вернется домой и станет нормальной просто так. Полагаю, верю и знаю, что этого не случится.
Бет сидит на мокрой от росы скамейке. Я закрываю за собой дверь, потягиваюсь, вдыхая запах раннего утра, запах свежей травы и мороза, а затем подхожу к Пэмроу, надеясь, что она пришла по делу, а не просто поболтать. Девушка выглядит спокойной. Я привык видеть Бетани испуганной, но сейчас она такая тихая.
– Привет, – я сажусь рядом с девушкой. – Ты рано.
– Прости, по-другому не получилось, – она поправляет темные волосы, а затем вдруг вскидывает брови. – Что с тобой? У тебя подбородок фиолетовый.
– Ты пришла поговорить о моем подбородке?
– Ты, как всегда, очень приветлив.
Пожимаю плечами и протяжно выдыхаю. Если я и бываю милым, то точно не в такую рань и не при таких обстоятельствах.
– Что у тебя? Ты принесла фотографии с места преступления?
– Да. С нескольких мест, если быть точной.
– С нескольких? – недоуменно переспрашиваю я и забираю из рук девушки папку.
Внутри находятся фотографии формата А4. Я вытаскиваю снимки один за другим не моргая и старательно делаю вид, что изображенное на них меня отнюдь не трогает. Не трогает фото изувеченного директора, вид его перерезанного горла, пентаграмма, которую выжгли на его волосатой груди. Не трогает надпись, выведенная на стене окровавленными пальцами. Женской рукой – рукой Ариадны: «Смерть не приходит одна».
Тошнота подступает к глотке, и я на мгновение замираю.
– В участке все на ушах, поговаривают о сатанизме, – говорит Бет, – ну и ты знаешь, о ком болтают. В нашем городке только один дом обходят стороной.
– Они думают, это Монфор?
– Да. Пока что информация скрыта от посторонних, но молчать долго они не станут.
– Понял. Надо предупредить Норин и Мэри-Линетт, что в любой момент могут нагрянуть из участка с вопросами. – Листаю фотографии дальше и вдруг замечаю мертвое лицо незнакомца в глубоких порезах. Мужчина лежит посреди поля. Я рассматриваю снимки, на которых он в разных ракурсах лежит посреди травы нагой, изуродованный ссадинами, трупными синими пятнами; его глаза открыты, однако я не вижу глаз. Я вижу проеденные червями глубокие дыры.
– Это Грегори Тимболд, – сиплым голосом комментирует Бетани, – его нашли вчера.
– Кто он? Впервые его вижу.
– Он состоял в Доминиканском ордене, в том, которым руководит отец Джил.
Я отрываю взгляд от фотографий и пристально смотрю на Пэмроу.
– Доминиканский орден? Ты серьезно?
– Его представители похитили Ари. Грегори был одним из тех, кто подвязал ее к потолку.
– Почему я впервые слышу, что в Астерии есть орден, ведущий охоту на ведьм?
– Может, потому, что это секретный орден, – отвечает Бет, усмехнувшись.
– Доминиканцы существовали еще во время инквизиции. Ты в курсе?
– Да, Мэтт, я знаю, ведь… мой отец… – Бетани поправляет волосы и ерзает, словно скамья подогревается снизу. – Мой отец состоит… состоял в этом ордене.
– Вот как. – Я кладу фотографии на колени и складываю руки на груди, прожигая Бетти серьезным взглядом. – Выходит, мы имеем дело не с кучкой необразованных фанатиков.
– Я не думала, что все так сложно, Мэтт. Знала, что мои родители верующие, но не догадывалась, что происходит на самом деле. Они помешаны, эти люди.
– И твой отец один из них.
– Он был одним из них. После того, что случилось, после того как Ари поговорила с ним в подвале, что-то изменилось. Я понятия не имею, что она ему сказала, но папа стал…
– …другим?
– Да. Возможно, это опять ее магические штучки, – взмахнув рукой, усмехается Бет. – Не знаю. Он перестал бить мать. Перестал бить меня.
Я стискиваю зубы, ощутив, как внутри прокатывается неприятная желчь, а Бет вновь с улыбкой пожимает плечами:
– Ариадна придет за моей семьей, я знаю. Она практически сама сказала мне об этом.
– Ты не знаешь, что она сделает, – отвернувшись, отрезаю я.
– Я восхищаюсь тем, как ты защищаешь ее, Мэтт. Но я не ты.
– Ари выкарабкается.
– Верю. Я правда верю, что так и будет. Но я не могу рисковать. Мы с родителями решили уехать, Мэтт. – Я смотрю на девушку, а она рассматривает свои замерзшие ладони. – Я попросила отца как можно скорее собрать вещи, и он согласился. Он теперь во всем со мной соглашается.
Молчу, я знаю, что девушка сбегает, знаю, что ей страшно, но еще я знаю, что она не обязана сидеть в Астерии и ждать развязки истории, которая к ней не имеет отношения.
Мы привыкли думать, что друзья с нами до конца, что знакомые всегда помогут, что они не знают страха, не боятся боли, не хотят освободиться или покинуть замкнутый круг. Но это иллюзия. Утопия. Люди всегда сбегали с тонущего корабля. Заставить их остаться может лишь нечто важное, и это важное велит Бетани нестись вон из Астерии и спасать семью.
– Ты права, – наконец говорю я, коротко кивнув, – ты должна уехать.
– Знаю, ты меня осуждаешь.
– Тебя не должно это волновать.
– Но меня волнует. Я не хочу, чтобы с тобой или Хэрри что-то случилось. Вы помогли мне, когда я осталась одна, а я вас бросаю. Но мне страшно, Мэтт. Не хочу, чтобы погиб мой отец. Он только ко мне вернулся! Я не вправе надеяться на то, что Ариадна ничего с ним не сделает. Сделает! Он совершил ошибку, и она заставит его заплатить.
– Ты не должна оправдываться передо мной, Бетани. Наверное, самое важное в нашей жизни – это защищать тех, кто нам дорог. Я защищаю Ари. Ты защищаешь семью.
– Ты не против?
Я вдруг усмехаюсь:
– Спрашиваешь у меня разрешения?
– Хочу услышать это от тебя, чтобы убедиться, что поступаю верно.
– Ты поступаешь верно. – Вижу ее слезы и морщусь: – Не надо.
– Прости, – она быстрым движением пальцев вытирает щеки, – я схожу с ума.
– Тебе страшно – это нормально. Когда ты уезжаешь?
– Сейчас. Родители уже ждут меня дома.
Теперь ясно, почему она пришла так рано. Я киваю, а Пэмроу шмыгает носом.
Солнце лениво выкатывается из-за горизонта. Первые лучи падают на лицо девушки и заставляют мокрые полосы на ее щеках блестеть и переливаться. Бет протирает ладонью лицо и неожиданно достает из внутреннего кармана куртки смятую картонную папку.
– Держи, – говорит она и отдает папку мне. Внутри лежит что-то тяжелое. Я вскидываю брови: внутри оружие, пистолет. – Он может пригодиться.
– Я не возьму.
– Мэтт.
– Это незаконно, Бетани. Зачем мне «браунинг»?
– А зачем тебе спортивный лук и стрелы?
– Это другое.
– Нет, – девушка кладет руку мне на плечо, а я вновь рассматриваю оружие. Она спятила. Я тоже спятил, если возьму его. Это уже не шутки. – Ты
