казалась полностью обращённой внутрь»39. В Берлине Клаус фон Штауффенберг был у Бертольда, посвящая его во все свои мысли и часто советуясь с ним.
Кроме названных здесь офицеров, игравших в заговоре руководящую роль, имелось ещё несколько более или менее посвящённых и участвовавших в подготовке государственного переворота, К ним принадлежали, в частности: капитан Фридрих Карл Клаузинг, после тяжёлого ранения откомандированный в апреле 1944 г. в Общевойсковое управление сухопутных войск; капитан Ганс Фриче из 9-го пехотного полка в Потсдаме40; сыновья неоднократно упоминавшегося начальника Управления сухопутных войск рейхсвера генерала фон Гаммерштейн-Экворда лейтенант барон Людвиг фон Гаммерштейн и оберлейтенант барон Кунрат фон Гаммерштейн, который поддерживал личную связь с Гёрделером; лейтенант фон Оппен, фамильное имение которого Штауффенберг посетил ещё в июле 1944 г.; обер-лейтенант Эвальд Генрих фон Кляйст, отец которого — крупный померанский помещик Эвальд фон Кляйст-Шменцин — был аристократически-консервативным противником Гитлера; капитан граф Ульрих Вильгельм Шверин унд Шванефельд; подполковник службы генерального штаба Бернхард Клямрот, служивший в ОКХ; майор службы генерального штаба Иоахим Кун, с 1944 г. — 1-й офицер (начальник оперативного отдела) штаба 28-й егерской дивизии, помолвленный с кузиной Штауффенберга (помолвка, однако, расстроилась); подполковник службы генерального штаба Роберт Бернардис, австриец, после заболевания на фронте служивший в Общевойсковом управлении и весьма ценившийся Штауффенбергом, и другие.
Большинство этих офицеров, хотя и выступали за устранение Гитлера, почти не задумывались о последующем политическом облике Германии. В этом вопросе они шли за Гёрделером и его группой. Справедливо то, что писал тюремный священник Пёльхау, познакомившийся со многими из них после 20 июля; «К офицерскому кругу заговорщиков можно причислить также довольно большую группу людей, не принимавших в заговоре большого идеологического участия. То были в большинстве своём молодые офицеры, возмущённые несправедливостью и жестокостью, но не выступавшие за какую-либо определённую политическую идею. Зачастую они следовали за своими военными начальниками лишь из простого чувства товарищества. Это особенно относилось к офицерам франконских гарнизонов»41.
Друзей и союзников Штауффенберг нашёл также в Крайзауском кружке, с которым он установил контакт с осени 1943 г. Крайзауский кружок представлял собой группу буржуазных чиновников, офицеров, духовных лиц и социал-демократической интеллигенции, объединявшихся вокруг графа Гельмута Джеймса фон Мольтке и графа Петера Йорка фон Вартенбурга. Группа вначале собиралась в Крайзау (Силезия) имении Мольтке, а в дальнейшем — в доме Йорка в Берлине42. Крайзауский кружок занимался разработкой на христианско-гуманистической основе планов преобразования Германии после свержения Гитлера, которое большинство членов кружка считали обеспеченным лишь в результате победы союзников. Политический состав кружка был весьма разнороден. Реакционным элементам здесь противостояли представители прогрессивных буржуазно-демократических взглядов, с которыми Штауффенбергу вскоре удалось установить тесный контакт.
Граф Гельмут Джеймс фон Мольтке (род. в 1907 г.) доводился внучатым племянником известному фельдмаршалу и начальнику генерального штаба прусско-германской армии. Мать была англичанка. По окончании гимназии в Потсдаме (он жил тогда у барона фон Мирбаха) обучался в Германии и Англии юридическим наукам и вскоре был допущен в обеих странах к адвокатской деятельности. Уже в 23-летнем возрасте (в 1930 г.) ему пришлось взять на себя управление отцовским имением.
В 20-х годах Мольтке вместе со своими друзьями организовал трудовой лагерь для рабочих, крестьян и студентов, стремясь тем самым смягчить социальные противоречия и породить новое чувство общности. Благодаря этому он вступил в контакт с представителями профсоюзов, а также с Адольфом Райхвайном, ставшим позже социал-демократом. В процессе своей деятельности он столкнулся с социальными вопросами того времени и основательно занялся ими. Мольтке пришёл к точке зрения, что обеспечение материального существования является базой человеческого достоинства, а потому общество должно действовать, руководствуясь христианскими этическими принципами. Решением социального вопроса ему представлялся своего рода утопический христианский социализм, причём важное значение придавалось воспитанию в духе народной общности и взаимного уважения, а также личному примеру. Несмотря на враждебность со стороны соседей-юнкеров, он разделил земли своего поместья между крестьянами, тем самым желая показать, каким должен быть новый социальный порядок в будущем43.
В качестве адвоката Мольтке защищал с 1933 г. евреев и других лиц, преследовавшихся нацистским режимом. В 1937—1938 гг. он защищал своего бывшего учителя — правоведа профессора Артура Вегнера, который подвергался преследованиям гестапо. Впоследствии Вегнер писал о Мольтке: «Он был, пожалуй, самый деловой, самый разумный и самый способный юрист, какого я когда-либо знавал среди своих студентов... То, что он сделал как немецкий и английский юрист, как защитник преследуемых и унижаемых, войдёт в историю»44.
Будучи экспертом по международному праву в ОКХ в ранге советника военной администрации, Мольтке выступал против жестокого обращения с военнопленными и гражданским населением в оккупированных областях, особенно Советского Союза, и не допустил расстрела в Африке взятых в плен французов. Во время одной из поездок в Осло он информировал подполковника Теодора Штельцера, служившего там в германской военной администрации и принадлежавшего к Крайзаускому кружку, о запланированных в то время акциях против евреев в Дании и Норвегии. Штельцер предупредил норвежских друзей, которым удалось устроить многим евреям бегство в Швецию. Поскольку Мольтке хорошо знал преступления нацистов, именно его влиянию следует приписать, то, что в принципиальном документе Крайзауского кружка выдвигалось требование осуждения военных преступников международным трибуналом.
Письмо, написанное Мольтке своему другу Лайнелу Куртису в Оксфорд летом 1942 г. и отправленное в Англию с помощью посредника через Швецию, свидетельствует о том, что к этому времени он уже давно осознал необходимость поражения Германии и соответственно действовал. Обрисовав сначала положение в Стране и выразив свою надежду на то, что обновление придёт из церковных кругов, он писал:
«Ты знаешь, что я с первого дня боролся против нацистов, но степень угрозы и самопожертвования, которая требуется от нас сегодня и, вероятно, потребуется завтра, предполагает нечто большее, чем наличие добрых этических принципов, особенно поскольку мы знаем, что успех нашей борьбы, вероятно, будет означать тотальный крах, а не национальное единство. Но мы готовы прямо глядеть этому в лицо»45.
Об отношениях между народами после войны в письме говорилось: «Для нас послевоенная Европа является в меньшей степени вопросом о границах и солдатах, о сложных организациях или крупных планах. Послевоенная Европа — это вопрос, как вселить облик человеческий в сердца наших сограждан. Это вопрос, религии, воспитания, семейных и трудовых связей, правильного соотношения между ответственностью и правами». Письмо заканчивалось словами: «Так не забывайте же: мы полагаем, что вы, не дрогнув, выстоите, точно так же, как и мы готовы внести свой вклад, и не забудьте, что когда для вас всё будет позади, нам предстоит весьма горький конец.
