Ужин мне не понравился, похоже, его приготовили для вчерашних, или даже позавчерашних, постояльцев. Хорош был только чай, с круглыми свежими булками. Клопов в своём номере я пока ещё не увидела. Спать хочется так, что я надеюсь, что почувствую их, лишь когда проснусь.
Пожалуй, лишь одна мысль отгоняет сон. Мне показалось, что, когда мы шли в гостиницу, за нами опять следили. Сэнди вряд ли поможет мне избавиться или утвердиться в этом подозрении. Надо будет попросить завтра Тедди, пусть он попробует ответить, мерещится мне или нет».
Глава 4, в которой происходит встреча после долгой разлуки, Джейн встречает двойника Освалдби-Холла в Рязанской губернии, слово чести в очередной раз оказывается прочнее решёток, а география России и сопредельных стран трагически переплетается с историей семьи Белецких
Часов у Джейн не было. И все равно, когда она проснулась, то поняла, что в Москве солнце встаёт раньше, чем в Петербурге.
«Лайонел говорил: когда я поеду на восток, так и будет. Жаль только, раз солнце раньше встаёт, то раньше и уйдёт».
Джейн оделась и просидела в полудрёме у заиндевевшего окошка, размышляя, что, наверное, немногие взрослые англичане забирались так далеко вглубь континента. Так и размышляла, пока в номер не постучал Федька. Он уже выяснил, что в Крым надо ехать через Калужскую заставу.
Появился и Саша. Он согласился с другом, только предложил проехать через Красную площадь. Федька не возражал.
Перед выходом Джейн смогла рассказать Федьке, на смеси доступного ему французского и доступного ей русского, про шпиона. Федька рассмеялся, как и Саша, но пообещал выйти на пару минут позже, так, чтобы соглядатай, если он караулит по-прежнему, оказался впереди него.
Саша одобрил эту охоту и тихо сказал Джейн по-английски (Федька оставался в номере):
– Как ты думаешь, этот злодей, Счастливчик Джон, он не мог попросить капитана подвести корабль к берегу и высадить его?
– Мне так хочется верить, что он смог упросить капитана не повесить его на борту «Пасифика», а довезти до Англии, – усмехнулась Джейн. Но в смешинке проскользнула неуверенность. Среди прочих банальностей, от которых она отказалась за последние три месяца, было и хрестоматийное «такое невозможно, потому что невозможно».
Они вышли на морозную улицу. Джейн оглянулась по сторонам, но ничего толком разглядеть не успела.
По улице неслась тройка. «Может, нам нанять такой экипаж?» – подумала Джейн, как тройка остановилась рядом. Из неё выскочил невысокий господин в распахнутой шубе и сбившейся набок шапке, кинулся к Саше и обнял его, то ли желая поздороваться, то ли задушить.
– Сашка! Сашенька! Племянничек! Сыночек! Слава Тебе, Господи! («Дядя Лев», – поняла Джейн.) Не утонул, под пулю не попал! Если бы ты знал, как я переволновался! Слава Богу, ума хватило рассудить, что на том море война кончилась, а ежели в Крым ехать вздумал, так мимо Первопрестольной тебе не проехать. Ведь в Крым нацелился, пострел?
– Да, – растерянно произнёс Саша (Джейн подумала, что растерялась бы и сама, но все равно можно было бы и попробовать соврать). – Здравствуйте, дядюшка! – И вполне искренне поцеловал его в щеку.
– И ты с ума сошёл! Вместе со всем миром! Англичанин с французом подружился турку против нас защищать! На такой войне пропасть – проще плюнуть. Что же тогда, нашему роду карачун пришёл? Я же, Сашенька, если тебя не будет, не знаю, для чего жить мне ещё. Кому Рождествено достанется, моту из Варшавы? Он же половину мужиков за долги сразу продаст!
Похоже, дядя Лев пытался разом перечислить все последствия гибели Саши на войне. И с каждым последствием обнимал его крепче и крепче.
Джейн было неловко. Она видела, как по седой щетине щёк Льва Ивановича ползут слезы, а он их не замечает.
Она отвернулась и заметила, как из приоткрывшейся двери выглянул Федька. Узнал Льва Ивановича, понимающе кивнул, подмигнул Джейн, приложил палец к губам – мол, я сейчас в Петербурге – и закрыл дверь. В последнюю секунду состроил сложную гримасу. В ней было и сочувствие друзьям («попались!»), и лукавый смешок («попались, да знаем мы, ничего за это не будет»), и даже радость («а вот я – не попался»). Все эти чувства были настолько смешаны и естественны, что Джейн не удержалась от улыбки и мысленно пожелала Федьке счастливого пути в Севастополь. «Впрочем, у него же денег нет, как он доедет?» – подумала она.
– А я-то, старый дуралей. Понадеялся, мол, если дать тебе образование без барабана и шагистики, да ещё чтобы учили не Цыфиркины да Вральманы[47], да ещё тебя к хорошим книгам приучить, так ты голову не потеряешь. Философия, физика, словесность… Нет, порохом запахло, так все псу под хвост! В один ряд с медными лбами, от которых любая пуля отлетит!
– Мистер Говард сказал мне, что надел бы военный мундир, если бы английским берегам грозила вражеская высадка, – заметил Саша. Дядя Лев продолжал его трясти, осыпая поцелуями и слезами.
– Да у нас не Англия, у нас есть кому воевать! – воскликнул он. – Мистеру Говарду легко, он в семье третий ребёнок, вот и поехал за море счастье искать. А ты, Сашенька, последний в роду, последняя радость моя и надежда…
Джейн было не только неловко, но и холодно. Верхнюю одежду в Петербурге они так и не обновили. Желая намекнуть на своё присутствие, она сказала по-французски:
– Саша, я убедился, как вам повезло с дядей.
Зацелованный Саша, похоже, её не услышал. Зато дядя Лев только сейчас разглядел спутника племянника.
– Извините, Александр забыл вас представить. Лев Иванович. Иоганн? Рад знакомству. Немало родственников на моем месте обвинили бы вас, назвав зачинщиком этого заговора воинов-школяров. Но, зная характер моего Саши, я могу уверенно заявить: его можно завлечь лишь на болото, пострелять бекасов. На такую безделицу, как поездка к театру боевых действий, он согласится, только если решил это сам. Ведь так?
Джейн, не торопившаяся раскрывать все тайны их путешествия, согласно кивнула и добавила:
– Я стремлюсь в Севастополь не меньше, чем ваш славный племянник.
Дядя Лев печально вздохнул, как человек, получивший ещё одно доказательство безумия нашего мира.
– Тогда, Сашенька, – дядя заговорил уже по-русски, – я греха на душу не возьму. – По уму, следовало бы мне вас обоих отвезти в Питер: тебя в пансион, а Ванюшу сопроводить дальше, в его гнездо, откуда вылетел этот патриотичный орлёнок. Но не надейся, Сашенька. Пока Государь мир с королевой Викторией и злодеем Бонапартом не подпишет, с глаз своих тебя не отпущу. Придётся другу твоему погостить в Рождествено: оставить его на пути в Крым значило бы подложить изрядную свинью его папеньке и маменьке. Так что все в Рождествено едем.
Саша печально подмигнул Джейн: куда деваться? Сам же обратился к дяде:
– Как же вы узнали…
– Благодаря этому Видоку[48], – улыбнулся дядя, показывая на сани.
Джейн только сейчас заметила, что рядом с кучером сидит парнишка, Сашин ровесник.
Саша тоже увидел его только сейчас, но в отличие от Джейн не скрыл удивления.
– Васька… Так это ты нас выследил.
– Простите, Лександр Петрович, – прохныкал Васька, – но я иначе не мог. Мне мужики сказали: если барин живым с войны не вернётся, всем миром утопят в поганом болоте, как щенка. Я так потрудился, чтобы вас сыскать!
– Молодец, Васька, – заметил Лев Иванович. – Поехали.
* * *Лайонел, действительно, выздоравливал. Он уже свободно передвигался по дому, иногда выходил в сад, а если и пользовался костылём, то по привычке.
За ним следовала Уна, с корзиной, в которой обычно лежало пять-шесть книг и справочников (из них два энциклопедических тома), парочка блокнотов, стопка писем и черновиков. Лайонел предлагал привлечь к переноске слугу, но Уна отвечала, что к такому грузу ей не привыкать.
И в спальне, и в оранжерее, и в саду, на скамейке, Лайонел занимался одним и тем же: читал и писал. Каждый день он отправлял по три-четыре письма, а иногда и больше. На каждом конверте были приписки: «Важный экономический вопрос для мистера Н.», «Вопрос уважаемому мистеру Д. о строительстве железных дорог в конце 30-х годов» и т. д. Большинство писем предназначались адресатам в Британии, но некоторые – в Индию или за океан.
Столь обширная переписка требовала расходов. Ресурсы от заколотого Пигги-Пенни закончились. Лайонел упросил миссис Дэниэлс продать в Йорке его часы: «Я же нигде не гуляю, а в Освалдби-Холле мне хватает и каминных часов». Однако миссис Дэниэлс лишь отдала его часы в залог, сама же написала сэру Фрэнсису о том, что сыну нужны деньги на «занятие, бесполезное с моей точки зрения, но, безусловно, приличное для юного джентльмена».
Некоторое время спустя последовал ответ, с припиской для управляющего мистера Ф. В ответе сообщалось, что Лайонел может тратить столько денег, сколько сочтёт нужным, с условием, что траты будут находиться под контролем миссис Дэниэлс. Второе письмо предписывало управляющему выдавать миссис Дэниэлс требуемые ей деньги, и лишь при условии, что запрошенная сумма на четверть превысит ежегодные арендные доходы Освалдби-Холла, испрашивать разрешение у него лично.
