Не менее хорошо известно отношение к бывшим советским военнопленным со стороны собственного государства, рассматривавшего их не иначе как потенциальных предателей и пособников врага и, после репатриации в СССР, подвергшихся жесткой социально-политической дискриминации.
«Традиция» дискриминации и игнорирования интересов пострадавших от нацизма советских граждан была продолжена и в 1990-е годы. Официальные переговоры между правительствами СССР и ФРГ по этому вопросу (руководитель советской делегации – посол по особым поручениям А.Бондаренко) начались только в 1991 году, когда основные переговоры об объединении Германии были уже позади и политически самый выгодный момент был упущен. Согласно пункту 6 совместного заявления Г.Коля и Б.Ельцина от 16 декабря 1992 года стороны договорились о гуманитарном урегулировании в размере 1 млрд DM на весь бывший СССР. После новых переговоров, прошедших уже с участием представителей России, Украины и Белоруссии и завершившихся в Бонне 29 января 1993 года, было решено поделить эту сумму между тремя странами в соотношении 40:40:20, а для осуществления самих выплат создать типовые Фонды «Взаимопонимание и примирение» в Москве, Киеве и Минске. Получателями немецкой компенсации, а точнее добровольной гуманитарной помощи, мыслились жертвы нацистских преступлений, причем определение категорий жертв предоставлялось названным фондам.
«Военнопленных» все три фонда дружно и постыдно проигнорировали, за исключением тех из них, кто являлся еще и узником концлагерей. В беседах с В.А.Князевым и другими сотрудниками Фонда, а также с дипломатами из МИД РФ приходилось не раз слышать, что против правомочия военнопленных якобы решительно возражала немецкая сторона. При этом в обоснование неприятия военнопленных как жертв нацизма звучали, в основном, такие аргументы, или возражения: a) военнопленные – это же военнопленные, они не подходят под понятие «жертв нацизма»; б) как только мы поставим перед немцами вопрос о компенсации советским военнопленным, немецкая сторона немедленно выставит нам счета за немецких военнопленных; в) выплата военнопленным сумм в рамках гуманитарного урегулирования есть дополнительная льгота, которой лишены другие участники и ветераны войны и г) уцелевших военнопленных – якобы сотни тысяч, и, если еще и им дать денег, то другим достанется маловато, чуть ли не вдвое меньше, чем без них.
Действительно, делить выделенные ФРГ деньги на большее количество правомочных лиц было не в интересах других групп, чьи представители получили немецкую «материальную помощь» и всячески лоббировали свои групповые интересы (как, например, хорошо сорганизованные объединения «малолетних узников нацизма»). Все это заставляет усомниться в том, что идея исключения военнопленных родилась исключительно в Берлине: как наиболее пострадавшие, самые старые и хуже всего сорганизованные узники нацизма, военнопленные, в отличие от других категорий узников, не имели никакого лобби прежде всего в правительственных кругах, в наблюдательных советах и правлениях своих национальных Фондов «Взаимопонимание и примирение».
Вместе с тем определение категорий правомочных жертв, согласно договоренностям, входило в компетенцию самих трех восточноевропейских фондов. А о том, что Германия не собиралась объявлять России, Украине или Белоруссии войну или бойкот в случае, если бывшие советские военнопленные получили бы свою долю «материальной помощи», говорит опыт Белоруссии. Так, 20 мая 1999 года Совет министров Белоруссии принял Постановление об оказании финансовой помощи военнопленным, подвергшимся национал-социалистским преследованиям. Белорусский фонд «Взаимопонимание и примирение» изыскал на это средства (в ход пошли проценты от основного капитала), и помощь в размере приблизительно 600 DM получили около 2000 человек. В то же время честная позиция белорусского фонда исторически и фактически дезавуировала сам по себе фольклорный аргумент о несовместимости целей Фондов «Взаимопонимание и примирение» и судеб бывших пленных красноармейцев: в Минске искали и нашли не только средства, но и мужество косвенно признать и свою ответственность перед этой, когда-то самой многочисленной, категорией жертв нацизма.
Из всего этого следует прежде всего то, что бывшие советские военнопленные – одна из самых пострадавших категорий жертв нацизма и сталинизма (вот уж поистине «жертвы двух диктатур»!) – и в постсоветских государствах продолжали и продолжают оставаться самой дискриминированной группой. Унизительный процесс их гражданской реабилитации растянулся на полвека (и это при том, что никакой юридической вины перед своим государством у них не было). Россия, например, официально пересмотрела свою позицию по существу только в 1995 году – накануне 50-летия Победы. Президент РФ Б.Н.Ельцин воспользовался юбилеем как бы для исправления исторических ошибок советских и российских чиновников и 24 января 1995 года издал Указ № 63 «О восстановлении законных прав российских граждан – бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период». Аттестуя действия партийного и государственного руководства бывшего СССР в отношении репатриированных граждан как политические репрессии, противоречащие основным правам человека и гражданина, указ восстанавливал, – хотя и с феерическим опозданием, – минимальную историческую справедливость. Спустя 40 лет после окончания войны бывших военнопленных официально признавали участниками войны (что само по себе гротескно)! Тем, кто дожил до этого дня, отныне полагались соответствующие удостоверения и установленные законодательством льготы.
Но этот указ шел гораздо дальше: он признавал военнопленных не только участниками войны, но еще и жертвами нацизма. Для этого Правительству РФ вменялось в обязанность «рассмотреть вопрос о распространении на бывших советских военнопленных условий и порядка выплаты компенсации лицам, подвергшимся нацистским преследованиям, установленных постановлением Правительства РФ от 2 августа 1994 года, с отнесением этих расходов за счет средств Фонда взаимопонимания и примирения либо изыскания других источников финансирования».
Советские военнопленные и выплаты Германией компенсаций за принудительный труд в 2000–2003 гг.Процесс выплаты компенсаций бывшим принудительным рабочим – сложная политико-финансовая конструкция, родившаяся в ходе формально многосторонних (а по существу немецко-американских) переговоров, ведшихся в конце 1990-х – начале 2000-х гг. Согласно Закону о создании Федерального фонда «Память, ответственность, будущее» от 2 августа 2000 года означенный фонд выплачивает те или иные формы компенсации миллионам бывших принудительных рабочих, жертвам Холокоста и некоторым другим категориям жертв нацистских преследований.
Бывшие советские военнопленные, снова не имевшие лобби в лице ни одной из договаривающихся сторон, были начисто исключены из переговорного, а позднее и из компенсационного процесса. Глава российской делегации на переговорах посол по особым поручениям В.И. Коптельцев, по его словам, и поднимал вопрос об их компенсации[239], но не встретил поддержки ни у кого.
Ради недопущения их к процессу компенсации немецкая сторона не поленилась ввести специальный параграф в Закон о Фонде «Взаимонимание». Абзац 3 параграфа 11 Закона о создании Федерального фонда «Память, ответственность, будущее» от 2 августа 2000 года гласит: «Пребывание в плену не является основанием для получения компенсации». Лишь те военнопленные, кто были не только в шталагах, но и в концлагерях и могли бы это документально подтвердить, признавались правомочными на получение компенсации.
Юридическим прикрытием тут послужили ссылки на международное право, допускающее привлечение части военнопленных к труду, а также погашение всех вопросов о военнопленных в рамках репарационных соглашений и Лондонского соглашения о долгах от 1953 года, к которому, правда, Советский Союз не присоединился.
Этот параграф опускал перед ними шлагбаум по той причине, что все, что с ними связано, уже урегулировано в рамках международного права. При этом делается историческое «сальто-мортале», а именно невероятно вольное допущение о том, что советские военнопленные – это такие же нормальные военнопленные, как, скажем, американские, английские, французские или польские. И все это – после того, как были написаны тома о том, как на самом деле вермахт и СС обходились с пленными красноармейцами! А ведь вот уж кому выпало лиха! Сначала – смерть или смертный страх – от фашистов, затем насильственный труд и презрение – от своих, после репатриации, а теперь, наконец, и третий раунд: унижение и циничное игнорирование – от цивилизованных стран, красиво рассуждающих об исторической ответственности и о моральных ценностях.
