Он сказал: «Я не против них, но я люблю непосредственное, а не отдаленное. Я люблю маленькие вещи: чашку чая, течение в реке, загорание под солнцем… Я люблю мелочи, а их нельзя написать с заглавных букв».
Я понимаю его, поэтому, когда я говорю, что, хотя он не был просветленным мастером, совершенно не был мастером, я до сих нор считаю его вторым после Магги Бабы, потому что он признал меня, когда это было невозможно, совершенно невозможно. Я не мог даже еще сам распознать себя, но он признал меня.
Когда я вошел в его кабинет вице-президента в первый раз, и мы посмотрели друг другу в глаза, на мгновение воцарилось молчание. Потом он встал и сказал: «Пожалуйста, садись»..
Я сказал: «Вам нет необходимости вставать».
Он сказал: «Дело не в необходимости, для меня, встать перед тобой — счастье. У меня никогда не было такого чувства — а я вставал перед губернатором и так называемыми людьми власти. Я видел вице-короля в Нью Дели, но я не был так заинтригован, как тобой, мой мальчик. Пожалуйста, никому не говори об этом».
И я рассказываю сейчас об этом впервые. Я держал это в секрете все эти годы, сорок лет. И чувство похоже на облегчение.
Сегодня утром Гудия сказала: «Ты так долго спал».
Да прошлой ночью я спал, впервые за много лет, как я хотел бы спать каждую ночь. Па протяжении всей ночи я не был побеспокоен ни разу. Обычно, я смотрю на часы несколько раз, чтобы узнать, не пора ли вставать. По прошлой ночью, после многих лет, я совершенно не смотрел на часы.
Я даже пропустил стряпню Девараджа. Это то, как я. называю особую смесь для завтрака. Это варево, но оно действительно вкусное. Его сложно есть, потому что надо полчаса, чтобы прожевать, но оно действительно здоровое и питательное. Мы должны сделать его доступным для каждого — варево Девараджа для завтрака. Конечно, это не быстро, это медленно, очень, очень медленно. Можем ли мы называть это медленным завтраком? Но тогда это будет звучать правильно.
Сегодня я пропустил завтрак по двум причинам: во-первых, мне надо было беречь время Девагита, и, все равно я на пять минут опоздал, а я не люблю опаздывать. Во-вторых, если бы я начал есть это варево, потребовалось бы столько времени, чтобы съесть его, что наступило бы уже время обеда. Тогда не было бы перерыва, который необходим. Поэтому я подумал, что лучше пропустить его. По оно мне действительно нравится, и, пропуская его, я скучаю.
Прошлая ночь была одна из редчайших по простой причине, что вчера я рассказывал вам о Самбху Бабу, и это избавило меня от тяжести. Я также рассказывал о споем отце, о постоянной борьбе и о том, как она закончилась. Я почувствовал себя так легко.
Самбху Бабу был человеком, который мог стать реализованным, но упустил это. Он упустил это из-за слишком большой образованности. Он был интеллектуальный гигант. Он не мог просидеть спокойно ни одного мгновения. Я присутствовал при его смерти. Мой странный удел в том, что и видел, как умирают все, кого я любил.
Когда он умирал, я был не очень далеко. Он позвонил, чтобы сказать: «Приезжай быстрее, потому что я не думаю, что долго протяну. Я имею в виду, — сказал он, - что не протяну и несколько дней».
Я немедленно поспешил в деревню. Она была всего в восьмидесяти милях от Джабалпура, и я добрался туда за два часа. Он был так счастлив. Он снова посмотрел на меня так, как смотрел, когда мы встретились в первый раз, когда мне было девять лет. Наступило выразительное молчание. Ничего не было сказано, но все было услышано.
Держа его за руку, я сказал ему: «Пожалуйста, закрой глаза и не напрягайся».
Он сказал: «Нет. Глаза очень скоро сами закроются, и тогда я не смогу открыть их. Поэтому, пожалуйста, не проси меня закрывать глаза. Я хочу тебя видеть. Возможно, я не смогу тебя больше увидеть. Одно точно, сказал он, — что я не вернусь к жизни. Увы, если бы я слушал тебя! Ты всегда настаивал на том, чтобы быть в молчании, но я продолжал откладывать. Теперь нет времени даже для этого».
Слезы появились на его глазах. Я ничего не говорил, просто был с ним. Он закрыл глаза и умер.
У него были такие прекрасные глаза и такое умное лицо. Я знал многих прекрасных людей, но очень редко человек имел такую красоту. Она не создана человеком, конечно, не сделана в Индии. Он был, и до сих пор остается, одним из самых моих любимых людей. Хотя он еще не вошел в тело, я жду его.
Этот ашрам создан по нескольким причинам. Несколько целей вам известны, а некоторые известны только мне. Одна из целей, неизвестных организаторам ашрама — это то, что я ожидаю некоторые души. Я даже готовлю пары, чтобы встретить их. Самбху Бабу скоро будет здесь. Существует столько воспоминаний, касающихся этого человека, что мне придется снова и снова возвращаться к нему. Но сегодня, только о его смерти.
Странно, что сначала я рассказывал о его смерти, а теперь говорю обо всем остальном. Нет, что касается меня, это не странно, потому что для меня мгновение смерти открывает человека так, как ничто другое. Даже любовь не может совершить такое чудо. Она пытается, но любящие мешают этому, потому что в любви нужны два человека; в смерти же достаточно и одного. Это происходит из-за того, что другой не мешает. Я видел, как Самбху Бабу умирал с таким расслабленным радостным отношением, что я не могу забыть его лицо. Вы будете удивлены, узнав, что у него было лицо — угадайте кого? — почти такое же лицо, как у экс-президента Америки. Ричарда Никсона! Но без уродства, скрытого в каждый клеточке Никсона…! Иначе Самбху Бабу был бы президентом Индии. Он был намного образованнее, чем так называемый президент Индии, Санджива. Но я имею в виду, что внешне, он был очень похож на Никсона в молодости. Конечно, когда внешне похожие люди имеют разные души, аура их различна, что делает их облик совершенно разным. Поэтому, пожалуйста, поймите меня правильно, потому что все вы знаете только
Ричарда Никсона, в то время как я знал и Самбху Бабу, поэтому вы можете не понять меня.
Пожалуйста, забудьте, что я сказал о том, что они похожи, просто забудьте. Лучше будет, если вы не будете знать лицо Самбху Бабу, чем вы. начнете думать о нем как о Ричарде Никсоне. Нет, я должен признаться, что мягко отношусь к Ричарду Никсону, потому что он напоминает мне Самбху Бабу. Вы должны простить мне это; я знаю, что он этого не заслуживает, но я ничего не могу поделать. Когда бы я ни увидел его лицо, все, что я вижу - это Самбху Бабу, а не Никсон.
Когда Никсон стал президентом Америки, я сказал себе: «Ага! По крайней мере, человек, напоминающий Самбху Бабу, стал президентом Америки». Хорошо бы, если бы Самбху Бабу был президентом Америки, конечно, это невозможно, но похожесть утешает меня. Когда Никсон сделал то, что он сделал, я почувствовал стыд, снова, потому что он напоминает Самбху Бабу. И когда ему пришлось уйти в отставку, я огорчился, не из-за него — у меня не было с ним ничего общего но потому что я больше не увидел бы лицо Самбху Бабу в газетах.
Теперь этой проблемы не существует, потому что я больше не читаю газеты. Я не читал их на протяжении многих лет. Я обычно прочитывал четыре газеты за минуту, но в течение двух лет я не взглянул ни на одну. И я не читаю книг — я просто не читаю. Я снова стал необразованным, таким, каким я всегда хотел быть, если бы мой отец не притащил меня в школу… но он притащил меня. И потребовалось много энергии, чтобы изменить то, что сделали со мной все эти школы, колледжи и университеты, но я преуспел в этом.
Я уничтожил все, что сделало со мной общество. Я снова стал почти необразованным, диким мальчиком из — вы не используете это слово в английском… На хинди, человек из деревни называется гамар. Деревня -это гам, а житель деревни гамар. Но гамар также означает «дурак», и эти два слова смешались настолько, что теперь никто не думает, что слово «гамар» означает деревенщину; все думают, что это означает «дурак».
Я пришел из деревни как совершенно чистый лист, на котором не было ничего написано. Даже когда я был вдалеке от деревни, я оставался диким ребенком. Я никогда никому не позволял писать что-то обо мне. Люди всегда готовы… не только готовы, но и настаивают, что они что-то о вас напишут. Я пришел из деревни пустым, и я могу сказать, что все, что было написано, я стер, стер полностью. На самом деле, я разрушил саму стену, так, что вы никогда больше не сможете на ней ничего написать.
Самбху Бабу тоже мог сделать такое. Я знаю, что он был способен на это — стать буддой, но это не произошло. Возможно, сама его профессия — он был адвокатом помешала этому. Я слышал о разных людях, ставших буддами, но я никогда не слышал, чтобы буддой стал адвокат. Я не думаю, что какой-нибудь представитель этой профессии мог стать буддой до тех пор, пока не отказался от всего, что знал. Самбху Бабу не мог набраться для этого смелости, и мне жалко его. Мне больше никого не жалко, потому что я никогда больше не встречал такого человека, который был бы настолько способен к прыжку, но все же не прыгнул.
