Разговор о кинофильмах приобретает дополнительную пикантность в свете креативной перефразировки Мединским Ленина: «Из всех искусств, – скаламбурил министр, – для нас важнейшим является история» [251]. Сама же «история – это правда, которая становится ложью. Миф – это ложь, которая становится правдой». Это цитата, правда, не из Мединского, а из Жана Кокто, но Мединский взял ее эпиграфом к своей книге «О русском пьянстве, лени и жестокости» (М.: ОЛМА Медиа Групп, 2010).
Поэтому не так уж безобидно – и не только как фигура устной речи – звучит его фраза в одном из бесчисленных интервью: «Думаю, что к эпическим советским героям – и к молодогвардейцам, и к панфиловцам, и к Зое – надо относиться, как в церкви относятся к канонизированным святым. Это моя человеческая и гражданская позиция»[252].
Тогда понимаешь всю системность и той хамской реплики в эфире «Эха Москвы» 30 января 2014 года в адрес Даниила Гранина, обнародовавшего – со всеми ссылками – факты о ром-бабах для Смольного в блокадном Ленинграде («Вранье!»)[253], и того хамского окрика, которым Мединский 30 июля 2015 года одернул директора ГАРФ Сергея Мироненко. Тот не то чтобы разоблачил миф о 28 героях-панфиловцах (де-факто, но тихо это сделали другие и давно), но некстати, громко и, с точки зрения Мединского, безмандатно напомнил об этом разоблачении, поместив на сайте Росархива скан прокурорского, еще 1948 года, заключения по этому «житию»[254]. Саму публикацию министр назвал «словоблудием» и «попыткой уязвить легенду лукавыми, как бы научными подсчетами»[255]. На этом он не остановился и 18 марта 2016 – как бы в преддверии ожидаемой премьеры заказанного министерством киношедевра «Двадцать восемь панфиловцев» К. Дружинина и А. Шальопы – года снял Мироненко с поста директора архива!
Как понимаешь и системность требования Мединского построить всю линейку учебников истории – от школьных до вузовских – по лекалу единого историко-культурного стандарта. Системность и преемственность: ведь еще в 2004 году Путин вызывал к себе Чубарьяна и А.Н. Сахарова в видах построения «вертикали» единых учебников. Так что Мединскому оставалось только принять этот пас: «Учебники истории должны учитывать интересы государства»![256]
А интересы истории? Кто будет учитывать или отстаивать их?
Историческая правда, если она противоречит государственной политике или пропаганде, государство российское не интересует. Интересует же его – позитивный миф, без ограничения на правдоподобие и цинизм.
История оказывается крепостной девкой, отданной в заложницы мифологии и наложницы начальства. Историкам же в этом гареме предлагается незавидная роль евнухов, со сладкой улыбкой разносящих по будуарам вазы с вощеными фруктами и старательно наводящих гламур на главпур.
Экспроприация памятиНо вернемся к глорификации 70-летия Победы.
Празднование 70-летия Победы в 2015 году оказалось отмеченным целым рядом инноваций.
Прежде всего это экспроприация и имплементация на Красную площадь одной прекрасной гражданской инициативы – акции «Бессмертный полк», когда люди идут на демонстрацию с транспарантами с портретами своих близких, погибших на войне или умерших после нее. Придумать такое Кремлю и РВИО слабо2, а вот отнять – запросто. Придумали же «Бессмертный полк» в 2012 году трое тележурналистов из Томска – Сергей Лапенков, Сергей Колотовкин и Игорь Дмитриев, сотрудники независимой телекомпании «ТВ2». Год от года их идея набухала массовостью и популярностью, пока, наконец не докатилась до Кремля. А как стала кремлевским брендом, сразу была опошлена портретами собеседника Риббентропа и последнего русского царя, а еще созданием одноименного Всероссийского движения, на съезд которого в Вязьме в июне 2015 года томских журналистов не пригласили[257].
Лимиты креативности и возможностей РВИО продемонстрировала выставка «Помни: мир спас советский солдат!» в «Новом Манеже»: с ее монструозными танками из папье-маше и ряжеными солдатами и солдатками в день вернисажа она вполне могла бы появиться и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Чего, правда, не могло появиться при Брежневе – это нейтрального упоминания о советских военнопленных и о Холокосте. Но и то: не более чем упоминания – крематорий из папье-маше впечатления не производит. Но если это ответ тем, кто покушается на лавры советского оружия и заслуги в достижении победы, то громкий, но несильный: гораздо эффективнее было показать не только себя, но и заслуги других «претендентов» – только такой фон мог бы стать убедительным.
РИО Нарышкина и Шахрая стремится к несколько большей академичности: ядро его физических членов – директора архивов, музеев, институтов и библиотек. Финансовая поддержка явно пожиже. На 70-летие победы оно отозвалось рафинированным интеллектуальным продуктом – соорганизацией в Пекине в ноябре 2014 года международной конференции, посвященной 70-летию Каирской и Тегеранской конференций: «1943 год: формирование основ послевоенного мироустройства».
Кстати, в Санкт-Петербурге, в Государственном музее политической истории России, и в Москве, в РГАСПИ, прошли еще две выставки, посвященные советским военнопленным. Выставка в РГАСПИ «Советские военнопленные: подвиг и трагедия» заострена на вопросах сопротивления в шталагах и на индивидуальной судьбе сына Сталина – Якова Джугашвили: можно спорить с этими акцентами, но нельзя не приветствовать саму выставку.
Учти архивисты первый сборник архивных документов о советских военнопленных – книгу «Красноармейцы в немецких руках. Документы о плене, репатриации и реабилитации советских солдат Второй мировой войны», составленную Р. Оверманнсом, А. Хильгером и пишущим эти строки[258], у них было бы больше поводов для экспозиционного вдохновения.
Главпур на гламурГражданское общество, увы, на этот раз противопоставило официозу немногое: ни выставки, ни конференции – а только еле тлеющую дискуссию в СМИ. Причем систематически это занимает, кажется, только «Эхо Москвы», «Радио Свободу» и «Новую газету». В очередной раз инициатива отдана исключительно в официальные руки.
Правда, вышло несколько существенных книг, хотя могло бы выйти и больше.
Росспэновская серия «Человек на обочине войны» (11 томов дневников и воспоминаний военнопленных, остарбайтеров, жителей оккупированных областей), увы, окончательно приказала долго жить. В ее планах с самого начала стояла, наряду с другими эгодокументами, и великолепная «остарбайтерская» проза Виталия Семина («Нагрудный знак OST» и «Плотина»), не переиздававшаяся уже много десятилетий. Эту историко-литературную несправедливость выправило издательство «АСТ» («Редакция Елены Шубиной»), выпустив ко Дню Победы такой том и открыв им новую серию – «На краю войны». В этой же серии вышли удивительные дневники «остовки» Шуры Михалевой из Курска («Где вы, мои родные?..». Дневник остарбайтера») – своеобразный самоотчет о безоговорочной капитуляции трагедии рабского труда в Вальтерсхаузене у врага перед молодостью и любовью! Замечательную составительскую работу продемонстрировал коллектив сотрудников газеты «Аргументы и факты», выпустивший «Детскую книгу войны. Дневники 1941–1945». Всего там 35 дневников, распределенных по 5 главам: блокада Ленинграда, гетто и концлагеря, тыл, остарбайтеры и оккупация. Эта книга была заслуженно признана «Книгой года 2015»[259].
Военнопленные же могут похвастаться только каталогом выставки, открывшейся в Санкт-Петербурге и выпущенным фондом «Историческая память» совместно с берлинской организацией «Kontakte-Контакты» при финансовой помощи Германского Федерального фонда «Память, ответственность и будущее». Кстати, сам фонд «Историческая память» профинансировал книгу Баканова А.И. «”Ни кацапа, ни жида, ни ляха”. Национальный вопрос в идеологии Организации украинских националистов», 1929–1945», выпущенную издательством «Алгоритм» в 2014 году[260].
Несмотря на выставки о военнопленных и книги об остарбайтерах дирижировавшая празднованием 70-летия Победы власть опять вчистую забыла о них, как и вообще о гуманитарных аспектах войны. В 12-томнике «Великая Отечественная война. 1941–1945», выпущенном Институтом военной истории МО РФ, миллионам остарбайтеров, как, впрочем, и миллионам еврейских жертв, достались лишь единичные упоминания во вводной статье к тому 10, озаглавленном «Государство и общество в годы Великой Отечественной войны: основные направления исследований»![261] Коллеги ссылаются и на мои работы, но это не радует, поскольку усилия историков, занимавшихся теми, кто был «на обочине войны», в очередной раз оказались не востребованными в российской историографии.
