Какой-то бледный юноша, по виду студент, вовремя оценивший профессионализм, с которым я прокладывал себе дорогу, не раздумывая, пристроился за моей спиной. Тогда я не обратил на это особого внимания, лишь, помню, подумал, что он не дурак.
За несколько минут мне удалось пробиться на середину площади и остановиться сразу за полицейским оцеплением. Успел я как раз к началу торжества: на площадь уже въезжала открытая пролетка, в которой сразу за кучером сидели усатый мужчина в военном мундире и полная миловидная женщина в шляпе с вуалеткой, державшая в руках букет роз. Оба приветливо улыбались и махали толпе.
Я был порядком разочарован: ожидал интересного зрелища, а это всего-навсего проезжали какие-то важные шишки. Пока я пытался сообразить, кто это такие, студент, благодаря мне пробившийся сквозь толпу, проскочил под рукой у полицейского и кинулся к пролетке. Вскочив на ее подножку, он вытянул вперед руку, что-то несколько раз негромко хлопнуло. Честно говоря, я не сразу сообразил, что произошло, потому как хлопки были заглушены шумом толпы. Только когда усатый мужчина обмяк в экипаже, а на молодого человека навалились со верх сторон и сбили его с ног, истина открылась мне во всей своей неприглядности.
Толпа встревоженно загудела и, прорвав оцепление, кинулась к пролетке. Полицейские размахивали шашками, слышался панический женский визг. Различив среди беспорядочных криков повторяющиеся слова «Австрия» и «Фердинанд», я внезапно вспомнил, что поводом к Первой мировой войне послужило убийство в Сараево наследника австро-венгерского престола эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены...
Все померкло перед глазами, и вновь я пришел в себя уже в своей ракете. Мерно гудел двигатель, Мозг вполголоса недовольно что-то бормотал. В каюте веяло тишиной и покоем. О межгалактическом омуте не было ни слуху ни духу – вероятно, он, как и обещал Господь, захлопнулся еще до нашего появления в этом секторе.
Случайно бросив взгляд на навигационной компас, я увидел на нем координаты Земли, от которой мы были совсем близко – всего в каких-нибудь двух часах полета. Испытав внезапный ужас, я кинулся к рулю и, переложив штурвал так резко, что с полок посыпалась посуда, поспешно развернул ракету носом в дальний космос. Мозг разворчался, что мне не мешает провериться у психиатра, но я не слышал его слов, чувствуя, что боюсь даже протянуть руку и отключить ему звук, потому что для этого нужно совершить действие, а кто знает, к чему оно приведет?
Я выхлестал два стакана самогона из подаренной Ю-ла-у бутыли, лег на кровать и уставился в потолок. Как смотреть в глаза людям, зная, что ты трижды становился той роковой соломинкой, которая ломала хребет земной истории? Алкоголь медленно растекался по моему телу, затуманивая сознание, пока не отключил его окончательно.
Как часто повторял мой мудрый дед Геннадий, спирт очищает клетки мозга от лишней информации. Сомневаюсь, что дед в старости страдал от избытка информации вообще и лишней информации в частности, но в жизни мне не раз предоставлялась возможность убедиться в верности его наблюдения.
Когда на другой день я протрезвел, чувствуя себя так скверно, словно в желудке побывала на постое целая дивизия, то не был уже уверен, произошло ли все описанное в этом воспоминании на самом деле, или так проявилось воздействие паров эфира, которым я надышался, когда испортился молекуляризатор...
ВОСПОМИНАНИЕ ТРИНАДЦАТОЕ
Как-то, пролетая через Большое Магелланово Облако, я стоял у иллюминатора, поэтически любовался россыпью созвездий и размышлял о том, какую таблетку принять от несварения желудка. Внезапно одна из трех расположенных неподалеку звезд ярко вспыхнула и взорвалась, сбросив газовую оболочку. Думаю, старушонка давно дожидалась хоть какого-нибудь зрителя, чтобы покончить с собой, и была счастлива обнаружить его в моем лице.
Это зрелище, когда казавшаяся вполне благополучной звезда вдруг разлетается в клочья, явно противопоказано впечатлительным, ранимым людям с неуравновешенной психикой, к которым я себя, к счастью, не отношу. В ослепительной вспышке большая часть объекта расплавилась в термоядерной реакции, остаток коллапсировал в сверхплотную нейтронную звезду, а сброшенное вещество, получившее чудовищное ускорение, стало разлетаться во все стороны с колоссальной скоростью.
Несколько секунд я простоял истуканом, затем с громким воплем повис на рулях, и мой «Блин» стремительно помчался прочь, преследуемый по пятам раскаленным газом, облако которого затмило иллюминаторы.
Расстояние между нами все сокращалось, и смертоносный поток почти окутал мою ракету, но тут я бульдожьей хваткой повис на форсаже. Двигатель, к счастью, усовершенствованный некогда ленивым инопланетянином Эром и с тех пор серьезно не ломавшийся, взревел на полную мощь, и корабль оставил далеко позади кипящий шлейф сверхновой.
Попытавшись включить компьютер, чтобы вернуться на прежний курс, я обнаружил, что на «Блине» полетели все навигационные приборы, весьма чувствительные к яркости, а Мозг, схватив изрядную дозу гамма– и рентгеновского излучения, перегрелся, впал в полную прострацию, на вопросы не отвечал и лишь изредка принимался бормотать рубаи Омара Хайяма, причем словно нарочно выбирал из них наиболее сомнительные в отношении нравственности.
Отключив этому развратнику звук, я плюхнулся в кресло и задумался. Положение представлялось весьма незавидным. Хотя двигатель, рули и все основные механизмы ракеты работали, без навигационных приборов невозможно было произвести ни один из расчетов, а прокладывание курса, даже посчитай я его без компьютера, в столбик, превратится теперь в гадание на кофейной гуще. Мне оставалось, ориентируясь на знакомые кучки звезд, показывать самому себе пальцем в иллюминатор, куда лететь.
Этим я вскоре и занялся. Поначалу дело пошло бойко, но я забыл элементарную истину – из космоса, где угол наблюдения совсем другой, скопления созвездий выглядят иначе, чем с Земли. Это привело к тому, что я спутал Крабовидную туманность с Малым Псом, а Волопаса – с Цефеем и, упорствуя в своей ошибке, вскоре оказался в такой звездной глухомани, куда даже метеориты предпочитали лишний раз не залетать.
Галактики здесь были все какие-то дремучие, замшелые и до того мельтешили в иллюминаторах, что я окончательно запутался и представления не имел, как выбраться на какую-нибудь межзвездную трассу. А тут еще как на грех стали заканчиваться молекулы в топливной камере, пришлось бросить в нее тот скафандровый ботинок, который оказался непарным. Все равно, что от одного ботинка толку?[6] Решив не паниковать и хорошенько обдумать свое положение, я остановил ракету неподалеку от какой-то двойной звезды и погрузился в размышления. Вспомнив про магнитный компас, стрелка которого всегда показывает направление на Южный Крест, я обрадовался было, что выход найден, но оказалось, что и компас разделил судьбу остального навигационного оборудования.
Я хотел уже отойти от иллюминатора, чтобы в спокойной обстановке, ни на что не отвлекаясь, рвать на себе волосы и биться головой о стену, но вдруг увидел, что к моей ракете стремительно приближается загадочное небесное тело.
Решив, что это взбесившийся астероид – один из тех, которыми кишат даже медвежьи углы Вселенной, – я постарался поскорее убраться с его пути, но не успел разогнаться, как космический скиталец оказался совсем рядом с «Блином». Я ждал страшного удара. Внезапно астероид изменил направление полета, лег на параллельный курс, – а в следующий миг мою ракету опутали длинные коричневые щупальца с присосками.
Прежде чем я очнулся от изумления, шлюзовой люк слетел с петель, и в каюту ввалились два очень странных существа. Их огромные головы напоминали капустные кочаны и были покрыты листьями, нос, рот и глаза отсутствовали вовсе, а конечности представляли собой длинные корявые корни.
Я бросился к столу и достал из ящика бластер, но одно из существ хлестнуло корнем по моей руке и, вырвав оружие, отбросило его в сторону, а другое тем временем обвило меня своими конечностями с такой силой, что я услышал треск собственных ребер. Затем меня швырнули в кресло и крепко привязали к нему длинным гибким прутом, который, как живой, впивался мне в тело при всякой попытке освободиться. Не обращая внимания на ругань, которой я осыпал их, капустоголовые обыскивали каюту: вытряхивали из шкафа вещи и одежду и даже отдирали от стен обшивку, засовывая за нее свои отростки. Вскоре, видя, что это бесполезно, я перестал ругаться и стал разглядывать напавших на меня агрессоров.
Если поначалу пришельцы представлялись мне одинаковыми, то теперь я обнаружил между ними и отличия. Первый из инопланетян был уже мужем зрелым, перевалившим далеко за середину жизни. Его корни одеревенели и скрипели при ходьбе, ствол был тяжелее и массивнее, чем у спутника, а листва на голове основательно поредела, образовав впечатляющие проплешины. Второй, видимо, был еще молод – побеги зеленее, корни гибче, и сквозь листья кочана не проглядывала кочерыжка.
