локоть.
– Слышишь это? Два пушистых дятла беседуют.
Мне пришлось напрячь слух.
– Откуда ты знаешь?
– Легко. «Пушистый падает ниц»[12]. Слышишь, как песня немного затихает в конце?
– Ну да. Но я о другом – откуда ты знаешь, что трель пушистого дятла к концу делается тише?
– А вот это домовый крапивник. Пер-чик-ори! [13]
Мне хотелось схватить его за плечи и встряхнуть.
– Робби! Кто тебя этому научил?
– Мама знала все птичьи песни.
Он, наверное, понимал, что пугает меня. Вероятно, таким образом упрекал отца в невежестве. Пока мы с Али встречались, я ходил вместе с нею наблюдать за птицами. Но после свадьбы позволил другим мужчинам заниматься тем же самым.
– Это правда. Она знала. Но она изучала их в течение многих лет.
– Я не знаю их все. Я знаю только те, которые знаю.
– Ты где-то их изучаешь? Онлайн?
– Нет, я ничего не учу. Я просто слушаю, и они мне нравятся.
Где же был я, пока он слушал? На других планетах.
Мы шли, Робби внимал, а я волновался. Я выполнял расчеты, не зная правил. Насколько мой сын отличался от того мальчика, которым был несколько месяцев назад? Он всегда рисовал, всегда был любопытен, всегда любил живых существ. Но мальчик справа от меня принадлежал к другому виду, чем тот, который меньше года назад играл с микроскопом, подаренным ему на день рождения в нашей арендованной хижине. Он угодил во власть чар и сделался непобедимым.
Еще два шага, и Робби застыл как вкопанный. Махнул рукой, указывая на тротуар и изображая какую-то пантомиму. На асфальте тени от ветвей растущего неподалеку хмелеграба перемежались ярко освещенными участками песочного цвета. Это было похоже на многослойный рисунок в японском стиле, где на шершавой бумаге слои туши парят друг над другом, рождая призрачную жизнь. Его лицо озарилось радостью, которая была заразительна. Но счастье Робби и мое было таким же разным, как крачка на восходящем потоке воздуха и игрушечный самолет на резинке. Я занервничал. Робби мог бы простоять там весь день, наблюдая за призрачными силуэтами, если бы я не подтолкнул его.
Через три квартала от нашего дома был крошечный парк. Робби указал на изящное деревце в углу детской площадки рядом с качелями. Своими очертаниями оно напоминало фонтан.
– Мое любимое. Я его называю «рыжик».
– Что? Почему?
– Потому что у него рыжие волосы. Серьезно! Ты такое раньше видел?
Робби подвел меня к низко свисающим ветвям. Когда мы подошли к дереву, он повернул лист. На нижней стороне, в месте соединения боковых вен и средней жилки, торчали крошечные пучки рыжих волос.
– Шарлаховый дуб. Круто, правда?
– Я понятия не имел!
Сын похлопал меня по спине.
– Все нормально, папа. Не ты один.
С улицы донеслись крики. Трое мальчиков чуть старше Робби пытались сдвинуть знак «Стоп». Беспокойство омрачило его лицо.
– Люди такие странные.
Он отпустил лист, и ветка вернулась на место. Я поднял глаза на ствол дерева, осознавая, что каждый его лист покрыт рыжими волосами.
– Робби, в какой момент ты научился всему этому?
Мой мальчик отшатнулся и уставился на меня: в обозримом пространстве я был единственным живым существом, которое могло вызвать у него недоумение.
– В смысле, «момент»? Я все время учусь!
– Выходит, ты все узнал сам?
Казалось, он всем телом хочет выразить, до какой степени я неправ.
– Все здесь хотят, чтобы я про них узнал. – Прошел всего миг – и Робби совершенно забыл о моем вопросе. Он показал мне муравейник и нору под стеной маленькой беседки. – Еще не разобрался, чье это. – Он присел на корточки и смотрел в дыру достаточно долго, чтобы я забеспокоился. – Кто бы там ни жил, это фантастика.
Робби шел по туннелю из кленов и обреченных ясеней[14], как будто погружался в подводном аппарате на дно Марианской впадины. Я плелся следом, и время от времени он на меня поглядывал. Но я не встречался с ним взглядом. Все не мог выкинуть из головы вопрос, который мучил меня уже несколько недель. И вот он вырвался, стоило мне задуматься о новом способе его подавить.
– Робби, на сеансах в лаборатории… тебе кажется, что мама рядом?
Он остановился и схватился за сетчатый забор.
– Мама повсюду.
– Да. Но…
– Помнишь, что сказал нам доктор Карриер? Всякий раз, когда я тренируюсь на основе ее шаблона, мои чувства…
Соответствуют ее чувствам. Клин лимонного цвета, главный приз на колесе фортуны Плутчика. У Робина был «экстаз», в то время как я застрял на «опасении», «зависти» или еще чего похуже.
Он продолжил путь, и я последовал за ним. Взмахом руки Робин указал на пригородную улицу впереди нас.
– Понимаешь, папа… Это как та планета, на которой мы побывали. Планета, где у всех отдельных существ общая память.
Он указал на перекресток, где малолетние вандалы пытались повалить знак.
– Давай посмотрим, что они там делают.
Это был
