Всевышний проницательно посмотрел на меня:
– Ты выглядишь невеселым, Тит. Тебя что-то заботит?
– Где мы сейчас находимся? Это ведь не Земля? И не рай? – поспешно спросил я, желая отвлечь его внимание от трапезы.
– Ни то и ни другое. Тут – промежуточный мир. Нечто вроде моей резиденции в этой части Вселенной. В основном я использую ее как склад: храню здесь запасные реки, горы, моря, континенты, ну и другие мелочи. Кстати, ты не прочь кое на что взглянуть?
Внезапно пейзаж вокруг нас изменился. Теперь мы стояли на крутом обрыве, с которого открывался вид на глубокий каньон. Я обрадовался, что хотя бы тут не будет козьего сыра и молока, но, увы, стол с библейским угощением последовал за нами.
– Ешь, не обращай внимания, – сказал Всевышний, положив мне руку на плечо. – Я просто хотел проверить, не забыл ли сделать водопад. Как отсюда видок?
– Замечательный, – похвалил я.
Господь ничего не сказал, но я почувствовал, что он доволен похвалой.
– Когда этот вид будет закончен, я переброшу его в тот мир, который сейчас достраиваю. Надеюсь сделать его таким прекрасным, что разумным существам, которыми я его населю, неловко будет совершать мерзостные поступки перед лицом столь совершенной красоты.
– Не проще ли сразу сотворить эти существа такими, чтобы они не могли творить мерзости? – легкомысленно спросил я.
Нахмурившись, Всевышний убрал руку с моего плеча; и я прикусил язык.
– Ты не понимаешь, Тит, что вы не марионетки! В этом вся соль. Каждый из вас обладает свободой выбора между добром и злом. Это непременное условие. Лиши я вас, свои творения, права самим определять свою судьбу, мой оппонент, этот изворотливый лицемер, станет утверждать, что вы не живые существа, а всего лишь куклы, которых я создаю из страха перед ним. А раз так, то высший замысел творения не более, чем фикция.
– А в чем высший замысел? – отважился спросить я.
Всевышний снисходительно улыбнулся:
– Ты задаешь вопрос, ответа на который не в состоянии постичь. В самых общих чертах мой замысел – благо и бессмертие для вас и самопознание для меня. Не будь вас, моих творений, собственная моя универсальность и одиночество давно привели бы к замкнутости и гордыне. Понимая это, я стал строить миры, не повторив дважды ни один из своих проектов, пока не создал Вселенную в ее теперешнем виде. Я готов признать, что, как сумма моих множественных усилий, продолжавшая развиваться и после моего творения, Вселенная сейчас совершеннее меня. Задумывая ее, я стремился к гармонии, надеялся, что дух преодолеет плоть, идеи – физику, а созидательная мысль – разрушительную злобу хаоса.
И Господь, горячась и, видимо, забыв на время, что я – самое неудачное его создание, стал рассказывать, как методом проб и ошибок он строил когда-то свой первый мир в Волосах Вероники. Насколько я уяснил (ибо многое, конечно, оказалось вне моего разумения), в основном Господа занимала сфера морали и этики, что же касается физики и биологии, то он обращал на них мало внимания, почти не заботясь о детальной проработке моделей. Этим, к примеру, объяснялось сходство скелетов всех организмов – от лягушки до человека. Что же касается атавизма – вроде копчика, аппендикса или следов мигательной перепонки, – то были откровенные ляпсусы, и Всевышний это признавал, говоря, что за обилием дел у него просто не хватало времени устранить недоделки.
– Взять хотя бы ваш мир, – оправдывался он. – Вы часто вините меня, жалуетесь, что я о вас забыл. Но будем откровенны: я бы сделал для вас куда больше, если бы не ваше неверие. От него у меня просто руки опускаются. Ведь, кажется, мое существование было неопровержимо доказано еще Аристотелем – и что же? Чем дальше устремляется ваша наука, тем меньше вы связываете мироздание со мной, хотя это я создал Вселенную и подчинил логике изначальный хаос!
– Может, человечеству не хватает чудес, чтобы обрести веру? – спросил я.
Чело Всевышнего омрачилось, и он неопределенно погрозил кулаком куда-то в пространство.
– Это все он, мой оппонент, его аргументы! Он отлично знает, что, требуя чудес, вы на самом деле жаждете дешевых трюков. Кстати, это он, небезызвестный всем интриган, дает вам видимость всесилия и победы над собой, поощряет в вас самодовольство и гордыню. Он же внушает, что через науку вы победите природу и станете богами. Он издевается над вами, пользуясь вашим непониманием того, что бессмертие неуклюжих белковых оболочек – не бессмертие. Марширующие, скалящиеся и шевелящие руками трупы с высохшими душами – вот чем он хочет подменить настоящую вечность!
Внезапно прервавшись, Всевышний махнул рукой, и мы вновь очутились у болота. Моя ракета, вся в тине, уже стояла на берегу, и из приоткрытого для просушки люка доносилось ворчание Мозга.
– Иди, Тит, и совершай всю роковую череду ошибок, которые превратят земную историю в фарс, – твердо сказал Всевышний.
– Может, не надо? – спросил я. – Скажите, чего мне следует избегать, и я не повторю... вернее, никогда не совершу этих ошибок!
С бесконечной грустью Всевышний покачал головой:
– Не могу...
– Послушайте... но как же? А если оставить меня здесь? – сказал я с дрожью в голосе, основательно напуганный разрушительностью своей миссии.
– И этого я не могу. Оставить тебя – все равно что, нарушив правила, украсть фигуру с шахматной доски. Подай я такой пример, мой оппонент будет просто счастлив. А теперь не отвлекай меня, надо подумать, как перенести тебя в твой мир. Это весьма непросто – даже для меня.
– А мне что делать?
– Почитай пока что-нибудь... Вот хоть это. – Господь занялся вычислениями, а мне сунул не глядя толстый глянцевый каталог, появившийся в мгновение ока на его столе.
Пролистав талмуд, я с удивлением обнаружил, что это каталог гениев, которые были классифицированы в порядке возрастания их дарования. Рядом с именем каждого помещалась объемная голографическая фотография, имелись и краткие пометки, которые делал для себя Господь.
Там я обнаружил и Пушкина, и Толстого, и Менделеева, и Ньютона с Эйнштейном, и Галилея, и Шекспира, и Чайковского, однако все они были рассеяны где-то на последних страницах. Верхние же позиции в классификации занимали некие Воротянский, Ким Ли, Брунсвель и другие, неизвестные мне.
– А кто такие Воротянский, Брунсвель, Ким Ли и Шубин-Лаптев? – спросил я.
Продолжая вычисления, Господь сказал с неохотой:
– Это гении, лучшие из лучших. К сожалению, они не реализовались. Один презрел свое дарование и стал преуспевающим чиновником, другой безнадежно влюбился, все забросил и целую жизнь пробегал за ускользающей юбкой; третий, по-моему, так и остался неграмотным, хотя я прочил его в величайшие писатели. Четвертый же... не помню уже, что с ним... Кажется, я приберегаю его до лучших времен.
Я собрался уже закрыть каталог, но внезапно с одной из страниц на меня глянуло мое собственное фото. Голова моя закружилась. Я на мгновение закрыл каталог, перевел дыхание, а потом прочитал дрожащими губами:
ТИТ ЛУКИЧ НЕВЕЗУХИН(2455—2532). Код интеллекта – 23423P-34534S. Вид рассудка: поверхностный, неуглубленный, с внезапными прозрениями. Неуправляемо деятелен. Способен формировать абсурдные обстоятельства. Усиливает отрицательную вероятность путем принятия последовательно неверных решений.
Смысл создания (дальше строка много раз перечеркнута и разобрать невозможно).
Бытийное назначение: гений нелепости.
В графах «наследственность» и «внешность» вообще стояли прочерки, и это было красноречивее любых характеристик. Ощутив в горле необыкновенную сухость, я сглотнул и, не задав ни единого вопроса, положил каталог на стол. Теперь я был убежден, что Всевышний дал мне эту книгу не случайно, тем более он сам упомянул, что случайностям в мироздании нет места. Господь на мгновение с проницательной иронией взглянул на меня и сказал:
– Я слишком долго держу фигуру в руке, не делая хода. Еще немного, и мой оппонент поднимет шум.
– Пора... возвращаться?
Всевышний кивнул:
– Именно. К сожалению, как следует из расчетов, я не могу сразу вернуть тебя в твою эпоху, не нарушив нормальной последовательности линейного времени, поэтому придется вначале отправить тебя в прошлое. Кстати, это и должно было произойти сразу после того, как ты попал в омут. Я лишь ненадолго задержал необратимый процесс.
Мне стало жутко, и я спросил, не застряну ли в прошлом.
– Исключено. Ты сделаешь несколько остановок, а в конце пути вновь окажешься на борту своей ракеты за несколько минут до того, как она угодит в омут. Только на этот раз омут захлопнется раньше.
– А омут...
– Нечто вроде служебного входа, который я открываю для себя. Одновременно это и клапан скороварки, через который уходит пар. В омут улетучиваются лишние кванты, и происходит равномерное распределение вещества между моими мирами... Впрочем, все равно ты не поймешь... Готов?
