Но было же в криминальной сводке сообщение о наезде!
Я заехал в гараж, вылез из машины и захлопнул дверь, как Лебединская, не жалея сил. Вышел через торец во двор и столкнулся нос к носу с Бразом. Я не придал значения тому, что он был страшно бледен, а его глаза – неестественно светлы и блестели так, словно он поставил себе контактные линзы.
– Привет! – фамильярно приветствовал я его, взмахнув рукой. – Что нового на поприще киноискусства?
Его ответ на мой дежурный вопрос был мне неинтересен, и я, не задержавшись, прошел мимо, но Браз вдруг схватил меня за руку и рывком повернул к себе.
Только тогда по его глазам я понял, что встреча с Лебединской не последнее потрясение на сегодняшний день.
– Инга погибла, – глухим голосом произнес Браз.
Глава 35
Он провел ручкой по бланку, чертыхнулся и бросил ее на стол.
– Пальцы не шевелятся, – сказал Браз. – Давайте-ка вы, у вас нервы покрепче.
Я склонился над круглым столиком, взял новый бланк телеграммы.
– Вот адрес. – Браз придвинул ко мне смятый конверт. – Коктебель, Приморский бульвар, дом шесть. Арабову Н. Н. Не знаю, как его имя и отчество.
– Дальше, – сказал я.
Браз задумался.
– Никогда еще не отправлял такие телеграммы, – признался он. – «Срочно выезжайте, погибла дочь»… Нет, не то, это ужасно! У него не выдержит сердце!
– А что вы предлагаете? – нахмурился я.
– Надо как-то помягче.
– О гибели дочери мягко сказать невозможно. Это все равно что мягко порезать человеку сердце.
– Ну, пишите как знаете! – начал нервничать Браз. – Пишите: «Выезжайте в Судак в связи со смертью Инги»… – Он поморщился и покачал головой: – Я постою на улице, мне, кажется, становится дурно.
Я сочинял скорбный текст и еще не верил до конца, что пишу правду. Всего несколько часов назад, минувшей ночью, мы с Ингой сидели в ресторане, упивались шампанским, она была весела и беззаботна, строила планы на будущее, мечтала о новых ролях и вскользь упоминала о кинофестивале в Каннах. Сейчас она лежала на дне Черного моря, холодная, безразличная ко всему, навеки похоронившая в себе свои пороки, надежды и несбывшиеся мечты.
Из путаного рассказа Браза мне стало известно, что Инга погибла сегодня утром, отказавшись от услуг каскадера. Трюк, который она выполняла, был относительно несложным. Дельтаплан с мотором завис над движущимся катером, Инга схватила фал с карабином, пристегнулась к страховочной обвязке, и дельтаплан поднял ее в воздух. Вот, собственно, и все, что должно было попасть в кадр. Затем дельтаплан должен был пролететь над мелководьем на малой высоте, а Инга, отстегнувшись от фала, упасть в море, где ее поджидала группа спасателей.
Браз утверждал, что карабин был исправен и раскрывался очень легко. Как бы то ни было, но в воздухе с Ингой что-то случилось. Похоже, что ее охватила паника. Не дождавшись, когда дельтаплан сделает вираж и подлетит ближе к берегу, к безопасному месту, она перерезала ножом фал и упала в море в двух километрах от берега.
Пилот заметил не сразу, что тащит за собой лишь обрезок веревки, и потому не смог точно запомнить место, куда упала Инга. Когда дельтаплан пролетел над местом прыжка, никто ничего не понял, в том числе и спасатели, ожидавшие Ингу. Началась неразбериха. Постановщик трюков связался с пилотом по радио и стал выяснять, куда подевалась актриса. Пилот в свою очередь обложил всех матом и ответил, что в его обязанности входило следить за курсом и высотой, а не за игрой актрисы.
Группа водолазов, которую срочно вызвали из Феодосии, прибыла лишь час спустя, таким образом, поиски Инги начались с большим опозданием. Как назло, погода резко испортилась, на море появились «барашки», вода стала мутной. Вертолет ВВС, прибывший на поиски, сделал всего лишь круг над предполагаемым местом падения Инги и улетел на базу в связи с ухудшением погоды.
Поиски Инги были прекращены. Спасатели, разводя руки в стороны, вынесли свой вердикт: без специальных плавсредств и при такой волне девушка вряд ли смогла бы продержаться на воде больше часа.
* * *Поговорить с Марковым по телефону было невозможно. Полчаса у него было занято, а когда наконец сигнал пробился, следователь, не дав мне рта раскрыть, произнес своим хриплым голосом:
– Ты знаешь, старина, эти киношники за неделю мне столько работы навалили, сколько я за весь год не видел! Извини, ничем не могу тебе помочь.
С оператором, который снимал последние мгновения жизни Инги, я тоже не смог поговорить. Его надолго заняла следственная бригада, приехавшая из Симферополя.
Находиться рядом с плачущим Бразом, помогая ему решать все оргвопросы, связанные с вызовом родственников и оформлением страховки, было невыносимо, и я незаметно смылся с его мокрых глаз.
Я наудачу заехал на стадион. Как и предполагал, все полеты на дельтапланах были отменены, кассовое окошко в вагончике закрыто куском фанеры, а техники убивали время за игрой в карты и разделкой сушеной рыбы.
Как только я заглянул в пропахший пивом и керосином вагончик, один из техников меня узнал.
– Опять за машиной проследить надо? – спросил он и подмигнул. – Нет, браток, сегодня полетов не будет. У нас ЧП… Присаживайся, пивка попей.
– Мне нужен Ник, – сказал я.
Воцарилось молчание. Техник с сухим треском оторвал от рыбины плавник и попробовал его на зуб.
– А ты не в курсе, что случилось? – спросил кто-то из темного угла.
– В курсе, – ответил я.
– Ника все утро в ментовке мурыжили. Вляпался он с этим кином, – пояснил техник.
– А сейчас где он?
– Где он? – продублировал вопрос техник, повернув голову в сторону темного угла.
– Где, где! В «Якоре» водку жрет… – ответили из темноты. – Ты вот что, парень! Ты сегодня не донимай его полетами, хорошо? Ему не до полетов. Сам понимаешь – на его аппарате, считай, баба разбилась.
Я молча кивнул и вернулся к машине.
* * *
«Якорь» – бар без окон, неимоверно прокуренный и одинаково темный в любое время суток. Когда я спустился, пройдя через шторку из бамбуковых палочек, то минуту или две не видел ничего, кроме стойки и разнопородных бутылок на освещенных крашеными лампочками полках.
Ник уже спал, уронив голову на стол, заставленный пустыми стаканами. Я подумал, что опоздал как минимум на два часа и теперь мне вряд ли удастся поговорить с пилотом. Но едва я сел рядом с ним, как Ник поднял голову, посмотрел на меня разбросанным во все стороны взглядом, выдернул из-под стола руку и протянул ее мне.
– Здоров! – сказал он, посмотрел на стол и вполне отчетливо оформил просьбу: – Будь другом, закажи чего-нибудь.
Я подозвал бармена, попросил две порции джин-тоника и очень крепкого кофе.
– Я тебя узнал, – сказал Ник, сделав глоток. – Ты пришел свести со мной счеты?.. Так давай не тяни! Бей!
Он склонился над столом, подставляя мне скулу. Несколько пустых стаканов упали на пол.
– Перестань, Ник, – ответил я. – Какие счеты? При чем здесь ты? Я не за этим пришел.
– Это была твоя девушка, – тихо произнес Ник, глядя в стакан. – Я тебя понимаю. Но, поверь, я ни в чем не виноват. Это просто несчастный случай. Она оказалась не готова…
Он замолчал, стиснул зубы. Светлая челка упала ему на лоб. Пилот беззвучно качал головой. Я опустил руку ему на плечо.
– Ник, – произнес я, – как все было?
Пилот снова отпил из стакана. Я видел, что джин-тоник уже не лезет ему в горло, но Ник продолжал пить через силу.
– У нее, наверное, началась паника из-за боязни высоты… – произнес он. – Ощущение падения, большая скорость, шок. Я начал разворот, а при этом маневре уже не замечаешь, есть груз на фале или нет. Когда я долетел до места прыжка, подо мной болталась только веревка.
Ник снова взялся за стакан. Казалось, что без него он задыхается.
– Нет, Ник, нет! – сказал я и придавил своей ладонью его руку. – Это ты рассказывал следователю. А я хочу знать правду!
– Отстань! – обозленно выкрикнул Ник, выдергивая руку. – Я сказал тебе то, что было.
– Ты врешь.
Ник схватился за чуб, провел ладонью по лицу.
– Слушай, дружище, принеси-ка еще по стаканчику!
Я встал и подошел к барной стойке. Бармен сосредоточенно жонглировал бутылками над стаканами. Я поймал его скользящий над моей головой взгляд, резко обернулся и увидел, как за бамбуковой шторой мелькнула спина Ника.
Я догнал его на набережной. Остановившись, пилот повернулся ко мне и надрывно крикнул:
– Да я тебя жалею! Ты понимаешь? Тебя!
Он отвернулся и зашагал дальше. Я шел рядом с ним, ожидая, когда у Ника лопнет терпение. Не глядя на меня, словно разговаривая сам с собой, пилот сквозь зубы процедил:
– Паника тут, конечно, ни при чем. Она прекрасно переносила высоту. Смотрела на меня снизу каким-то страшным взглядом и медленно вытаскивала из чехла десантный нож… Я ей кричу: «Дура! Ты что делаешь?! Рано!» А она только головой качает, усмехается и подносит нож к фалу. А до берега еще километра два, и высота большая. Ну, я тогда понял, что она задумала, попытался быстро сбросить высоту, но было поздно. Она что-то крикнула мне, по-моему, «Прощай!» или «Прости!» и одним ударом перерубила фал… Тогда я тебя и вспомнил. Так и подумал: поругались, вот девчонка и решила назло тебе из жизни уйти…
