— Боже… — только и смогла выдавить из себя Татьяна, таращась восхищенными глазами на супруга.
— Я же говорила, — заговорщицким тоном произнесла Анна, — у него тоже есть увлечения. Просто они не расходятся с делами и общей, государственной пользой. Никто кроме него и не смог бы совершить этот прыжок.
— Но почему? Это ведь было безумно опасно!
— Ох Танюш, — вздохнув Анна, — я и сама переживаю, но он сам так считает. Кроме того, это не первый его прыжок. Если мне не изменяет память — десятый. Не считая двух десятков спусков груза на парашюте.
— Ты говоришь, что все его увлечения как‑то связаны с государственной необходимостью… но как это чудачество может помочь России?
— Петр сейчас строит большой воздушный шар необычной формы, который сможет управляемо летать по воздуху без привязи, как сейчас. Да не просто так, а беря куда больше людей в корзину. И эти парашюты станут способом их быстрого спуска. Это новый род войск. Считай, что он создает новый род войск. Ты, наверное, уже слышала о морской пехоте?
— Войска, подготовленные для высадки на берег с кораблей?
— Именно.
— Но ведь там… о Боже! Поняла! Это… это безумие! Потрясающее безумие… Ты поможешь мне уговорить? Я тоже хочу летать!
— В этом нет необходимости. Подняться на шаре мы с тобой и так можем.
— А прыгнуть вот так же? — Спросила, с совершенно восхищенным взглядом Татьяна.
— Не спеши. Я знаю, что подъем на высоту не все хорошо выдерживают. Некоторым становится плохо. Но если ты нормально высоту перенесешь, то мы вместе пойдем к нему и заявим, что не хотим отставать от него в столь зрелищных вещах. — Произнесла Анна и тут оказалась в объятьях царицы, явно расчувствовавшейся от столь необычного зрелища. Ведь до этого момента она как‑то и не воспринимала всерьез воздушные шары, полагая их развлечением в духе воздушных змеев. Баловством. И только сейчас, увидев, как лихо ее супруг приземлился и управлялся с парашютом, по–настоящему прониклась идеей освоения воздушного пространства.
Глава 6
17 июля 1695 года. МоскваВасилий Иванович приехал в Москву из Иркутска для выправления бумаг о вступлении в Торгово–Промышленную палату. Впервые со времен Алексея Михайловича. А потому только сейчас смог увидеть то, как изменился город. В сущности, первое приятное удивление началось еще в Уфе, откуда начиналось шоссе с твердым покрытием. Да не обрывалось, а тянулось дальше в сторону Кургана, отмеряя столбиками километры от Москвы.
— Дивно, — соглашался тогда с ним его брат, с интересом рассматривающий опорный форт, к которому они подъезжали. — И вышка чудна. Зачем такая большая? Вон как взгромоздились.
— А ты погляди туда, — указал рукой Василий в сторону видневшейся вдали такой же каланчи.
— Вот оно что… — покачал головой брат.
— Да. Для сигналов каких они приспособлены. Хотя, как они это делают, не очень понятно. — Но в этот момент на дальней вышке, стали вспыхивать едва видные огоньки, сливавшиеся во что‑то одно. А потом послышалось шевеление и с ближайшей.
В общем, «залипли» Василий с братом в том первом опорном форте очень основательно — аж на целых три дня, все выспрашивая и узнавая. Понравилось им все. Порадовало. Особенно возможность быстро передавать важные сведения на огромные расстояния.
Следующим приятным удивлением стали мосты, что шли по всему ходу дороги. Крепкие, каменные, добротные и толково спроектированные. Таким были не страшны ни тяжелые повозки, ни гниль, ни ледоход. Особенно поразил Василия большой каменный мост через Волгу, что стоял у Нижнего Новгорода. Могучие быки. Массивные, крепкие перекрытия пролетов.
— Послушай, служивый, — обратился купец к сержанту дежурного патруля, проходящего по мосту. — А давно ли мост стоит?
— Так почитай года два как. Но говорят, что лет через десять переделывать станут. Вон, — махнул он рукой на другой берег, — уже работы идут. Сказывают, что дорогу подводят, дабы тяжелые грузы не переть в гору.
— Да ведь и тут небольшой уклон. Что, из‑за этой мелочи новый мост ставить?
— Этот низенький. Слыхал я, что он временный. Уж больно требовалось дорогу провести дальше. А тот ставят основательно. На века. Сказывают, что и выше вдвое станет, давая свободный проход парусным судам. И куда как крепче да шире раза в четыре.
— Зачем же тут такой большой мост? — Удивился купец.
— Э–э–э–х, — махнул рукой сержант. — Вроде и уважаемый человек, а таких вещей не знаешь. Царь‑то наш считает эту дорогу, словно становую жилу, прохватывающую всю Россию, важнейшей задачей. Вокруг нее и города станут, и торговля. Уже сейчас поселенцы на восток потянулись. Жидко пока. Но то ли еще будет! Да и торговля сейчас как идет? Повозками. А ты же поди про паровой движитель и не слышал. В Москве таких уже несколько десятков работает.
— Паровой движитель?
— Механизм такой. Железка большая с топкой. В нее дрова закидываешь, они горят, а железяка сама чего‑то там крутит.
— А ты такой видел сам?
— Разок взглянуть удалось. На фабрике ткацкой тогда служил. Ну и… Поначалу‑то кажется, будто дьявольская механизма, а потом ничего, успокаиваешься. Ведь чего такого? Кормишь железный котел земляным углем там или горючей землей, а он в благодарность за тебя какое колесо вертит. Почитай, что живое. А мастера, что его обихаживают, так и вообще иногда уважительно и почтительно с такой механизмой беседу держат. Опять же, работает весь год без отдыха, а водяные мельницы от ледохода до ледостава.
— Не слышал, такую приспособу купить можно?
— Того не знаю. Их все царь наш для своих нужд делает. Лучше с теми, кто рядом дела ведут побеседовать. Но так вот. Сказывают, что хотят эту механизму на колеса поставить, чтобы за один раз она тянула не одну телегу малую, а целую вереницу куда более тяжелых. Вот под то и строят мост. И выше, и крепче, и вход на него ровнее — как проедешь на ту сторону, увидишь ту насыпь, уходящую натуральным хребтом вдаль…
Но вот, наконец, и Москва. Василий смотрел во все глаза и не мог поверить… Большая, широкая лента шоссе без сужений и особых искривлений плавно входила в город, устремляясь к его центру и, пересекаясь там с такой же полосой, уходила куда‑то на запад — в сторону Смоленска.
Москва ударно перестраивалась. Вдали виднелся монументальный массив будущего кафедрального собора России, который уже был завершен в целом и отделывался, возвышаясь маковкой купола на две сотни метров. Учитывая «рост» столицы в один–два этажа этого мастодонта было видно практически отовсюду. А ведь это еще не установили крест, который планировал отвоевать еще три десятка метров. Огромный, колоссальный, невероятный — вот какие эпитеты посещали любого, кто видел этот собор. Особенно, когда он входил на соборную площадь перед ним, уже укрытую аккуратными кирпичиками мрамора и стремительно обрастающую настоящим архитектурным ансамблем. Не говоря уже о том, что эта площадь была самой большой в Европе и мире. Полтора квадратных километра!
Василий стоял на ней и медленно собирался с мыслями.
«Как же все поменялось… вон и так, кроме всего прочего, улочки, мощенные трамбованным щебнем, да домики кирпичные становятся один к одному. Деревянная Москва стремительно уходит в прошлое…»
— Невероятно, — рядом произнес брат. — Своими глазами не увидел бы — не поверил.
— Да уж… Ладно, пошли в палату представляться. Говорят, что они пока в простом кирпичном домике ютятся.
— Если все так пойдет, то это ненадолго… — усмехнулся Андрей. — Экий размах. И откуда у царя деньги на всю эту красоту?
— Так ты что, забыл, кто возглавляет золотую сотню палаты? У царя свои заводы, мануфактуры, как их, фабрики, мастерские и немало. Нитяное производство, тканевое, доски, брусья, фанера, стекло листовое, фарфор, кирпичные дела, железоварни и могучие прокатные станы… и многое другое. Так же он владеет дорогами и всеми опорными фортами, а в каждом фактория, почта, телеграф. Держит большую торговлю с голландцами и французами, которая только с листового стекла да серебряной стали дает возможность закупать за границей все, что ему угодно. Доходы у него такие, что никто не может даже подступиться! Почитай лучшая половина золотой сотни едва–едва с ним может сравниться, вместе взятая. Да еще и банк этот. Да приданое, что ему поляки за девицу свою отсыпали. Если так пойдет, то он всю Москву в мрамор одеть сможет и позолотой украсить.
— А ведь совсем юный… и откуда такая хватка?
— Кто же его знает? Да нам то и не важно. Ладно, поехали, а то застоялись.
Но едва Василий с братом отъехали на наемной пролетке от Соборной площади, как наткнулись на новое диво — по земле шли четыре нитки железных брусков непривычной формы, по двум из которых катилась, ведомая крепкой лошадью странная повозка. Что‑то вроде очень большого фургона, но с окнами и сиденьями. Причем она была буквально забита обывателями, ехавшими сидя и стоя в проходах куда‑то по своим делам.
