выжидательно смотрит на меня, а затем на корзиночку с печеньем. Я следую ее примеру и беру свою чашку, только вот не ограничиваюсь одним взглядом на конфеты. Беру и злостно съедаю, а затем проговариваю:
— Когда ты говорила, что знаешь, как мне поступить в ситуации с реакцией моей дочери на Славу, то про мою якобы отсылку в Сибирь речи не шло.
— Не могла же я написать девочке, что мой сын по жизни вечный радикал, — разводит руками и невинно хлопает глазами, — Так и не научившийся видеть серые краски, несмотря на полученное прекрасное образование.
— Мама, пожалуйста…
— Сынулик, — более серьезно продолжает владелица Эры, — Когда ты привёл эту свою Лысокобылку в дом и всячески потакал её прихотям, слушать о моих наблюдениях относительно её ограниченного кругозора и излишне прямого меркантильного характера не захотел, помнишь?
Откинувшись в своем кресле, я устало прикрываю глаза. Все мои мысли крутятся вокруг непорочной писательницы и дочери, и бывшая жена сейчас последний человек, о котором хочется думать. Да, мать с первого взгляда разложила ее тогда на органы, пытаясь отговорить от брака, но я воспринимал позицию в штыки и ничего не хотел слушать. С тех пор утекло много воды.
— Давай не будем вспоминать старые ошибки… Я сделал выводы. И, пожалуйста, не называй её так.
— Почему? Разве это не её девичья фамилия, по отцу, если не ошибаюсь. — она редко, когда ошибается, и любит об этом упомянуть. — А сейчас девица прекрасно себя чувствует, взяв нашу, а ты, несмотря на выводы, по-прежнему ей ни в чем не отказываешь, боясь, как бы она не отобрала у тебя дочь. Хотя, как она это сможет? Ну, да ладно. Забудем эту ущербную. Но зачем, скажи, зачем ты подстраиваешься под каждую прихоть Анечки, даже не попытавшись найти причину её капризов?
— Она не хочет говорить, только плачет. — вторая конфета попадает мне в руку.
Мама приехала где-то час назад, и они с дочерью огорошили меня новостью о том, что Аня проведёт неделю у бабушки. Не знаю, чем моя мать подкупила свою внучку, но та по странности сияла, рассказывая о своих планах взять с собой любимые платья и игрушки.
— И что? Дети не только смеются, но и плачут. Это вполне допустимо. Они всегда пытаются найти в нас слабые рычаги, чтобы потом, при удобном случае, на них надавливать. А ты вскоре своим поведением слепишь из всего себя один большой рычаг постоянного согласия, что плохо не только для тебя, но и для Ани. Ты приучишь ребёнка получать все, а когда она подрастет и столкнётся с настоящим миром, то обвинять в его несправедливости будет тебя.
— Мама…
— Что мама? Ты готов сразу поставить крест на начавшихся отношениях с хорошей девушкой из-за первой реакции ребёнка, причин которой не смог узнать! Георгий, ты взрослый мальчик, но не понимаешь — родитель не должен подстраивать свою жизнь под ребёнка и слепо исполнять его прихоти. Появление в жизни человека ребёнка, не делает его рабом. Ты можешь стать другом, если захочешь, но при этом ребёнок должен понимать иерархию, а не вить из тебя верёвки в любой момент
— Анечка не вьёт…
— Это пока что. Ещё немного и считай всё упустишь, а потом она вырастет, найдёт себе, как сейчас модно — бойфренда, и будешь ты сидеть, сынулик, и куковать в одиночестве!
— Мама, у нас разные методы воспитания…
— Мои методы, между прочим, помогли воспитать прекрасного мужчину.
— Который с детства понимал, что он у матери всегда на втором месте. — неожиданно для себя озвучиваю я и сразу жалею. Лицо Риммы Константиновны на секунду бледнеет, а ее рука вместе с кружкой дёргается, но она моментально собирается и с грустной легкой полуулыбкой продолжает:
— Чтобы я могла дать тебе всё самое лучшее, мне приходилось работать не покладая рук. А ты бы предпочел бы, чтобы я наплевала на семейное дело и твоё будущее? Ну нет, сынулик. На такие жертвы я бы никогда не пошла.
В дверь легонько стучат, и, получив мое одобрение, Инга входит в кабинет. Делает к нам пару шагов, нерешительно останавливается и произносит:
— Вещи Ани я приготовила.
— Спасибо, — опередив меня, отвечает владелица Эры, — Ты можешь быть свободна. Если понадобишься, я сама с тобой свяжусь.
— Но мой рабочий день ещё не закончился. — уязвлено произносит няня.
— Милочка, у нас сегодня семейный ужин, на котором будет присутствовать только семья. Я сама накрою на стол для сына и внучки. — голос матери льётся стальным медовым ручьём, отчего девушка бледнеет и поворачивает голову в мою сторону.
— Инга, спасибо большое за работу. — произношу, как можно приветливее, стараясь разрядить странную обстановку. — Можешь быть свободна. Я сообщу, когда нужно вернуться. И не волнуйся, пожалуйста, на зарплате это никак не скажется.
***
— Избавься от этой подобострастной, — говорит мне мать сразу, как только я, закрыв входную дверь за няней и уверившей, что она приедет, как только понадобится, возвращаюсь в свой кабинет. — Не сомневаюсь, именно она нашептала ребёнку неприятные сказки о Славочке.
— Мама, ты видишь зло там, где его нет. — смеюсь и, забирая пустые чашки со стола, собираюсь отнести их на кухню.
— Вы, мужчины, такие наивные. — улыбается и следует за мной. — Вам доброе слово скажи и конфетки нужные подложи, так вы во всех кругом готовы увидеть ангелочков. А я её хвост раздвоенный сразу заприметила, когда ты взял её на работу. У неё же глаза на тебя, а не на ребёнка загораются, неужели не замечал?
— Мама!
— Что мама-мама? — ставит на кухонный стол две корзиночки, которые несла в руке и серьезно заявляет, — За неделю реши, так ли сильно хочешь быть со Славочкой? Не нужен ей сомневающийся мужчина, девочка заслуживает счастья. А я с внучкой всё улажу, и посмотрим, чьи методы воспитания верные, по фэн-шую. — иронично заключает.
— Я Славе сегодня же напишу, только закажу новый телефон. — убираю кружки в посудомоечную машину.
— Сынулик, ты никогда не даёшь времени подумать, ни себе, ни другим. У тебя каждый раз: вижу цель, не вижу препятствий, и это неплохо. Но спешка не приносит хороших результатов. Вот мамулечка твоя
