пусть кто нибудь нальёт по кружке хирдманам на твоем драккаре! Понял?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Олли что-то тихонько сказал воинам на его корабле и те, в ответ на слова Угги, громко и слаженно прокричали, что им мало одной кружки. Это заставило рассмеяться Олафа и Угги, тем более что хирдманы на их драккаре повторили клич своих товарищей.
