Под тяжестью печальных мыслей о семье и нелегких забот нового дня, он опустил сиденье и крепко уснул. За эти годы он выработал привычку отключаться на три-четыре часа от всех забот и волнений, и это спасало его от переутомления, помогало постоянно находиться в рабочей форме.
Когда забрезжил рассвет, к машине подошел Малинин и легонько постучал по ветровому стеклу.
— Константин Константиныч!
— Да, — отозвался генерал, надевая фуражку.
— Вас срочно требует маршал Тимошенко.
— Хорошо, сейчас иду! — Рокоссовский вышел из машины, умылся, облил голову холодной водой и, разминаясь на ходу, спустился в землянку, где связался с командующим фронта, который попросил его немедленно приехать к нему.
КП фронта было рядом, в 20 километрах, и он через полчаса уже был на месте.
— Поедем к героям Смоленска, — сказал Тимошенко. — Вам поручено принять под свое командование 16-ю армию, а Лукин назначается на 20-ю, вместо Курочкина, который уезжает в Москву.
Белые березы, похожие друг на друга, как родные сестры, облепили деревню Васильки. Здесь не было слышно пулеметных очередей, разрывов снарядов и бомб. Яркое солнце, сине-голубое небо. Запах скошенных лугов. В зеленой палатке командарма — бревенчатый стол, наспех сколоченная скамейка.
Из палатки вынесли Лукина Михаила Федоровича, тяжело раненного во время бомбового удара по переправе, где он, спасая людей, наводил порядок. Возле командующего неназойливо хлопотал, усаживая раненого, плотный, среднего роста дивизионный комиссар, — генеральское звание до него не успело дойти.
— Лобачев, член Военного Совета, — с трудом произнес Лукин. — Мировой мужик.
Тимошенко поздравил Курочкина, Лукина и Лобачева с награждением орденом Красного Знамени, пожелал Лукину выздоровления, познакомил с обстановкой на фронте. В заключение спросил:
— У кого есть вопросы?
— Произошло, по сути дела, объединение войск нашей группы с войсками 16-й армии, — сказал Рокоссовский. — Я прошу назначить начальником штаба армии полковника Малинина, а начальником артиллерии генерала Казакова.
— Хорошо, ваша просьба будет выполнена.
После объединения в распоряжении Рокоссовского оказалась внушительная сила: пять дивизий, из них две танковых и одна мотострелковая, танковая бригада и тяжелый артиллерийский дивизион. Группа занимала оборону на протяжении более 50 километров, перехватывая основную магистраль Смоленск — Вязьма — Москва.
Впервые на этом участке была применена батарея реактивной артиллерии («Катюши»). Когда она давала залп, наши воины выскакивали из окопов и, стоя в рост, кричали:
— По фашистам — огонь! Ура-а-а!
Но Казаков был недоволен сверхсекретными инструкциями, которые ограничивали применение этих мощных артиллерийских установок.
— Да, — согласился с ним командующий армией. — С этими «катюшами» приходится возиться, как с капризами женщин. — И он под свою ответственность внес некоторые послабления в инструкцию.
Во второй половине августа немцы усиленно укреплялись западнее реки Вопь. На холмах рылись окопы, траншеи, впереди оборонительной полосы ставились мины. Данные разведки и опрос пленных подтверждали, что немецкое командование хотело сковать наши войска и освободить резервы для боев под Ельней.
Перед Рокоссовским была поставлена задача — перейти в наступление и не допустить переброски резерва на Ельнинский выступ. Его армия должна была обойти Смоленск с севера и освободить его.
Река Вопь, где предстояло наступать армии, проходила по широкой долине. Фашисты занимали крутой берег, хорошо приспособленный к обороне. Глубина реки была до трех метров, а ширина доходила до тридцати. Войскам предстояло преодолеть около трех километров открытого пространства, которое простреливалось всеми видами оружия, и форсировать водную преграду.
Ударная группировка, собранная в один мощный кулак, под покровом темноты построилась в четыре эшелона. Это позволило постепенно наращивать силы в ходе наступления. Для нанесения удара по возможным контратакам командарм выделил в резерв отряд подвижной артиллерии.
Вечером Рокоссовский на «газике» объехал все войска и пришел к выводу: к наступлению все готово. В темную ночь части форсировали Вопь и заняли исходные позиции. Немцы наконец очухались и открыли беспорядочную стрельбу.
Командарм находился на армейском КП, когда в 6.30 заговорила артиллерия. Вскоре он направился к реке, чтобы лучше видеть картину боя. Пробираясь по оврагу, он вышел на самую опушку леса, где шел бой за деревню Кривопусково. Он видел, как немцы метались, падали, забегали в окопы, суетились. После получасовой артподготовки пехота, сопровождаемая огневым валом и танками, пошла в атаку. Передний край противника был сломлен, и пехота стала продвигаться в глубь обороны. Командарм, а за ним и работники штаба переправились через реку Вопь. Рокоссовский, как всегда, был в форме и при всех орденах.
Не все понимали такое демонстративное поведение командира. Член Военного Совета 16-й армии Лобачев впоследствии писал об этой привычке:
«В начале совместной работы меня несколько обескуражила эта манера появляться в окопах, словно на параде. Я усмотрел в этом чуть ли не рисовку, однако потом убедился, что все показное чуждо Константину Константиновичу. У него выработаны твердые нормы, согласно которым командиру положено всем своим поведением, внешним видом, вплоть до мелочей, внушать войскам чувство спокойствия, ощущение хозяина положения».
Сам же командарм в этот момент чувствовал глубокий душевный подъем: после мучительных дней отступления войска успешно бьют противника. У него гулко билось сердце, от волнения горели щеки, глаза блестели.
Немцы пришли в себя и сообразили, в чем дело. К 11 часам авиаразведка донесла, что со стороны Смоленска и Духовщины идут длинные колонны машин с пехотой. К исходу дня эти резервы вступили в бой и сопротивление противника усилилось. Сражение продолжалось до глубокой ночи. 2 сентября бой возобновился с еще большей силой. Создавалась явная угроза прорыва немецкого фронта. Фашисты в срочном порядке начали подтягивать резервы и к вечеру 3 сентября предприняли контратаку. В следующих два дня бои шли с переменным успехом. Для того чтобы сохранить силы, Рокоссовскому пришлось отводить войска.
Армия не смогла прорвать оборону и освободить Смоленск. Это было ей не под силу. Но она отвлекла значительную часть резервов противника, которые предназначались для Ельнинского выступа. 6 сентября войска 24-й армии освободили город Ельню. В немалой степени способствовала этому армия Рокоссовского. Ее заслуги были признаны: ряд дивизий стали именоваться гвардейскими, а командарм 11 сентября получил очередное воинское звание генерал-лейтенанта.
4
В сентябре генерал И. С. Конев был назначен командующим Западным фронтом. 19-ю армию возглавил Лукин, 20-ю — генерал Ершаков. На участке 16-й армии и у соседей в основном было спокойно. Штабы трех армий держали друг с другом связь и совершенствовали взаимодействие.
Командующий армией со штабом разработали подробный план действий на занятом рубеже, где предусматривалось дать решительный отпор наступлению противника. В то же время, учитывая горький опыт боев с превосходящими в несколько раз силами немцев, был предусмотрен и второй вариант — противнику удалось прорвать оборону. Тогда войска, нанося врагу максимальный урон, организованно отходят и закрепляются на новом рубеже. Рокоссовский считал, что таким методом можно немцев измотать, обескровить и в конце концов перейти в контрнаступление. Только таким образом можно сберечь силы и не дать фашистам растерзать части и соединения.
Как ни настаивал командарм на своем варианте, Конев категорически отверг его предложение. Между ними по этому поводу состоялся резкий телефонный разговор.
— Вторая часть твоего плана размагничивает людей, — говорил Конев, — и настраивает их на отступление. Это я утвердить не могу.
— Иван Степанович, эта ошибка может нам дорого стоить.
— Война требует жертв. Не уговаривай, утверждать не буду.
— Противник во всех отношениях еще сильнее нас. Надо правде смотреть в глаза. Инициатива пока за ним, и, когда очевидно поражение, организованный отвод войск — единственный разумный выход.
— Только жесткая оборона может спасти нас от поражения, — настаивал на своем Конев.
— Жаль, что мы ничему не научились. Я подчинюсь. Мне тоже хочется, чтобы я оказался неправ.
К концу сентября в штаб 16-й армии прибыл командарм 19-й — генерал Лукин. На поляне среди пожелтевшего леса и пожухлой травы из свежих берез была сооружена сцена, и на ней выступали московские артисты. Мужской хор из пары десятков мужчин разбудил лесную тишину.
