Пока что нет.
– Что это такое? Ты пьешь без меня?
Чандлер глубоко вздохнул и поднял глаза от бокала кларета, который в задумчивости созерцал. Перед ним стоял Джон Уикнем-Тикнем-Файнз. Проклятие! Он пришел в этот клуб, который посещал очень редко, потому что хотел побыть один. Как же Файнз нашел его, черт побери?
– Да неужели? Какой ты понятливый.
Файнз пожал плечами.
– Довольно грубое приветствие для лучшего друга. И как много ты выпил, Данрейвен?
– Достаточно для того, чтобы не вылезать отсюда сегодня вечером, – проворчал он.
– В таком случае хорошо, что я тебя нашел. Если у человека есть друг, он не должен пить в одиночестве.
– Это означает, что ты ко мне присоединяешься?
– Очень вероятно. – Файнз уселся в удобное кресло напротив Чандлера. – В такой ужасный вечер мне больше нечем заняться. Льет такой дождь, что он мог бы погасить все огни в преисподней. – И Файнз стряхнул капли дождя с рукава своего вечернего фрака. – Почему ты не послал сказать, что не пойдешь сегодня ни на один из приемов, где ты должен быть? Я потратил уйму времени, пока нашел тебя.
«Потому, что мне хотелось побыть одному».
– Просто потому, что сегодня я не склонен танцевать и разыгрывать из себя джентльмена. И не хотел никому портить настроение.
– Ты хандришь. С каких это пор друзья портят друг другу вечер?
«С недавних», – подумал Чандлер, но вслух ничего не сказал.
– Мы были частью троицы, а теперь так редко видимся. Я бы пришел сюда раньше, но меньше всего ожидал найти тебя в этом месте. Ты здесь нечасто бываешь. Что-нибудь случилось? – спросил Файнз.
– Нет.
– Тогда почему ты такой хмурый?
– Может быть, потому же, почему и ты?
– Я хмурый потому, что провел почти два часа, разыскивая тебя.
Чандлер заставил себя усмехнуться.
– А тебе не приходило в голову, что человеку иногда не хочется, чтобы его нашли?
– Я бы поверил в это, если бы ты был с дамой, но ведь ты сидишь здесь, в клубе.
– Просто я посещал приемы и балы каждый вечер в течение последней недели. Мне нужна перемена обстановки после всех этих улыбок, поклонов и танцев.
– Полагаю, это означает, что ты не настолько интересуешься этой мисс Блэр, как уверял меня Эндрю, потому что иначе ты не упустил бы случая увидеть ее сегодня.
Чандлер замер. Он хотел было сказать другу, что у него нет желания говорить с ним о Миллисент, но потом решил, что это только испортит все еще больше, поэтому только усмехнулся:
–На тот случай, если тебе интересно, скажу, что леди Ламсбет меня тоже не интересует.
– Да, это я знаю. А тебя беспокоят еще поиски твоего ворона?
Чандлер сжал губы.
– Не нужно сейчас об этом, Файнз. Я не в том настроении, чтобы ворошить эту больную тему.
– Это не я ворошу ее, Данрейвен.
Чандлер вопросительно поднял брови, а потом поднес к губам бокал.
– Дело в том, что об этом говорят на улицах, в лавках, в клубах. Сегодня на приемах все говорили об этом.
– О вороне? – с сомнением спросил Чандлер.
– Нет, нет. Не именно о нем. О светском воре. Ты ведь слышал об украденной картине размером с дамский зонтик?
– Я слышал, что вещь была маленькая.
– Картина или зонтик?
Чандлер скривился.
– Ну какое это имеет значение, Файнз? Смешно, что многие считают, будто картина вышла из дома сама или в руках призрака.
– Конечно, смешно, но признайся, что слухи эти восхитительны. Можешь ты себе представить, чтобы все действительно пришли к выводу, что вор – это дух лорда Пинкуотера и что он собирает вещи, чтобы украсить свой дом на северном берегу?
– Господи. Ты что, серьезно?
– Сегодня это было предметом обсуждения. Судя по тому, что я слышал, возникла такая мысль, что это честь для владельца, если вор что-то украл у него, если же он ничего не крадет, это означает оскорбление для имущества его хозяина.
А он-то называл абсурдом то, что его очаровала красивая торговка сплетнями!
Чандлер ошарашенно покачал головой:
– Я уверен, что грабитель – обычный разбойник, которому удалось раздобыть костюм джентльмена. Откуда взялись эти немыслимые идеи?
– Это называется сплетнями, Данрейвен. Ты никогда их не слышал?
– Слышал, и слишком часто, – пробормотал в ответ Чандлер и допил кларет. Он кивнул лакею, который тут же поставил бокал перед Файнзом. Когда лакей отошел, Чандлер сказал: – Ворон меня не тревожит.
– Вот как? – Настала очередь Файнза удивленно поднять брови.
– Если вора поймают, а ворон все же не вернется, я просто закажу другого.
– Ты говоришь так, а изнутри тебя грызет вина, что ты утратил оригинал и знаешь, что произведение египетского искусства нельзя заменить.
Чандлер сузил глаза. Бывали времена, когда насмешливые замечания Файнза не трогали его. Они скорее нравились ему. Но сейчас это было не так.
– Ты, Файнз, иногда бываешь негодяем, – сказал он, но настоящего возмущения в его тоне не было.
Файнз рассмеялся.
– Да. Иногда. Вернее, часто. Но я всегда остаюсь твоим другом, Данрейвен. В этом ты можешь не сомневаться.
Чандлер кивнул. Повезло ему или нет, что у него такой преданный друг?
– Что ты предпринял, чтобы найти золотую хищную птицу?
– Я, конечно, сотрудничаю с Доултоном, но сотрудничаю и еще кое с кем, – сказал Чандлер, потому что мысли о Миллисент снова вернулись к нему – так же легко и ласково, как ветерок позднего лета.
– С кем?
Чандлер взял свой бокал, а Файнз кивнул проходившему мимо господину.
– Я бы предпочел этого не говорить.
– С каких это пор?
– Очень важно, чтобы мое сотрудничество с этим человеком оставалось тайной.
– А как же дружба? В прежние времена мы все рассказывали друг другу.
– В прежние времена мы проделывали вместе множество вещей, которые больше не делаем.
– Да, – улыбнулся Файнз. – Всю ночь мы пили, играли в карты и услаждались новой любовницей, а большую часть дня сломя голову носились на лошадях.
– Удивительно, как никто из нас не сломал себе шею.
– Да, черт побери, Данрейвен! Что с нами случилось? Мы больше не занимаемся всем этим. Неужели мы уже впадаем в маразм?
Чандлер грустно фыркнул:
– Нет. Но не кажется ли тебе, что мы наконец-то становимся взрослыми, а, Файнз?
– Боже милосердный! Что за чудовищная мысль.
– Полагаю, это лучше, чем другой вариант.
– То есть?
– Смерть.
– Да, ты прав. Об этом я и забыл. – Файнз допил свой кларет и огляделся в поисках лакея.
Чандлер посмотрел на друга, и вдруг его осенило – то, что он сказал так небрежно, на самом деле правда. Причина, по которой ему больше не хотелось проводить столько времени с друзьями, проста – они стали взрослыми. Он наконец-то стал взрослым.
