Полковник запаса Вацдорф, который когда-то служил под начальством Ольбрихта как командира роты, сообщает, что тот в середине 20-х годов обратил его внимание на работы Эрнста Никита, особенно на журнал «Видерштанд» («Сопротивление»), выступавший за дружественные отношения с Советским Союзом32. Разумеется, говорит Вацдорф, Ольбрихт не являлся сторонником социализма, однако — примерно в духе Секта — стоял за хорошие отношения и сотрудничество с Советским Союзом33. Его рисуют интеллигентным, начитанным офицером, обладавшим большими познаниями и опытом в организационной и тактической областях. Он читал произведения В. И. Ленина и называл его одним из крупнейших умов нашей эпохи, уважал чужое мировоззрение, если оно порождалось честным убеждением в правоте своих взглядов34.
Несмотря на всю восприимчивость к новым политическим взглядам, Ольбрихту всё же не удалось полностью освободиться от груза традиций и сословных предрассудков. В силу чувства порядочности и справедливости, а также благодаря присущему профессионалу пониманию политических и военных реальностей происходящего он был готов действовать против нацистского режима. Важную стимулирующую роль сыграли в этом два события, глубоко затронувшие Ольбрихта лично: осведомлённость о преступлениях фашистов во временно оккупированных областях Советского Союза и гибель сына на фронте.
Майор Бернхард Бехлер писал после 20 июля 1944 г. об Ольбрихте: «Служа в 10-м пехотном полку, будучи затем полковым адъютантом в 24-й пехотной дивизии и, наконец, в период моей деятельности в ОКХ я весьма хорошо знал генерала Ольбрихта. Солдаты и офицеры особенно любили его, уважали за большие способности, за большое умение вести переговоры в любых кругах.
В критический период декабря 1941 г. мне довелось после пятидневной служебной поездки беседовать с ним. Это было как раз в тот самый день, когда ввиду катастрофического положения на Восточном фронте Гитлер приказал в порядке срочной мобилизации сформировать дивизии «Рейнгольд» и «Валькирия». Он буквально сказал мне тогда следующее: «Бехлер, положение на фронте куда более критическое, чем все мы полагаем». И при этом подвёл меня к карте с нанесённой на ней обстановкой — я после пятидневного отсутствия не был ориентирован — и пальцем показал мне на большой прорыв линии фронта в районе Ливны, вызванный отходом танковой армии Гудериана. Окружавшие Ольбрихта люди считали его в то время чрезмерно пессимистически настроенным. Однако он был прав. Поэтому не случайно, что именно он осознал безвыходное положение в войне и сделал отсюда выводы»35.
Вместе со Штауффенбергом Ольбрихт пришёл к выводу, что нацистский режим должен быть заменён государством демократического характера. При этом он был готов и к сотрудничеству с коммунистами. Ольбрихт вёл большую работу по планированию и организационной подготовке задуманного переворота.
Генерал Эдуард Вагнер родился в 1894 г. в Кирхенламнице близ Хофа, в 1914 г. лейтенант в 12-м баварском артиллерийском полку. Уже в 1938—1939 гг., будучи обер-квартирмейстером, участвовал в подготовке Беком планов переворота. В 1941—1942 гг. он ещё верил, что командующие группами армий и армиями сумеют заставить Гитлера отказаться от верховного главнокомандования. 1 августа 1943 г. Вагнер был произведён в чин генерала артиллерии. Он в значительной мере разделял взгляды Штауффенберга и по своей должности генерал-квартирмейстера, отвечавшего за обеспечение войск и Административное управление, сослужил заговорщикам большую службу.
Генерал артиллерии Фриц Линдеман родился в 1894 г. в Шарлоттенбурге и в 1913 г. в чине лейтенанта был назначен в 4-й полк гвардейской полевой артиллерии в Потсдаме. Получив в 1937 г. чин полковника, он в 30-х годах публиковал в военно-теоретических журналах многочисленные работы. 1 декабря 1943 г. получил чин генерала артиллерии и с октября 1943 г. являлся начальником артиллерийско-технической службы ОКХ. У него имелись обширные связи. Родственники и друзья Линдемана в Дрездене, у которых он после 20 июля намеревался скрываться, поддерживали контакт с социал-демократическими участниками Сопротивления. В 1944 г. Фридрих Флик, магнат сталелитейной промышленности и военный преступник, попытался оказать на Линдемана влияние, чтобы с его помощью остаться невредимым при ожидавшемся крахе нацистского режима. Роль посредника играл племянник и сотрудник Флика Бернгард Вайс, который был знаком с Линдеманом. Флик стремился открыть фронт на Западе и предлагал Линдеману в случае удачи государственного переворота пост в своём концерне38. Однако Линдеман не дал ввести себя в заблуждение и поддержал требование Штауффенберга о прекращении военных действий на всех фронтах, прилагая особенные усилия для установления связей с НКСГ.
И наконец, к группе Штауффенберга следует причислить ещё двух офицеров, которые не принадлежали к описанным выше кругам, но поддерживали с ним близкие отношения.
В ноябре 1943 г. к Общевойсковому управлению сухопутных войск был прикомандирован тяжело раненный на Восточном фронте обер-лейтенант Вернер фон Хефтен (род. в 1909 г.). Мать его приходилась сестрой генерал-фельдмаршалу фон Браухичу. Хефтен не был кадровым офицером, до войны являлся юрисконсультом в Берлине. Его брат Ганс Бернд служил в министерстве иностранных дел в ранге легационного советника. Братьев Хефтен связывала тесная духовная близость с заключённым в концлагерь Дахау пастором Мартином Нимёллером. Вернер фон Хефтен стал офицером-порученцем при Штауффенберге и его верным помощником, разделившим и его мысли, и его судьбу.
Близкие, сердечные отношения, которые Клаус фон Штауффенберг поддерживал со своим старшим братом графом Бертольдом Шенком фон Штауффенбергом37, сохранились и в период подготовки переворота. Бертольд изучал право и государствоведение, с 1931 по 1934 г. служил секретарём-публикатором в Гаагском международном суде. Затем вновь сотрудничал в Институте международного права в Берлине, где особенно занимался вопросами военного права. Говорил по-английски, по-французски, по-итальянски и по-русски. В начале войны был назначен советником по вопросам международного права в аппарате руководства морской войной в Берлине, где затем занимал должность военно-морского судьи в чине майора.
«По натуре он был человеком, державшимся обособленно, но в личном, а не общественном смысле,— писал один из его тогдашних друзей. — Такова была его манера: он знал правила игры, но не слишком ловко ими пользовался. В нём всё ещё сохранялось что-то от великовозрастного юноши: скромен и угловат, добродушен, выжидателен... Многие отказывались от попыток сблизиться с ним, потому что он даже не старался поддерживать разговор... Концентрированное спокойствие было для него самым существенным, необходимым как для творчества и величия, так и для удовольствия и наслаждения... Искусство было для него действительностью. Он умел схватывать и оценивать изобразительное искусство, любил классическую старинную музыку, но сам жил поэзией. В неё уходили его жизненные корни, она служила ему образцом и нормой»38. Скульптор Урбан Тирш, служивший офицером в Берлине, так характеризует различие в душевном складе братьев Штауффенберг: «Если сутью его брата Клауса была богатая, настойчиво рвущаяся на простор сила, то сила Бертольда
