На станции Туманово группа обнаружила эшелон с продовольствием и пополнила свои скудные запасы. На привале Рокоссовский, Малинин и Лобачев зашли в избушку.
— Кругом шныряют немцы на мотоциклах, машинах, — говорила хозяйка дома, подогревая в русской печи консервы. — Спасу нет — загребают свиней, кур…
— Товарищи командиры, что же вы делаете? — подал голос седобородый старик, лежавший на кровати. — Я воевал командиром роты в Первую мировую… Тьфу! Такой позорной войны я не видел. — Он замолчал, а потом сел на кровати. — Едут по полю герои. Эх да Красной Армии герои!
— Папа, прекрати! — сказала хозяйка, расставляя на столе посуду. — Не видишь, люди устали, им без тебя тошно.
— Пусть говорит, — произнес Рокоссовский, — выскажется, легче будет.
— Отец, мы все равно побьем гитлеровцев, — сказал Лобачев. — Поверь мне, отец, побьем!
— Что, обязательно надо было драпать до Москвы, чтобы его побить? — откашлявшись, сказал старик.
— Он же на нас напал вероломно, внезапно, — пояснил Лобачев.
— Байки эти рассказывай кому-нибудь другому, командир.
— Я не командир. Я — политработник.
— А, вот оно что? — Старик уставился на Лобачева. — Если завтра война… Все выше и выше… Ля-ля-ля… Долялякались. Тьфу!
— Не надо расстраиваться, отец, — произнес командарм, допивая чай. — Потихоньку все образуется. — Больше ему сказать было нечего.
Ведя непрерывные стычки с немецкими частями и подчиняя себе все встречающиеся на пути подразделения, группа Рокоссовского продвигалась все дальше. С 8 на 9 октября, форсировав ночью реку Гжать, генерал-лейтенант остановил подразделения под Можайском, а сам со штабом направился в город. Здесь оказался штаб Западного фронта, которым уже командовал Жуков.
— Костя, — сказал тот, — обстановка — хуже не придумаешь. Как можешь, восстанавливай 16-ю армию и организуй оборону на Волоколамском шоссе.
В октябре 1941 года под Волоколамском Рокоссовский оказался в обстановке не лучше, чем в июньские дни под Ярцевом. Разница была лишь в том, что он сумел сохранить хорошо сработанный штаб и необходимые средства связи.
Скелет обороны, который начал строить Рокоссовский, состоял из «прихваченной» по пути в Можайск 18-й московской стрелковой ополченской дивизии, 316-й стрелковой дивизии генерала М. В. Панфилова, прибывшей из Казахстана, вышедшего из окружения 3-го кавалерийского корпуса генерала Л. М. Доватора и сводного полка кремлевских курсантов.
Глава шестая
1
В летних оборонительных боях войскам Советской армии, несмотря на большие потери, все-таки удалось сорвать гитлеровский план молниеносной войны. И все же фашистское руководство от блицкрига не отказалось. Немцы продолжали рваться к Москве. По убеждению Гитлера и его окружения, захват советской столицы принес бы им полную победу. Ставка делалась на сокрушение советской обороны мощными и стремительными ударами. Поэтому и сама операция получила громкое название «Тайфун».
В первой половине октября противнику удалось замкнуть вяземскую группировку советских войск не только с юга, но и с севера. Внешнее кольцо окружения, которое предвидел Рокоссовский, не застало его группу врасплох — она, как мы видели, не только успешно вышла из окружения, но и вывела оттуда некоторые части и соединения. Остальные же окруженные войска, в течение двух недель ведя упорные бои, так и остались в этом кольце. Лишь небольшая часть сил сумела выйти на можайский рубеж обороны.
Ничем не обоснованные амбиции, а зачастую и неразбериха в руководстве Западным фронтом играли только на руку немцам. Тем не менее своими действиями окруженные войска внесли немалый вклад в срыв наступательных замыслов гитлеровского командования.
Развернув командный пункт в Волоколамске, Рокоссовский собрал подчиненных. Он всегда был немногословен, но здесь позволил себе высказаться пространно:
— Государственным комитетом обороны в Москве вот-вот будет введено осадное положение. Принято решение срочно эвакуировать из Москвы в Куйбышев часть центральных учреждений, весь дипломатический корпус, а также вывезти из столицы особо важные государственные ценности. Значит ли это, что мы собираемся отдать фашистам Москву? Нет. За нашу столицу мы будем драться до последней капли крови. В Москве укрепляется противовоздушная оборона, миллионы граждан добровольно идут на фронт, строятся оборонительные сооружения. Мы с членом Военного Совета Лобачевым и с начальником политотдела Романовым, выезжая из Москвы, с болью в сердцах глядели на изнуренных недоеданием и холодом женщин, которые роют окопы. Такого всеобщего энтузиазма еще не видел мир. Только общими усилиями народа и армии мы отстоим Москву и одержим победу над фашизмом!
Те, кто хорошо знал Рокоссовского, были удивлены тем, с каким душевным трепетом он говорил эти слова. Все привыкли к его сдержанности, спокойствию и ровному голосу. Видимо, у командующего наболело на душе и он изменил в этот момент своей манере общения с подчиненными.
— Товарищи, больше времени у нас для разговора не будет, — сказал он в заключение более спокойно. Он повернулся к Лобачеву: — Алексей Андреевич, вы хотите что-нибудь сказать?
— Нет, вы все сказали.
— А теперь группы офицеров штаба и политотдела, назначенные нами, на инструктаж к Малинину, — сказал командарм. — Ваша главная задача — отыскивать и перехватывать прорывающиеся из окружения части, подразделения, группы и даже отдельных солдат.
Тяжесть боев постепенно оказывала свое влияние и на Рокоссовского. Он собственными глазами видел немецкую силу, зачастую безнаказанную наглость, был под пулями и бомбами, видел народное горе, кровь и смерть. Все это горькой печатью лежало на его сердце, а если прибавить к этому разлуку с семьей, которая длилась многие годы, то можно было удивляться, как ему удалось держать себя в руках. Об этом знал только он один.
Сегодня у него был очень усталый вид и чувствовалась огромная душевная усталость. Но засиживаться было некогда, и он сразу же после разговора с офицерами и генералами управления армии направился на передовые позиции. Командарм понимал, что объехать и обойти 100 километров участка фронта до начала наступления немецких войск он не сможет, поэтому решил в первую очередь пообщаться с командирами, организующими оборону на самых важных направлениях.
На широком фронте севернее Волоколамска вплоть до Волжского водохранилища занимал оборону кавалерийский корпус под командованием генерала Доватора. Корпус оказался во вражеском тылу и только благодаря таланту и мужеству командира был выведен из окружения. Рейд конницы Доватора в тылу противника навел на фашистов панику.
День был на исходе, когда командарм вместе с командиром вернулся в штаб корпуса.
— Лев Михайлович, меня здесь нет, командуй, — сказал Рокоссовский, уселся в углу у окна деревенской избы и закурил.
Генерал-майор Доватор, молодой, сознающий свою красоту, с небрежно-решительным лицом, не раздеваясь, подошел к столу, с каким-то особым шиком развернул карту и, оживленно обведя взглядом командиров дивизий Плиева и Мельника, прибывших на КП несколько минут назад, стал объяснять обстановку и план усовершенствования обороны. Он говорил быстро, коротко и ясно.
— Я принял решение о переводе штаба корпуса из села, — сказал начальник штаба. — Когда вас не было, немцы сбросили сюда четыре бомбы.
— Отменить! — произнес Доватор весело. — Темнота — наше время, а для них помеха. Командный пункт остается здесь, поближе к войскам. Разговор закончен.
Рокоссовский наблюдал за командиром корпуса и улыбался. Ему нравились его манера поведения, непринужденность в обращении и остроумие.
— Лев Михайлович, — обратился Рокоссовский, когда командиры соединений ушли ставить задачу командирам полков. — Расскажите, как вы гуляли по тылам немцев?
— О! Это долгий разговор, — просиял Доватор. — Наделали мы у них шороху. Мне попал в руки приказ командира корпуса генерала фон Нагеля. Вот это умора!
— Что же он писал в том приказе?
— Приказ извещал немецкие войска, что в их тыл прорвалось не 100 тысяч казаков, а всего лишь 18 тысяч.
— А на самом деле сколько вас было? — спросил командарм, собираясь уходить.
— Смешно сказать — всего лишь три тысячи.
— Ну что ж, надеюсь, что и здесь, под Коломенском, вы наведете на фашистов страху, — усмехнулся Рокоссовский, прощаясь. — Держите клинки наготове.
— Наше главное оружие — винтовка! — картинно проговорил Доватор. — Клинок, граната. Бутылка с горючей смесью и наше лихое казачье «ура!»
Левее лихих кавалеристов расположился сводный курсантский полк, созданный на базе военного училища имени Верховного Совета РСФСР, под командованием полковника Младенцева. Он приступил к созданию обороны по восточному берегу реки Лама. Для оказания помощи курсантам в организации обороны к ним был направлен Лобачев, боевая юность которого начиналась в стенах кремлевской военной школы.
