Словно в подтверждение этих его мыслей с небес донесся скрипучий каркающий смех. На фоне ярко-голубого неба парил похожий на крест крылатый силуэт. Кто-то мог бы подумать, что это орел или гриф, но Митя-то точно знал, кто там. Словно для того, чтоб развеять уж все сомнения, тварь сложила крылья, стремительно падая вниз. И распахнула их вновь только над самыми головами, обдавая испуганно присевших людей запахом нагретых перьев и раскопанной земли. Пронеслась над ними, едва не мазнув Митю по лицу краем черного одеяния. И тяжело хлопая крыльями, снова пошла вверх.
- Мара. – тяжело проговорил отец. – Да еще и рыжая. Надо полагать, та самая, что в поезде… И та… - он вопросительно поглядел на сына, вспомнив, что тот пытался рассказывать о маре в поместье.
Митя только оскорбленно выпрямился в седле и отвернулся.
- Ингвар с герром Лемке… - Подошедший Свенельд Карлович кивнул на старичка-германца, любовно заматывающего порванную мертвяком трубку на ноге паро-коня. - …ваш автоматон слегка подлатают, но этого хватит только до мастерской. Так что позволю себе пригласить вас, Аркадий Валерьянович, к нам в имение. У нас мастерская есть.
- Мда-с… Очень ваш механик вовремя появился. – пробормотала отец. – Да и вы, Свенельд Карлович, весьма… хм, сильны. Мертвяка голыми руками…
- За Ингвара испугался. – слегка смущенно ответил германец.
Митя только злорадно улыбнулся: господин Штольц думает, что батюшка ему комплемент сделал? Наивное дитя Одина! Уж Митя-то отца знал: сейчас у него в голове с неслышным шелестом обрушиваются все предыдущие построения относительно двойного убийства. И в первую очередь, что связано оно с пропавшим докладом по делам железнодорожным, а вовсе не с местными проблемами. Вместо отброшенной версии рождается новая, где есть место и мертвяку в роще, и рыжей маре, и следам паро-телег… и подозрениям к их владельцам.
Митя ухмыльнулся снова: еще злораднее. Батюшка так гордится собой: дворянство выслужил сыскным талантом, имение… А только в деле сыска никчемный светский сын его обогнал: Митя-то уже и про господина Бабайко знает… и что рыжая мара к здешним делам никакого касательства не имеет. И от Митиного расположения зависит: рассказывать отцу или нет. Он еще хорошенько подумает, стоит ли!
- Везти тела на станцию уже не имеет смысла. – продолжал отец, глядя на еще полыхающее пятно посреди дороги – все, что осталось от двух оживших мертвецов. – От них уж сама Жива толку не добьется, не то что местный малокровный целитель. Так что с благодарностью принимаю ваше…
- А багаж? – перебил Митя, только что давший зарок не говорить отцу ни слова, пока не услышит извинений. – На мне даже сейчас чужая сорочка!
- На мне, честно говоря, тоже… - отец явственно растерялся. – Право, даже не знаю… - он перевел взгляд с оставшегося без лошади стражника на урядника с его каурым.
- Я вас, ваше высокоблагородие, одних не оставлю! – мгновенно подобрался Гнат Гнатыч. –Багаж и почекать може, а з вами два паныча молоденьких. Ну как знов якась нежить привяжется? Да и третьего нашего сыскать надобно, куды он там утек…
- Може и схарчили его уже! – немедленно вставил уцелевший стражник.
- Мовчи вже, трусло несчастное! – урядник замахнулся на него хлыстом.
- А чего я мог-то, Гнат Гнатыч? У меня, вона, даже ножиков, как у их высокородия, нету.
«Потребовались ожившие мертвецы, чтоб местные начали величать отца «высокородием». – меланхолично подумал Митя.
- Придется вам мою сорочку взять, Аркадий Валерьянович! – устало улыбнулся Штольц. – Мите тоже что-нибудь подберем. Он у вас герой: не струсил, не растерялся.
- Все мои рубашки к Митиным услугам! – раздался звонкий от ревнивой злости голос Ингвара, и он выразительно оттянул рукав собственного простонародного безобразия, измаранного в пыли, копоти, и брызгах мертвяка. – Правда, все они несколько… немного совсем… в машинном масле… не отстирывается уже… - и с явным наслаждением уставился в перекошенную Митину физиономию.
- Ингвар! – раздраженно перебил его старший Штольц и торопливо заговорил. – Бери господина стражника в кузов. Я тоже с Ингваром поеду, ваш автоматон лучше не перегружать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Отец взобрался в седло и бережно потянул рычаги. Пусть и с неприятным клацаньем, но автоматон ожил.
- Вы молодец, Ингвар! – радостно крикнул отец, выводя автоматон на дорогу.
«Для этого плебея у отца похвала нашлась, не то что для родного сына. Да если бы не здешняя дорога, паро-конь бы и шагу не прошел!» – глядя на шумно припадающего на переднюю ногу и то и дело брызгающего кипятком автоматон, скривился Митя.
- Я так понимаю, с Ингваром ты тоже не поладил? – скрежещущий отцовский автоматон поравнялся с Митиным. – Да что с тобой такое? Солнышко светит, мы выжили… а могли ведь остаться тут, как те двое несчастных…
«И тоже потом восстать?» - мелькнула мысль, но Митя только тряхнул головой, отгоняя: даже думать об этом было омерзительно – до тошноты, до ледяной ломоты в костях.
- Если уж вы сами понимаете, что тут опасно, отпустили бы меня в Петербург, к бабушке. – сквозь зубы процедил он.
- Бросишь меня? За бабкину юбку прятаться побежишь? – помрачнел отец.
- Я думал, вы сами хотите защитить своего единственного ребенка. – сладко протянул Митя.
- Какой ты ребенок! Шестнадцать скоро, дед твой покойный в этом возрасте уж в сторожах ходил, а к семнадцати околоточным надзирателем стал. Времена тогда, конечно, другие были, ну да какая разница! Неужели тебе самому не интересно, кто за всеми здешними делами стоит?
- Совершенно не интересно. – равнодушно бросил Митя и злорадно подумал: «Тем паче, что я-то знаю… а не скажу! И плевать, что это глупо! А постоянно сына попрекать, теперь вот тем, что я не околоточный – это хорошо? Сами докапывайтесь!» - Мне сейчас только одно интересно – я со всех окрестных помещиков сорочки переношу, пока мы багаж со станции получим? Может, уж проще сразу новых из Петербурга заказать, все быстрее станет? – и ускорил паро-коня, стремительно обгоняя искалеченную машину отца.
- Только о тряпках и думаешь, чисто девица! – крикнул тот вслед, но Митя уже умчался вперед.
Пугнул каурого урядника, обогнал паро-телегу, мстительно швыряя пыль из-под копыт в лицо Ингвару. И понесся дальше клацающей механической рысью. Дорога поднималась в гору, Митя бросил паро-коня вперед, взлетел на пригорок – и рванул рычаг автоматона так резко, что чуть не вылетел из седла.
- Что? – каким образом отец на своем покореженном паро-коне оказался рядом, обогнав остальных, Митя не знал и не интересовался. Он только поднял руку, указывая вперед, но отец уже и сам видел.
Впереди был перекресток – дорога, по которой они ехали, встречалась с другой, поуже, но такой же гладкой и ухоженной во всем… кроме перегородившей ее разбитой телеги. Обыкновенной, не паровой. Борта телеги выломали, так что во все стороны торчали острые щепы. Оглобли, совершенно пустые, были искорежены и висели лохмотьями, будто их погрыз гигантский кролик. И никого – ни возницы, ни лошадей. Только странно знакомые ящики и баулы вывалены в дорожную пыль.
Не дожидаясь отца, Митя тронул автоматон и подъехал к телеге. Большинство коробок было вскрыто – не ножом, а будто их когтями рвали или грызли. У тележного колеса натекла темная лужа. Над ней, сыто звеня, кружили мухи. Земля вокруг была так взрыта, что не поймешь, кто тут топтался. Только у края лужи четко отпечаталась босая ступня – детская.
- Да… - сказал подъехавший сзади отец. Молчаливые Ингвар с братом стояли у него за спиной – им явно было не по себе. Урядника и вовсе не было видно. – Да… - отец нагнулся к распотрошённой коробке – и вытащил из нее завернутую в солому паровую яйцеварку. Следом выпала механическая кофемолка с отломанной ручкой. – Это наши вещи. Я просил начальника станции, чтоб он при первой же оказии отправил. Сдается, это она и была. – он наклонился над другим ящиком – и зло хмыкнул, глядя на осколки стекла и обломки проволоки. – Оборудование, что я привез из питерского департамента, вчистую разломано! Ящик с книгами и амулетами тоже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
