У родного государства!»
— Молодчина! — умилилась женщина с авоськой. — Какая высокая гражданская сознательность!
— Совесть у «зайца» в рукавичках ходит, — заметил старичок.
— Заставил я их сполна рассчитаться! — продолжал Влас. — «Сколько раз, говорю, «зайцем» за свою жизнь прокатывались, за столько и денежки платите. Вертайте долг государству!» Подчинились как миленькие! Все деньги, какие в карманах были, высыпали в кассу.
— Ах какая сообразительность! — заахала женщина с авоськой. — Так им и надо, бесстыжим!
— Лучше понести с гривну убытку, — сказал старичок, — чем на алтын стыда. За чужим погонишься, свое потеряешь. Всегда так.
— Это вы верно подметили, — ухмыльнулась седая тетя, сидевшая бок о бок с Власом, и поднялась. — Товарищи! Приготовьте билеты. Буду проверять…
Влас, дрогнув, стал медленно сползать с сиденья на пол.
Голова ушла в плечи. Красные уши выбивались из нерасчесанных вихров, как два языка пламени из стога соломы.
— «Зайцев» по ушам распознают. Запомни это, оратор! — контролерша помогла Власу подняться и водрузила его в кресло. — Других осуждал, а сам… Придется, видно, и тебе, бессовестный лгунишка, платить не за один рейс, а сразу за все, когда без билета ездил… — Седая тетя взглянула на растерянного старичка с благообразной бородкой и пояснила: — «Зайцам» от своих ушей не уйти. Сколько ни петляй, а конец выйдет наружу…
В тот день Влас Маковкин не отведал эскимо на палочке, не посмотрел фильма про зверей, а домой возвратился без копейки в кармане.
— Ну как — интересная была картина? — спросила мать.
— Не очень, — хрипловатым голосом ответил Влас и поперхнулся.
— Опять гланды! — всплеснула руками мать. — Я так и знала — променяешь кино на какое-то эскимо… И когда только я сделаю тебя воспитанным человеком?!
«Не тушуйтесь, уважаемые зрители!»
Глеб проголосовал за комедию, Света — за трагедию, Боря — за то и другое сразу, и получилось, что он за трагикомедию. А Влас сказал:
— Кто же за один день трагедию готовит? Роли и за месяц не вызубрить, а у нас вечером спектакль. Клоунаду еще кое-как можно. Слов в ней — кот наплакал. Зато смеха — целый океан!
Влас забрался на парту, взъерошил волосы и, приплясывая, показал, какая веселая может получиться клоунада:
— Ха-ха! Здравствуй, Тик! Ха-ха! Здравствуй, Так! Скажи, кто из нас главный дурак? Ха-ха!
— Пьеса должна воспитывать умных, а не дурачков, — возразила Света Оленина. — Надо что-нибудь серьезное.
И тут Боря Саблин сказал, что раздобыл в библиотеке умную пьесу под названием «Не все то золото, что блестит». Слов в ней не больше, чем в клоунаде, и вся она состоит из разных страхов. Пионеры в пьесе ищут в тайге полезные ископаемые. Находят блестящий камешек. Бандиты думают, что это золото. Организуют погоню. Бросают ребят в подземелье. Начинаются пытки. Отважные пионеры непреклонны. Бандиты в ужасе. Рвут на себе волосы. Полезные ископаемые вместе с бандитами попадают в надежные руки — к милиционерам…
— Я бандитов буду играть! — сказал Боря.
— Один — всех бандитов? Ха-ха! — засмеялся Влас. — Из тебя, такого тощего, и половинки бандита не получится. Бандитов мы с Глебом будем изображать. Я — бандит Тик, Глеб — бандит Так.
— Глебу Горошину мы еще можем доверить такую роль, — сказала Света. — Он успевающий. А тебе, Влас, нужно вначале двойку по арифметике исправить.
— Бандит и должен быть двоечником. Не отличником же! — возразил Влас. — Я самая подходящая фигура для бандита.
— В самодеятельность принимают людей не по фигуре, а по оценкам, — объяснила Света и стала распределять роли в пьесе.
Себе она взяла роль пионерской звеньевой. Глеб Горошин и Боря Саблин стали бандитами.
Всех действующих лиц распределили. Один Влас оказался бездействующим.
— Маковкина мы сделаем суфлером, — сказала Света. — В суфлерской будке можно сидеть и с двойкой. Никто не увидит.
Началась репетиция.
После первых же реплик бандиты Глеб и Боря поссорились. Каждому захотелось играть роль главаря банды, который по ходу спектакля дергает звеньевую за косы, ломает ей руки и громко ругается: «Куда спрятала, паршивая девчонка, золотые запасы?.. Молчишь?.. Я вырву твой вредный язык и заставлю заговорить!»
Но тут Света Оленина заявила, что она не позволит мальчишкам дергать себя за косы, ломать руки и вырывать язык. Стали настаивать, чтобы из текста убрали такие нехорошие слова, как «паршивая девчонка» и «вредный язык».
Когда все это вычеркнули из пьесы, бандиты примолкли: спорить больше было не из-за чего.
Влас читал текст с выражением, а когда в действие вступали бандиты, начинал так орать, что исполнителей не было слышно.
— Зачем чужую роль играешь, мне говорить не даешь? — спрашивал Боря Саблин.
— Суфлер обязан сразу войти во все роли…
— Входи, но только шепотом.
Влас стал «входить в роль шепотом». Но бандиты затопали на него ногами:
— Что ты там себе под нос бубнишь? Слова артистам нужны, а не твоему носу.
— Попробуй угоди — то им громко, то им тихо…
— Читай средне, чтобы нас было слышно, а тебя нет.
— Когда меня не слышно, то и тебя, Борька, почему-то не слышно…
Пришлось начинать репетицию сначала. Исполнители с непривычки то и дело путали друг друга: слова, которые должен говорить Глеб, говорил Боря, а Света Оленина произнесла речь главаря банды, забыв, что она — пионерская звеньевая…
— Повторим еще раз. Охрипнем, но не сдадимся! — сказала Света.
Власу понравилась роль суфлера — что ни скажи, артисты, словно попугаи, тут же повторяют. Вот так бы на уроках! Но Анастасия Ивановна ставит двойку даже за самую лучшую подсказку.
— За моей спиной, как за каменной стеной, — хвастливо сказал Влас. — Суфлер высшего сорта!
Вечером его поместили в суфлерскую будку. Там тесно — ни сесть, ни лечь. Можно лишь стоять. Влас выпрямился во весь рост и стал ждать начала представления.
В зале переговаривалась, хлопала сиденьями публика, а на сцене, готовясь к спектаклю, бегал Глеб Горошин с трубкой в зубах. Его не узнать: нос из красной бумаги, волосы из рыжей пакли, а на ногах разноцветная обувка — на правой черный кирзовый сапог, на левой — белый валенок. Точно так же был обут и Боря Саблин. Только валенок у него на правой ноге, а кирзовый сапог
