Расчет крестного оказался верным. Бриг успевал проскочить в узкую щель в несколько кабельтовых между турецкими шхунами и только в тот момент когда мы почти под прямым углом пересекали воображаемую линию, соединяющую носы вражеских голетов, они открыли огонь из носовых пушек.
Крестный был прав. При таких дистанциях из корабля легко сделать решето, но турки похоже не оставили свои мечты захватить нас и ударили не по корпусу, а по мачтам и такелажу. И надо сказать довольно удачно, наш грот-трисель получил серьезнейшие повреждения. Хорошо, что у них всего по два носовых орудия.
Но мы оказались в более выгодной для стрельбы позиции и наши бортовые карронады свой залп сделали немного раньше, буквально на секунды.
Наш залп оказался сокрушительным, особенно батареи капитана Тульева. Он стрелял почти в упор с дистанции около одного кабельтова и турецкий голет просто внезапно остановился и начал тонуть.
Павел Александрович стрелял с дистанции вдвое большей, но тоже удачно. На носу у турок что-то взорвалось, фок-мачта сразу стала крениться влево, а сама шхуна вправо. Ход она тоже потеряла и мы беспрепятственно прошли между ними.
Крестный приказал взять рифы и Тульев двумя залпами кормовых пушек поставил точку этого боя и вторая шхуна тоже стала тонуть. Расстреливать шлюпки, отходящие от тонущих голетов, мы естественно не стали, а поставив насколько это возможно паруса, взяли курс прочь от Крита.
Турецкие ядра повредили не только такелаж нашего корабля, от летящих сверху обломков рангоута пострадали трое наших моряков, не смертельно, но неприятно.
Состояние освобожденных нами греков оказалось несравненно лучше состояния русских пленников. Стоило им переодется, нормально поесть и отдохнуть, как они оказались бодры и веселы.
Наши нижние чины тоже достаточно быстро воспряли духом. А вот состояние трех наших офицеров оказалось плачевным, особенно Николая. Корабельного лекаря у нас не было и его функции мне пришлось взять на себя.
Андреасу, ставшего старшим среди греков, я приказал смотреть чтобы его соплеменники на радостях не устроили обжорство, которое в данной ситуации смерти подобно. Ром я приказал не жалеть и обработать им все раны и ушибы.
Я обработал рану Николая, дал ему немного хорошего вина и накормил его свежим куриным бульоном. На борту у нас было два десятка петухов и десяток кур. Повязку я накладывать не стал, решив, что чисто обработанная рана лучше подсохнет без неё.
Разговаривать о чем либо честно говоря сил не было, напряжение последних дней схлынуло и лично мне хотелось только спать. Я естественно коротко рассказал Николаю о всех наших новостях, это ему подняло настроение и он заснул.
Двое других офицеров вообще заснули сразу же после того, как их привели в божеский вид и дали им вина и теплого куриного бульона. С Николаем остался Тимофей, а я вышел на палубу.
Повреждения такелажа уже устранили и мы на всех парусах шли в сторону Мальты. Появление на борту еще больше семидесяти человек было видно сразу же, в кубриках места было маловато и часть команды и греков расположились на палубе.
— Андреас сказал, что греки не хотят сейчас возвращаться на родину. Да многим из них и возвращаться некуда, да и не к кому, как тому же Андреасу. Поэтому я предлагаю идти в Геную и в Грецию не заходить.
Против этого предложения крестного возражений не было, вернемся в Италию, там видно будет. А пока пора отдохнуть и самому, тем более, что я неожиданно обнаружил, что бывший янычар ранил меня.
Досталось опять правой руке. В горячке боя я не почувствовал боли, скорее всего когда его клинок пошел под мою руку он все-таки разрезал почти половину предплечья до самого локтя. Рана была неглубокой, кровь остановилась быстро, просто разрезанная ткань рукава каким-то образом выступила в качестве жгута.
Петр обработал мою рану, наложил тугую повязку, помог переодеться и чуть ли не силой уложил в постель. Я честно говоря особо и не возражал.
Крови наверное я потерял изрядно, так как начала кружиться голова и жутко захотелось спать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Проснулся я от жуткого воя ветра и сразу понял, что начался шторм. В первый момент мне показалось что наш корабль как щепка летает в каком-то водно-воздушном пространстве и кто-то колотит по нему колотушками.
С помощью Петра и Джузеппе я кое-как выбрался из каюты. Они конечно были против, но кто бы их слушал.
На палубе надо сказать я, несмотря на бурю, почувствовал себя лучше и сумел оглядеться.
Все оказалось не так печально, как могло быть. Крестный и адмирал во-время поняли, что приближается шторм, команда поставила штормовые паруса и бриг лег на полный курс, что бы уйти от шторма.
Настоящий шторм был сзади, а мы просто летели вперед. Кругом поднимались горы воды и иногда казалось, что они сейчас обрушатся на корабль.
Наполненные ветров паруса свистели, а мачты и реи просто звенели, причем так, даже перекрывали шум бури. Казалось, что еще мгновение и они лопнут и унесутся вперед.
Синьор Антонио недаром пел восторженные оды нашему кораблю, когда порекомендовал мне купить его. «Сарагоса» вела себя очень достойно. Добротно построенный и еще тщательнее отремонтированный бриг отлично вел себя и замечательно слушался руля. Трюмы корабля были сухие, но трюмовая команда была готова в любую минуту начать действовать, держа наготове весь инструмент и помпы для откачки воды.
Адмирал и крестный на деле показали своё искусство мореплавателей и капитанов, а умело подобранная команда действовала быстро, хладнокровно и самое главное грамотно.
Мне не без труда, но удалось добраться до капитанского мостика. Если бы не штормовые леера и страховочный трос, то наверняка не удалось бы сделать даже малюсенького шага..
Конечно мне на мостике делать нечего. Но я собираюсь много плавать и надо учиться, полноценным капитаном я конечно не стану, но элементарные навыки должны быть и простое нахождение на мостике и верхней палубе один из первых.
В Джузеппе сразу был виден бывалый человек, Петр к моему удивлению то же действует умело, во время прошлого путешествия через Атлантику он похоже сумел приобрести некоторый навык, которые он закрепил в предыдущие шторма, когда мы шли к Криту. Они правда были на фоне происходящего детским лепетом.
Я судя по всему оказался не полным лохом и промокший до нитки, с дрожащими от напряжения руками и ногами, сумел добраться до мостика.
Мое появление, несмотря на ситуацию, крестный встретил иронично-одобрительной улыбкой, а адмирал молча показал поднятый вверх большой палец сжатого кулака.
Показав на бушующую сзади бурю, крестный прокричал мне.
— Там действительно кошмар, никакое судно не уцелеет. Но нам, я думаю, удастся уйти от этого шторма. Нас зацепило краешком и надеюсь скоро это кончится.
Я покачал головой, а в голове мелькнуло: «Если это краешком, то что тогда творит там?». Адмирал понял мою мысль и грустно улыбнулся.
— Этого Алекс никто не знает, я по крайней мере не знаю таких, кто сумел оттуда выбраться. Серж, — адмирал показал на крестного, — осторожничает, а я уверен, что к полудню всё стихнет, для нас разумеется.
К полудню, это значит еще часа три-четыре, сейчас где-то около девяти. Еще три часа такого шторма то же не зер гут, но это хотя бы не сутки, а то и больше.
Оптимизм адмирала оказался обоснованным, шторм оставил нас в покое правда не в полдень, а немного попозже, но к вечеру море успокоилось совершенно, сохранился попутный ветер и мы продолжили свой путь.
Отделались мы легким испугом, да несколькими синяками и шишками. Наш корабль показал себя блестяще, особенно крестный был доволен как «Сарагоса» слушается руля. Рангоут, такелаж и паруса шторм естественно потрепал, особенно досталось фок-матче, её мы, придя в Геную, конечно заменим. А корпус судна выше всех похвал, нигде даже не капнуло.
Когда наконец небо очистилось небо и появились светила, дающие возможность определить наши координаты, капитан Берсеньев сразу же это сделал и произведя вычисления не смог сдержать своего удивления.
