Федора(глядя мимо Настасьи).Значит, праведный был человек. Вот теперь по заслугам его внучка его. так высоко вознеслась. — А царские дед и бабка в ту пору сами великую нужду терпели и гонения всяческие, сначала от Годунова-супостата, потом от польского короля.
Настасья(торопливо).Мне сказывали, сказывали, Феодора Ивановна, что ты все беды с царской семьей разделяла, все силы государям нашим отдавала. И теперь тоже отдаешь.
Обе няньки выпивают по глотку вина, съедают по кусочку пирожка. — Аудиенция закончена.
Федора.Ну что ж, рада была тебя узнать,
Порфирьевна. Бог даст, получше узнаю. — Ступай, береги свою питомицу. Дай Бог здоровья и тебе, и детям твоим, и внукам, и правнукам.
7. У Яузских ворот
Во двор Корионовского дома въезжают богатые сани, запряженные тройкой лошадей. В санях восседает Евдокия Никитишна. Немногочисленная челядь Корионо-вых при виде ее падает на колени. Евдокии помогают выйти из саней, она устремляется в дом.
Маланья выходит ей навстречу и тоже опускается на колени.
Евдокия(в сердцах).Ты что, сдурела, Малашка? Ты меня впервые видишь? Мы с тобой вместе выросли.
Маланья(вся сияет).А мне в радость, Евдокия
Никитишна. Наша барышня теперь царская теща. Кому такое присниться могло? (Стоя на коленях, склоняется и целует пол.)
Евдокия.Тьфу! (Бросает ей верхнюю одежду, идет в горницу.)
В горнице.
Евдокия, Аграфена, Афанасий. Евдокия и Аграфена целуются.
Афанасий(вставая).Здравствуй, матушка Евдокия Никитишна.
Евдокия(со слезами в голосе).Петрович, ты теперь меня своей сестрой не признаёшь?
Афанасий(смущенно).Дунюшка, ведь ты меня знаешь, меня же хлебом не корми, дай только пошутить.
Евдокия.Я, видно, шутить уже разучилась. Я теперь другому учусь.
Евдокия прижимается лбом к плечу Афанасия, затем делает несколько шагов по комнате.
Евдокия.Где мой сын?
Аграфена.Дома. Позвать?
Евдокия.Не надо.
Афанасий.А хозяин твой где?
Евдокия.Лег отдохнуть и заснул. А я сразу к вам.
За дверью, неплотно закрытой, появляется Андрей. Он не входит внутрь, но внимательно слушает.
Евдокия.Скажи, Петрович, это ты надоумил Андрея до свадьбы в Кремль не показываться?
Афанасий.Нет, это Василий Матвеевич.
Евдокия.Спаси его Господи. Вот уж поистине Божий человек. Ангел-хранитель. — А после свадьбы он нас не покинет?
Афанасий(твердо).Можешь быть спокойна, Дуня. Василия твоему сыну Бог послал, и он его ни за что своими наставлениями не оставит.
Аграфена.Да что случилось? Неужто вас там
(взглядом указывает наверх)кто обидеть мог?
Евдокия.Да пусть меня хоть по сто раз на дню
обижают, мне все Божия роса. — А что случилось, то уже случилось. В тот самый день случилось, когда Фимку (тяжело переводит дух)выбрали.
Аграфена усаживает ее, берет за руку.
Аграфена.Да ты не вопи, а расскажи спокойно, что тебя так из себя вывело. Глядишь, окажется, что все это пустяки.
Евдокия(сжимая руку сестры).Были мы сегодня
опять за большой государевой трапезой. Сели, как водится, я с боярынями в левом ряду, Родионыч с боярами насупротив, в правом. О чем-то я задумалась, и тут слышу, как государь к моему Ивану обращается и спрашивает: на какого Андрея у твоего сына день ангела? Который, говорит, он у вас Андрей? Ну, я в их сторону оборачиваюсь -
меня ведь все же касается — и вижу Морозова. А он аж черный стал. И я смотрю, государь тоже это заметил, больше ни слова Ивану не сказал, совсем о другом с каким-то князем заговорил. (Афанасий протяжно вздыхает.)Что же выходит, до того Борис царя к новой родне ревнует, что тот сам это видит и смущается?
Афанасий(печально).Дунюшка, Борис Морозов нашего царя с пятилетнего возраста пестует. Он его и азбуке учил, и тому, как государством управлять. Этому ведь тоже учиться надо. И больше никого у царя нет, на кого бы он опереться мог. Почему так случилось, лучше сейчас не говорить. Но с Морозовым он должен считаться, он не может иначе.
Евдокия.Да он его боится, ты понимаешь ли? Боится он его! — А Борису, видать, мало этой боязни. Стало быть, вперед заглядывает, ждет, что рано или поздно все изменится.
Афанасий.Дуня, из тебя уже кардинала Мазариния можно делать.
Андрей за дверью зажимает себе рот, чтобы не расхохотаться.
Евдокия.Я не знаю, про кого ты говоришь, Петрович. Я хочу знать, что с нами будет, с сыном моим что будет? Мы с Иваном уже не раз и не два боярам говорили, что он на Верх являться робеет, что он беспрестанно монастыри обходит. А уж я-то знаю, какой он робкий. Его туда пусти, он и царю, и Морозову станет правду-матку резать. Он никого и ничего не побоится.
Аграфена(растерянно).Может, кто-нибудь царю шепнет, чтобы его на воеводство куда отправили? Не очень далеко, к примеру, в Ярославль.
Андрей за дверью низко кланяется.
Аграфена.И мы бы с Петровичем туда перебрались.
Евдокия(в сердцах).Лучше прямо в Углич. Как царевича Димитрия. (Спохватившись, бьет себя по щеке, затем крестится, шепча покаянную молитву.)
Афанасий.Я же говорю — кардинал Мазариний.
Евдокия.Родные вы мои, ведь я уже сама себя не узнаю. — Вот вернулись мы давеча (почти шепотом, с отвращением)из этого Кремля. Приезжает к Пушкиной сродственница ее, боярыня Шеина. Ну о чем еще бабы говорят? Сперва о том-о сем, а потом, конечно же, о сватовстве. У нас сын, у нее там крестниц и племянниц пруд пруди. Так какая у меня была первая мысль?
Афанасий(с грустной улыбкой).Что ее Морозов подослал.
Евдокия.Да. Но этого мало. — Говорит она, говорит, и тут я слышу собственный свой голос, и будто бы не я это говорю, а кто за меня. А у Андрея, говорю, в Касимове невеста осталась, все у нас уже с ее родителями оговорено, и любит он ее очень.
Андрей за дверью разводит руками.
Аграфена.Да он же про нее больше слышать не хочет, про Барашову эту.
Евдокия.Уж наверное!
Аграфена.А что? Можно ведь найти в Касимове или еще где ничуть не хуже и сказать, что это и есть та самая.
Евдокия(машет на нее рукой).Ой, Грушенька!
Афанасий(растерянно).Ему ведь какое-то зеленое платье понравилось.
Евдокия.Про зеленое платье забудь! Пушкин
сказывал, что у зеленого платья отец с боярами Стрешневыми дружен, а Стрешневы Морозову кровные враги.
Афанасий(грустно усмехаясь).А царю кровная родня.
Аграфена.А может, ему и вправду сан принять? Шутки шутками, а стал бы патриархом в один прекрасный день.
Евдокия.Да как я могу родному сыну такое предложить?!
Афанасий(хватаясь за голову).Девоньки, давайте лучше я в монахи уйду! Чтобы всего этого не слышать.
Андрей распахивает дверь.
Андрей(подходя к Евдокии).Здравствуй, матушка, мне Маланья сказала, что ты приехала.
Евдокия(вскакивая).Голубчик мой! А мне уже назад пора. Батюшка твой прилег отдохнуть, вот я и решила дядю Афанасия проведать. Надо мне ехать, а то Родионыч меня хватится. (Трогает Андрея за щеку.)Вот, дома ничего не ест, а у тети Груши даже щеки какие-то нагулял.
Евдокия удаляется в сопровождении Аграфены.
Андрей.Чем дальше в лес, тем веселей живем. Родная мать уже в глаза не смотрит.
Афанасий.Так на Верху заведено. Там никто друг другу в глаза не смотрит. А ты, часом, не стоял ли за дверью, не подслушивал?
Андрей.Стоял и подслушивал.
Афанасий(смущенно).Ты на мать не обижайся, у нее за тебя душа болит.
Андрей(хмурясь).Нельзя же моей жизнью
распоряжаться в угоду Морозову. Я Господу Богу принадлежу. Я не морозовский крепостной.
Афанасий.Не знаю. Ведь мы же с тобой не
в Голландии живем, как тот Лукич, да Артамон Матвеев. — У нас другая доля. У нас весь народ согласился, что кому-то должно быть крепостным. А это значит, что всем и каждому приговор вынесли. — Правда, среди крепостных порой случаются и беглые. Вот я, к примеру, беглый. Двадцать лет тут отсиживаюсь. Живу по милости твоей тетки. За ее сарафаном прячусь.
Андрей(смущенно).Что ты говоришь, Афанасий
