– Потрясающе наглый человек! – заключил Ганьский. – Может быть, он полагал, что я написал для вас формулу препарата в прихожей на стене, чтобы вы не забыли? А заодно и процесс его получения? Скажу по секрету: все, что касается лечения «синдрома попугая», я держу в самом надежном месте – в голове. Оттуда украсть невозможно! И каков же был ваш ответ?
– Я сказал, что вы к лечению Велика отношения не имеете. А мы с вами просто иногда встречаемся за партией в шахматы. Он обзывал вас по-всякому и упоминал про какую-то вашу статью в английском журнале для домохозяек.
Ганьский засмеялся:
– Прелестно! Пожалуйста, припомните точно его слова.
– Дословно он сказал так: «Я читал его жалкую статейку, опубликованную в малоизвестном британском медицинском журнальчике для домохозяек и любителей жареных фактов».
Смех Ганьского усилился.
– Очаровательно! Недавно в Москву приезжал научный редактор журнала, и я с ним встречался. Англичанин поведал, что господин Зайцевский ежемесячно присылает в редакцию свои работы, чем порядком поднадоел сотрудникам. Дело в том, что это самый авторитетный в мире научный журнал по вопросам психиатрии и проблемам нервной системы. Печатает только конкретную, серьезную информацию от авторитетнейших ученых. В последнем номере был опубликован конспект моей работы по некоторым аспектам «синдрома попугая». Данные и результаты, которые я решился опубликовать, по сути своей революционны. Прочитав мою статью, толстяк и пришел к вам. Он не настолько глуп, чтобы не догадаться: вашего ребенка лечу я. Кстати, у меня есть для вас чудесная новость, но о ней позже.
– Почему позже? – спросил председатель.
Ганьский ответил после небольшой паузы:
– Видите ли, уважаемый Виктор Валентинович. Мы с вами знакомы более десяти лет, но отношения наши далеки от доверительных. Я бы назвал их ровными и, если хотите, деликатными. В какой степени я могу вам доверять?
– Вы можете мне доверять полностью! – убежденно заявил Вараниев.
– Извините, Виктор Валентинович, но полностью не могу. Ваша попытка обмануть меня, в том числе с выплатой гонорара, внесла очень большие коррективы в степень моего доверия вам. Конечно же историю про сестру, ее мужа и погибшего ребенка, придуманную вами, я сразу воспринял с большой долей скептицизма. Потом мои сомнения подтвердились. Как видите, я с вами откровенен. На этой волне мне хотелось бы получить ответ на пару вопросов: зачем вам понадобился искусственно созданный ребенок, для чего вам копия большевистского негодяя и как вам удалось раздобыть его ткань? Я очень надеюсь получить от вас исчерпывающий ответ, который станет ключом к нашему взаимному доверию. Со своей стороны, даю полные гарантии сохранения вашей тайны. Более того, я готов сделать первый шаг навстречу вам, возвращаясь к чудесной новости, о которой упоминал…
Вараниев напрягся, сосредоточенно всматриваясь в глаза ученого.
– Хочу обрадовать вас: есть веские основания надеяться, что в недалеком будущем мною будет создан препарат, одной инъекции которого окажется достаточно, чтобы страдающие «синдромом попугая» смогли навсегда забыть о недуге.
– Когда? – чуть было не закричал Виктор Валентинович.
– При благоприятном стечении обстоятельств лет через пять-семь, – уточнил Ганьский.
– Так долго ждать… – с заметной долей разочарования произнес председатель.
– В мире науки свое представление о времени, – улыбнулся ученый.
– Кстати, о времени! – переключился на другую важную тему Вараниев. – Согласитесь, все мы под Богом ходим и не знаем, что завтра случится…
– Вы можете не сомневаться, – перебил Ганьский, – в случае моей кончины, к слову, совсем не ожидаемой в ближайшие дни, есть человек, который продолжит курс лечения. И все же, в чем причина вашего желания получить искусственно созданную копию Лемина? Не побоюсь признаться: знал бы ваши истинные намерения – ни при каких обстоятельствах не согласился бы!
– Не могу ответить конкретно, но поверьте – намерения самые благие. Вы, Аполлон Юрьевич, не знаете, какое великое дело сделали, пусть и за деньги, – многозначительно добавил председатель.
– Премного благодарен за прямоту. Но категорически не согласен с вашим мнением. Материальный аспект предприятия сыграл, конечно, не последнюю роль, но, смею вас уверить, далеко и не первую. Если вам интересно, поясню: решающее значение для меня имел чисто научный интерес: я давно хотел получить практическое доказательство моим многолетним исследованиям в биохимии хромосом. Кроме того, я получил возможность доказать выводы другого своего теоретического труда. Еще один вопрос: неужели вы действительно считаете, что деньги ученым противопоказаны, что результаты долгих и зачастую крайне утомительных, требующих самопожертвования научных изысканий их авторы не могут продавать?
– Моя позиция такова: ученые получают зарплату от государства. Это и есть материальная компенсация их труда, – отчеканил Вараниев.
Ганьский от неожиданности резко вскинул голову:
– Потрясающий ответ! То жалкое пособие, которое государство нерегулярно выплачивает ученым, вы называете достойной компенсацией их умственной деятельности?
– Некоторым можно платить зарплату и немного выше, – развил свою мысль председатель партии, – но необходимо сократить общее количество деятелей науки раз в пятнадцать-двадцать. А то расплодилась прорва ненужных ученых, которые вроде что-то изучают, а результатов не видно. Потому и не видно, что вовсе не изучают ничего! Делают вид, будто что-то там исследуют, а сами друг у друга диссертации переписывают. Чего бы им еще по библиотекам сидеть? Если ты ученый, иди и изучай. Получил результат – пиши кандидатскую. Не получил, скажем, года за три, – уходи из науки. Так нет, не уходят, всякие пути ищут, чтобы степень получить. Вот я знал одного, который так и зарабатывал – каждый месяц под заказ кандидатскую кропал.
– И сейчас тоже? – уточнил Аполлон Юрьевич.
– Черт его знает, я с ним контактов больше не имею. Немца какого-то в родне нашел, то ли прабабку, то ли прадеда, в Германию уехал.
– Тоже неплохо, – резюмировал Ганьский.
– Да что ж тут хорошего? – неожиданно резко среагировал председатель. – Здесь, получается, задарма образование получил, а там деньги гребет?
Ученый встал с кресла и, усмехнувшись, заметил:
– Замечательно, Виктор Валентинович! Вы почти повторили мои слова. Одно маленькое, но важное уточнение: не гребет, а зарабатывает.
– Не помню я, чтобы вы то же самое говорили.
– Не дословно конечно же, но по сути: будь у ученых соразмерное труду жалованье, вряд ли бы они массово в Германию или за океан ехали.
– А, вот вы о чем… Категорически не согласен! – возразил председатель. – Все должно идти по порядку. Родился ребенок, подрос, пошел в школу и закончил ее – раз. Поступил в институт, отучился – два. Три: есть мозги, открыл что-нибудь – пиши диссертацию. Защитился – работай в институте, занимайся наукой. Сделал еще какое-нибудь открытие важное, стал известным, уважаемым – четыре. Тогда и платить больше будут. А то сейчас как хотят – сразу им большие деньги подавай. Но ведь не может человек сначала институт закончить, а потом начальную школу! Все приходит одно за другим, по порядку. Как дни недели: за средой – четверг, за четвергом – пятница, за пятницей – суббота…
Ганьский пристально посмотрел собеседнику в глаза. И вдруг обронил:
– Вы ошибаетесь, не всегда после пятницы наступает суббота.
Прибежавший из кухни Велик, успешно расправившийся с овсяным печеньем, кинулся к Виктору Валентиновичу со словами: «Я все съел, пойдем!»
– А «спасибо» ты сказал? – спросил председатель.
– Там мало было, – не страдая от излишней деликатности, ответил ребенок.
– Все равно надо сказать «спасибо», – настаивал Вараниев.
– А то в следующий раз не дадут? – не сдавался Велик. И не дожидаясь ответа, воскликнул: – Аполлон, спасибо за печенье!
Велик всегда называл Ганьского Аполлоном, на что получил его разрешение.
Глава шестнадцатая
В Москве шло торжественное собрание, посвященное юбилею газеты «Красный человек» – печатного органа партии «Мак.Лем.иЧ.». Десять лет назад газету организовал Вараниев. Все эти годы пост главного редактора по совместительству занимал Шнейдерман. Боб Иванович оказался прекрасным организатором и тончайшим знатоком потребностей обывателя. На четырех листах выходящего дважды в неделю печатного органа коммунистов граждане всегда находили материалы для души.
На первой странице, сразу же под портретом Велимира Ильича Лемина, стоявшего почему-то с кустом крапивы в левой руке, располагалась чрезвычайно популярная рубрика «Семейные драмы и разводы». В издании неизменно присутствовал огромный кроссворд. Правильные ответы были спрятаны на двух предпоследних страницах в статьях о теории и истории коммунизма – приходилось читать. Подробно освещались состояние погоды и происшествия; было много рекламы и объявлений. Всегда находилось место для астрологического прогноза; присутствовали обожаемые читателями рубрики «Курс научного гадания» и «Привороты, отвороты, снятие порчи, изменение русла жизни – практические занятия».
