я написать ему такое письмо, — призналась она. — Он будет в ярости.
— Тогда я сама напишу, — просто сказала Молли. И написала.
Вернуть деньги Сара ей не позволила.
— Они могут нам еще на что-нибудь пригодиться, — сказала она. — Я тоже напишу ему и объясню, что оставила деньги при себе на случай каких-нибудь чрезвычайных обстоятельств.
При всем своем нежелании быть кому-то обязанной, Молли не могла не признать, что резервный фонд может оказаться полезным, и не стала возражать.
Когда мать-настоятельница получила ожидаемое письмо от сэра Джорджа, за Молли немедленно послали. Ее вызвали прямо в кабинет матери-настоятельницы, и как только она закрыла за собой дверь, настоятельница сказала:
— Я получила письмо от Сариного отца. Он очень зол и требует, чтобы я немедленно отправила вас домой. — Она говорила на своем старательном английском, с сильным акцентом, но Молли легко ее понимала. Однако она ничего не ответила — просто стояла перед маленькой монахиней и пристально смотрела на нее.
— Что вы на это скажете, Молли? Вы не должны были сюда приезжать. Ваш отец не отпускал вас. Вам надо ехать домой.
— Я не поеду домой, матушка, — ответила на это Молли. — Если вы настаиваете, чтобы я ушла из монастыря, я, конечно, уйду. Но домой не поеду. Предложу свои услуги какому-нибудь другому французскому госпиталю. И тогда уже никто не будет знать, где я, и никто меня домой не отправит.
— Сестра Элоиза говорит, что из вас вышла хорошая сестра милосердия. По ее словам, у вас природный дар. Твердая рука и ясный ум. Она не захочет с вами расставаться. Так назовите же мне причину, почему я не должна отправлять вас домой.
Молли ожидала этого вопроса и заранее обдумала ответ, но теперь, под пронзительным взглядом голубых глаз матери-настоятельницы, сидящей за столом напротив, все приготовленные слова вылетели из головы. Она чувствовала, как горячий румянец расползается по шее и по щекам: совершенно невозможно было сказать этой почти незнакомой женщине, к тому же монахине, почему она не хочет возвращаться домой.
Видя ее смущение, мать-настоятельница указала на единственный, помимо ее собственного, стул в комнате и сказала:
— Сядьте, Молли.
Молли все так же молча присела на краешек стула, напряженно выпрямив спину и сложив руки на коленях: она пыталась подыскать нужные слова.
— Вы настроены очень решительно, — заметила мать-настоятельница, давая ей время собраться. — Я уверена, что у вас есть веские причины не ехать домой, но, пока вы не объясните их мне, я ничем не смогу вам помочь. — Она вдруг улыбнулась. — Какой-нибудь молодой человек? Я ведь тоже не всегда была монахиней, hein? Вы меня не шокируете.
Молли все молчала, и мать-настоятельница добавила:
— Так значит, дела сердечные, да?
— Нет, — отозвалась Молли почти шепотом.
— Тогда расскажите мне, в чем дело. Назовите причину.
Голос у нее был мягкий, но настойчивый, и Молли наконец выложила ей все. Мать-настоятельница внимательно выслушала ее, а когда она закончила говорить, только кивнула. Она сцепила пальцы в замок и посмотрела на Молли.
— Ясно, — сказала она. — И это все правда?
— Да. Вы мне не верите?
Мать-настоятельница посмотрела ей прямо в глаза, и Молли твердо выдержала ее взгляд.
— Я вам верю. Такое случается, malheureusement[10].
Мать-настоятельница на мгновение задумалась, глядя вдаль и рассеянно барабаня пальцами по столу. Затем вновь перевела взгляд на Молли.
— Вы рассказывали обо всем этом Саре?
Молли покачала головой:
— Нет.
— И не расскажете?
— Нет. Это семейные дела.
— Но она ваша подруга.
— Она мне не то чтобы подруга, — медленно выговорила Молли. — Обстоятельства сложились так, что мы стали подругами, но ей-то, может, и легко со мной дружить, а вот мне не очень. Она… была моей хозяйкой. В Англии мы жили в разных мирах. Она госпожа, я горничная. И это до сих пор так, даже здесь. Она не взяла бы меня с собой, если бы отец отпустил ее одну. Ей бы это и в голову не пришло.
— Вас это обижает? — спросила мать-настоятельница.
— Нет, просто это так, вот и все.
Мать-настоятельница, очевидно, удовлетворилась этим ответом. Она кивнула и сказала:
— Лично у меня нет возражений против того, чтобы вы остались здесь. Я не могу отослать девушку к такому отцу. Я скажу, что вы нужны здесь, и это правда: вы работаете добросовестно, и у вас есть все задатки отличной сестры милосердия. Нет никакой необходимости посвящать сэра Джорджа в какие-то другие причины. Он ведь не ваш опекун, hein? — Она снова помолчала и добавила: — Однако я думаю, что вам следует написать родителям, может быть, лучше матери — рассказать ей, где вы, и объяснить, какую важную работу выполняете. Думаю, это ваш долг перед ней. Если вы напишете это письмо, то я напишу сэру Джорджу. Согласны?
Молли согласилась.
Сара никак не ожидала такого результата беседы Молли с матерью-настоятельницей.
— Как же ты уговорила ее позволить тебе остаться? — с изумлением спросила она.
— Я сказала ей то же, что и тебе, — ответила Молли, — что домой все равно не поеду. Просто уйду и устроюсь работать еще где-нибудь — здесь же, во Франции. Она не хотела, чтобы то время, которое сестра Элоиза потратила на мое обучение, пропало даром, и сказала, что если я напишу родителям, то она напишет сэру Джорджу.
Спустя годы, перебирая документы отца, Сара нашла письмо Молли и другое, пришедшее следом за ним — от матери-настоятельницы.
Молли написала сэру Джорджу просто:
Дорогой сэр Джордж,
мне очень жаль, но я не могу сейчас вернуться домой, потому что я нужна здесь, в госпитале. Раненых привозят без конца, мы и так еле-еле справляемся. Я напишу родителям, они наверняка меня поймут.
Спасибо, что прислали деньги на билеты. Я отдала их мисс Саре.
С уважением,
ваша Молли Дэй
Письмо матери-настоятельницы было столь же простым, хотя, пожалуй, более откровенным.
Глубокоуважаемый сэр Джордж,
спасибо за Ваше письмо. Боюсь, я не смогу отправить Молли Дэй домой против ее желания. Я понимаю Вашу тревогу о ней, тем более что родители не одобрили ее отъезд. Однако она сейчас оказывает неоценимую помощь в нашей работе с ранеными, и, если она хочет остаться, я этому только рада.
Я велела ей написать родителям, объяснить им, как сложились обстоятельства, и она обещала это сделать, прочее же не в моей власти. Если бы я не позволила ей остаться у нас, она все равно не вернулась бы домой, а ушла бы в какой-нибудь другой госпиталь, где ее никто не знает, и мы потеряли бы ее в том
