Здесь они встретили множество змей, Соленых Мужчину и Женщину и Бога Огня. Не надо забывать и о Паучьем Муравье. И свет с тьмой изошли из башен четырех цветов, как и в других мирах.
Но Первочеловек поместил желтую полосу, а потом еще и красно-желтую полосу на востоке, и они приостановили продвижение белого света.
А люди испугались. Соленый Мужчина посоветовал им отправиться на восток, но полосы отодвигались по мере их приближения. Потом они услышали глас, зовущий на юг. Там нашли старика Донтсо по прозвищу Муха-Вестница, и тот поведал им, что сделал Первочеловек. Он сказал, что желтая полоса символизирует появление Людей, а другая — растительность и пыльцу, где красная составляющая указывает на все болезни.
Затем пришли Сова, Лисенок, Волк и Дикий Кот, а с ними Рогатая Гремучая Змея, предложившая Первочеловеку раковину, которую она несла на голове, и обещания подарков в будущем — Белой Раковины, Бирюзы, Мидии и Гагата. Первочеловек принял раковину и ее магию, а затем убрал с неба полосы.
Тогда люди осознали, что Первочеловек зол. Койот подслушал их разговоры и донес Первочеловеку, что они прознали о том, что он остановил свет на востоке, чтобы добыть некое сокровище.
Когда позднее они поставили перед ним этот вопрос, Первочеловек ответил:
— Да. Верно, внуки. Очень верно. Я зол. Однако я употребляю свое зло вам на пользу. Ибо эти подношения помогут всем нам. И я знаю, когда попридержать зло в отношении окружающих меня тварей.
И он продолжил это доказывать, построив знахарский хоган, где поделился с ними своим знанием о добре и зле.
Он вспомнил вечеринку, происшедшую перед тем, как нашел койота.
Облаченный во взятое напрокат великолепие мерцающего, угловатого и жесткого черного вечернего костюма из синтетического волокна от «Плиссе и Гофре», он перенесся в особняк в Арлингтоне. Былые и современные знаменитости заполняли искрящиеся комнаты с высокими потолками. Он решительно являлся былым, но все равно явился, чтобы повидаться с несколькими старыми друзьями, вновь прикоснуться к другой жизни.
Его приветствовала с профессиональным очарованием некая пожилая женщина. Она подошла к нему, обняла и с полминуты говорила с ним вдохновенным голосом диктора новостей, пока какой-то вновь прибывший у него за спиной не вынудил ее сжать его руку, направляя в сторону.
Он с благодарностью отошел и взял с подноса бокал; глядя на лица, кивая некоторым, останавливался, чтобы обменяться парой слов, а между тем пробирался к маленькой комнатке, которую вспомнил по предыдущим визитам.
Войдя в нее, он вздохнул. Ему нравились дерево и железо, камень и грубая штукатурка, книги и спокойные картины, единственное окно с беспрепятственным видом на реку, тихо горящий камин.
— Я знал, что ты найдешь меня здесь, — сказала она, сидя в кресле у очага.
Он улыбнулся:
— Я тоже… единственная комната, построенная во время провала в безвкусице.
Он взял стул, сел рядом с ней, но повернувшись, скорее, к камину. Ее печальное морщинистое лицо с ярко-голубыми глазами, седые волосы, приземистая коренастая фигура не изменились за последнее время. В некоторых отношениях она стала старше, в других — нет. Ему вспомнились столетние Фонтанель и мадам Гримо, почти такие же старые, как и он сам. Однако здесь имела место пропасть иного рода.
— Ты вскоре опять отправишься собирать? — спросила она.
— У них есть все звери, которые им пока нужны. Я уволен.
— Тебе это нравится?
— Как и все остальное.
Она слегка наморщила лоб.
— Никогда не могу разобрать, это у тебя врожденный фатализм, пресыщенность жизнью или поза.
— Я уже тоже не могу.
— Вероятно, ты мучаешься от праздности.
— Она в эти дни такое же исключение, как и дождь. Я существую в некой уединенной культуре.
— В самом деле. Пожалуй, не столь же скверно, как все остальное, — сказала она.
— Скверно? Добро и зло вечно перемешиваются. Это обеспечивает порядок.
— Ничего иного?
— Легко любить присутствующее и желать отсутствующего.
Она протянула руку и сжала его ладонь.
— Сумасшедший индеец. Существуешь ли ты, когда меня здесь нет?
— Не уверен, — ответил он. — Я был привилегированным путешественником. Возможно, я умер, а ни у кого не хватает духа сказать мне об этом. Как дела, Маргарет?
Через некоторое время она ответила:
— Полагаю, я по-прежнему живу в век робости. И идей.
Он поднял бокал и сделал большой глоток.
— …Прокисший, выдохшийся и бесполезный, — сказала она.
Он поднял бокал выше и уставился сквозь него на свет.
— Не так уж плох. Они достали вермут в такое время.
Она хихикнула.
— Философия не меняет людей, верно?
— Не думаю.
— Чем теперь ты намерен заняться?
— Пойти поговорить с остальными. Выпить еще пару стаканов. Возможно, немного потанцевать.
— В смысле, не сегодня вечером.
— Понятно. Думаю, ничем особенным. Мне это не нужно.
— Мужчина вроде тебя должен чем-то заниматься.
— Чем?
— Это ты обязан сказать. Когда боги безмолвствуют, кто-то должен выбирать.
— Боги безмолвствуют, — произнес он, наконец взглянув в ее светлые старые глаза, — а все мои выборы израсходованы.
— Неправда.
Он вновь отвел взгляд.
— Пусть будет так, — сказал он, — как ты поступала прежде.
— Не надо.
— Извини.
Она сняла руку с его ладони. Он допил вино.
— Твой нрав — твоя судьба, — сказала она наконец, — и ты — создание перемен.
— Я живу стратегически.
— Может быть, чересчур.
— Пусть будет так, сударыня. Это не входит в список моих забот. Я достаточно изменился, и я устал.
— Даже это будет продолжаться?
— Похоже на каверзный вопрос. У тебя был свой шанс. Если у меня назначено свидание с глупостью, я на него приду. Не пытайся лечить мои раны, пока не удостоверишься, что они есть.
— Уверена. Тебе придется что-то найти.
— Я не обращаюсь с просьбами.
— …И надеюсь, это скоро произойдет.
— Мне нужно немного прогуляться, — сказал он. — Я еще вернусь.
Она кивнула, и он быстро ушел. Вскоре она тоже вышла.
Позднее в тот вечер его взгляд внезапно стал двигаться вдоль красной полоски на ковре, и, следуя по ней, он оказался рядом с кабиной переноса.
— Какого черта! — воскликнул он.
Он нашел хозяйку, поблагодарил ее и вернулся к транспортному устройству. Ввел координаты и, входя, споткнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
