– Ма, нам в школе задали сочинение на тему: «Если бы вам дали возможность изменить одну вещь в своей жизни, что бы вы изменили?» – она с интересом ждала ответ.
– Ничего, – не задумываясь, ответила мать.
– Почему?
– Если бы я изменила хотя бы один эпизод, в моей жизни не было бы тебя!
Тогда это было самое короткое сочинение в жизни ее дочери и самая плохая отметка.
Надежда Николаевна была дочерью иммигрантов в третьем поколении, но, несмотря на это, прекрасно говорила и писала по-русски, знала историю, нравы и быт своего народа. Еще когда она училась в университете, ей предложили работать в ЦРУ, ее знания во времена, когда карта пестрела красными звездочками и шла непрекращающаяся война не только за территории, но и души, были очень востребованы. Девушка пошла работать в разведку из политических убеждений, тоталитарный строй был неприемлем для нее по сути.
«Да, конечно, и в Америке не все так гладко и демократия не безгрешна, но это пока лучшее, что удалось придумать людям», – убежденная в своей правоте, она отправилась в подготовительный лагерь. Процесс подготовки молодой, амбициозной Надюше понравился. Их учили выживать там, где невозможно было выжить. Преподавали иностранные языки, криптографию, психологию, радиодело и все виды вооружения. Им объясняли, как знакомиться с нужными людьми и поддерживать с ними связь, как уходить от слежки и заметать следы.
Студенты называли друг друга только по именам, и так как саму Надю в то время звали Рита, то не нужно было иметь большого ума, чтобы догадаться, что и остальные совсем не те, за кого себя выдают. Студенты старших курсов исчезали так же внезапно, как и появлялись новички, без прощальных посиделок, почти по-английски, но никто не задавал вопросов, и уж тем более не обижался. Одним из новеньких и был Алекс – Александр – Рой. Никаких любовных интрижек не должно было быть, но, как ни странно, судьба оказалась к ним благосклонной и молодые попали в самый закрытый отдел – Оперативный директорат, который занимался планированием и осуществлением операций по всему миру. Вместе с молодым мужем Надежда неплохо потрудилась на благо демократии. Она ни разу до сего времени не усомнилась, что исполняет свой долг, и гордилась этим.
Если бы Надежда Николаевна знала, что за ее амбиции придется расплачиваться дочери, то никогда не сделала бы этот шаг.
Оперативники ЦРУ появились в Москве под крышей американского посольства вслед за созданием самого управления. Посольская резидентура задумывалась как основной исполнитель разведывательно-подрывной деятельности спецслужб на территории СССР. Восьмидесятые годы были переломными для Москвы, и Вашингтон это чувствовал. Морозовых отправили в Россию, в их функции входило проведение акций технической разведки. Но в Москве им не повезло. КГБ вскрыло и разоблачило около тридцати шпионских операций спецслужб, досталось также немцам и французам. Причем раскрыты были особо оберегаемые и тщательно законспирированные высокооплачиваемые агенты. К концу марта 1984 года не осталось сомнений в провале. Источники информации стали пересыхать, успешно работавших информаторов арестовывали, многие связи были утеряны, и даже электронная прослушка обезврежена. Морозовы едва успели унести ноги.
Маша последнее время ощущала себя в каком-то вакууме, мысли, которые раньше поедали ее, исчезли, оставив звенящую, черную пустоту. Она чувствовала дикую усталость от того, что зависла где-то в безвременье. Ей хотелось одного, чтобы эта пустота отпустила ее, подарив долгожданный покой.
И вдруг тьма стала вращаться все быстрее, и Маша увидела маленькую светящуюся точку. Точка разрасталась, превращаясь в огромный поток света, и девушка как-то сразу ощутила прохладный, свежий ветерок, который ласково пробежал по лицу. Она огляделась и обнаружила себя на дне глубокого и узкого ущелья, взгляд сам потянулся в небо, где в ярких лучах солнца, окруженный величественными верхушками снежных гор, завис монастырь. На самой высокой монастырской стене стоял Федор и махал ей рукой.
– Маша! Поднимайся, я тебя жду!
До счастья было рукой подать, но тут опять стала опускаться вязкая тьма.
– Я не вижу тебя! Ты где? – в ужасе закричала Маша, закрученная липкой, черной воронкой.
– Тикс! Монастырь Ти-икс!
Девушка внезапно очнулась, открыла глаза и впервые за столь долгое время осмысленно посмотрела на мир.
– Машенька, – Надежда Николаевна, сидевшая рядом, сразу же уловила этот едва заметный проблеск в глазах дочери.
– Мама, – женщина вздрогнула, это было первое слово, произнесенное девочкой за эти несколько ужасных месяцев. И хотя голос был слаб и еле слышен, но для матери он звучал громче духового оркестра.
– Да, да мое солнышко, – Надежда Николаевна склонилась к изголовью.
– Отвези меня в Тикс, – слова давались ей с большим трудом.
– Куда?
– В Тибет… монастырь Тикс… Меня там ждет Федор.
– Конечно, – женщина еле сдерживала слезы. «Она просто бредит». Надежда Николаевна взяла Машу за руку. – Вот поправишься, и мы обязательно поедем. Ты только поправляйся!
– Не потом… Сейчас, – девушка опять провалилась в забытье.
«Бедная девочка… Но кто же знал?» – мать горько заплакала.
А Маша теперь, каждый раз открывая глаза, умоляла отвезти ее в Тикс.
– Тикс, Тикс, – Алекс вместе с женой сидел за столиком в буфете госпиталя. – Она все время это повторяет. Что бы это значило?
– Девочка бредит, – жена устало опустила голову.
– Ну не скажи, я навел кое-какие справки, и вот что я выяснил, – он достал смятый лист бумаги. – Один из первых монастырей Ладака, основан в VIII веке, висящий между небом и землей, на высоте 14 537 футов, – читал мужчина, – занимает высочайшее место в Гималаях, – он поднял глаза. – Откуда она узнала про это место?
– Алекс, и ты туда же? – Надежда Николаевна заплакала.
– Немедленно прекрати! – он слегка повысил голос. – Тебе не кажется, что мы настолько невнимательны к собственным детям, что потом горько раскаиваемся. Бред, фантазии! Мы считаем, что она еще маленькая, чтобы что-то понимать, чего-то хотеть, на чем-то настаивать! Ведь так мы думаем о собственной дочери? И ее дружба с этим мальчиком казалась нам детской забавой… А что вышло? – сдавленно спросил он. – Нет! Наши дети мудрее нас! И мы должны! Мы просто обязаны напрягать весь свой слуховой аппарат, чтобы услышать их!
– Можно? – его монолог прервал профессор Хенц, присевший к ним за столик.
– Конечно, – Алекс попытался улыбнуться.
– Доктор… – Надежда Николаевна посмотрела на него с мольбой.
– Мне тяжело это говорить, – в его голосе звучала неприкрытая скорбь, – но мы бессильны, – старый профессор опустил глаза. – Метастазы задели жизненно важные органы, болезнь распространяется с неимоверной скоростью… – Он развел руками. – Честно говоря, я впервые встречаюсь с такой прогрессией, и самое главное, ее организм отвергает все лекарственные препараты. Пусть вам не покажутся странными мои слова, – доктор перевел взгляд на Алекса, – но у меня такое чувство, что эта девочка просто не хочет жить.
– Вы хотите сказать? – Надежда Николаевна в ужасе закрыла рот ладошкой, но слова уже вырвались и безмолвно повисли в воздухе.
– Да.
– Сколько? – Алекс плотно сжал кулаки.
– Несколько недель.
Надежда Николаевна заплакала навзрыд.
– Мне очень жаль, – доктор поднялся. – Сейчас попрошу кого-нибудь принести вам успокоительное.
– Подождите, – остановил его Алекс. – Вы ведь знаете, что девочка постоянно просит отвезти ее на Тибет?
– Да, – Хенц присел.
– Как вы думаете, мы можем ее забрать из клиники?
Женщина перестала плакать и подозрительно посмотрела на мужа.
– Как врач, я не могу вам разрешить сделать это, без надлежащей медицинской помощи срок ее жизни будет значительно сокращен. Но как человек, как отец… – он смотрел прямо в глаза собеседника. – Знаете, если бы мы могли относиться к смерти, как к рождению, уход близких людей не был бы таким удручающим, да и сам умирающий не испытывал таких мук. Мирная смерть – это великий дар! – доктор вздохнул. – И, наверное, это единственное, что вы еще можете для нее сделать, – он поднялся. – Извините.
– Алекс, что ты задумал?
– Мы отвезем ее туда, – твердо и безапелляционно произнес мужчина.
– Но она же умрет?!!
– Да! Но пускай она хотя бы умрет счастливой…
Через три дня Алекс Морозов, закончив все необходимые приготовления, в кабинете доктора Хенца подписывал надлежащие документы о том, что берет на себя всю дальнейшую ответственность.
– Вы мужественный человек, мистер Морозов! Не знаю, смог ли бы я поступить так же в такой ситуации…
