Удостоившись от хозяйки похвалы за самоотверженность, она принялась помогать Малгосе на кухне, а Витек тем временем взялся за бутылки. И в этот момент позвонил Альберт. В Кракове он был уже не менее двух часов.
— Вспомнил! — заорал он в трубку, и я немедленно включила громкую связь. Нет худа без добра, хоть этому научилась. — Вспомнил, где я эту лысую морду видел!
— Пусть говорит! — рявкнули одновременно трое из гостей, что твой хор у Вагнера.
— Так я же говорю! — обиделся Альберт. — Что там у вас за шабаш? Вот как сейчас его вижу. На бензозаправке в Малкине!
— Что?! — воскликнула Наталка.
— Повторяю — на заправке в Малкине, у колонки. Ничего особенного, просто обратил внимание на эту грожу, тупая и бандитская. Все как обычно, пошел платить, в дверях с ним разминулись. Он сел и поехал, куда — я не смотрел.
— Когда это было?! — возопила Наталка.
— Я потому и вспомнил, что у меня записано, я в тамошний костел заезжал посмотреть икону для реставрации, в середине марта, точнее — шестнадцатого. Вечером. Ночевал у ксендза, а вернулся семнадцатого в обед.
— А семнадцатого утром там не было никакого происшествия? — спросила я.
— У батюшки? — удивился Альберт.
— Нет, вообще.
— Что-то было, пожарные ехали и полиция. В сторону Подгужа. Но я не обратил внимания, торопился очень, работы больше оказалось, чем ксендз предполагал.
— А вы уже сообщили это полиции? — вежливо поинтересовалась Аня.
— Да нет, я подумал, что лучше с пани Иоанны начать… Но сейчас позвоню. Вы думаете, надо?
— Непременно! И как можно скорее! Они ждут!
Если бы не Аня, ждали бы еще очень долго, так как у Наталки было к Альберту минимум сто вопросов, но правопорядок — превыше всего.
Павел с Конрадом зря времени не теряли, три бутылки были уже откупорены, одна белого, ничего, белое и постоять может, лишь бы в холодильнике. Котлеты с одной стороны уже подрумянились. В общем стол, должна признаться, сервирован был достаточно небрежно, но народ-то собрался за духовной пищей, правда, и к материальной отнеслись с должным вниманием.
Неосведомленные были быстро введены в курс дела, и версии посыпались со страшной силой. Конрад помрачнел и отозвался не сразу.
— У меня такое смутное впечатление, что тут два разных сюжета, даже три. В одном я непосредственно замешан и про себя хотя бы понимаю, что держали меня за болвана и такое не скоро забудешь. Но вы-то почему?
— По ошибке, — сухо ответила Малгося.
— Из-за детей. — В Наталкином ответе слышалось ожесточение.
— Из-за уха, — рассердилась я.
Все три ответа прозвучали одновременно. Видно было, что Конрад ничего не понял.
— По глупости, — холодно добавил Витек. — Не сидеть же под столом, когда вокруг дерьмо бесчинствует, а всякие гниды ему помогают.
— И по настырности, — честно призналась Наталка, разбавив раскаянием свое ожесточение.
Аня проявила милосердие:
— Случайное совпадение. Все эти элементы проявились одновременно.
— И весьма эффектно, — не выдержал Павел. — Я при этом присутствовал. Было на что посмотреть!
— …и к тому же оказалось, что лица, втянутые в эти события, вместе знают больше, чем полиция, и их сведения для следствия просто бесценны. Погибло несколько ни в чем не повинных людей, в том числе детей. Какой приличный человек откажется помочь в такой ситуации? К тому же самыми обширными данными располагает Наталка, которую полиция так легкомысленно игнорировала, а теперь не знает, как загладить свой промах.
Полиция оказалась легка на помине. Беляк живо подсел к столу, так как вдруг обнаружил, что ничего не ел с раннего утра.
— Максимум с работы вылечу, — беззаботно заявил он. — Сибирь отпадает, плаха нынче не в моде, остальные штучки я знаю и не попадусь. Хвост Лохмачу прицепили, а Баул прокатился с шиком по Вилянову.
Выпалив это, Беляк принялся уплетать котлеты.
Все молчали и напряженно смотрели ему в рот. Витек блеснул мамочкиным воспитанием и знанием жизни.
— Такое, такое или такое?
Чуть подумав, Беляк указал на бутылку красного. Очень правильно, к мясу.
— Успех следует отметить, — объяснил он свой выбор.
Подкреплялся он недолго, а остальные пока развлекались, выдвигая самые фантастические предположения. Наталка пыталась ввести Конрада в курс дела, излагая отрывочные эпизоды разных похищений, чем окончательно его запутала, но тот все равно не сводил с нее глаз, только перестал задавать вопросы и молча млел. Как быстро на мальчишках заживают всякие царапины, в том числе душевные!
— Итак? — Аня с милой улыбкой подняла свой бокал. Ну, разве можно ею не восхищаться?!
— Я — прямо к делу, — среагировал Беляк, поднимая свой бокал. — Баул привел к двум домам, расположенным недалеко друг от друга, а между ними как раз вилла той пани Моны, о которой вы рассказывали, вполне подходящая, но уж слишком многонаселенная, туда Лохмач и совался. Похоже, действительно что-то напутал. Но место и правда идеальное.
Наталка открыла было рот, но ничего не сказала. Не обращая на нее внимания, Беляк продолжал;
— Лохмач совсем не дурак, как могло бы показаться. Машину ему вернули, не жалко, развалюха, но на ходу, ни к кому не поехал, не звонил, помотался немного по городу, затарился продуктами и залег в старой халупе на Служевце. Там таких старых домишек всего ничего осталось, но еще держатся. Живет в одном подслеповатая старушонка, уперлась и не продаст, тут, мол, жила, тут и помру. Потому-то про нее и известно, многие подъезжали насчет купить, Лохмача пустила…
— Знакомый?
— Выходит, так. Но с ней пока пообщаться не удалось. Лохмач там прочно засел, ничего не делает, свои пол-литра выдул и пялится в телевизор. На крепость наружку проверяет.
— А Баул?
— Погодите, о Бауле в конце. Я по дороге к вам с художником из Кракова пообщался, полезный свидетель. Мы в курсе, что он тоже из похищенных, признался под конец. В Малкине уже работают, портретик его — бесценная вещь, ведь если вдруг там с Лохмачом и его шеф засветился… Ладно, нечего гипотезы строить. Зенонов Стемпеней тоже ищут, но результатов придется подождать. А вот Баул наконец насчет уха разродился..
— Ну, слава богу! — обрадовалась я. — Ухо!
Интерес к пресловутому уху проявили все. А несчастный Конрад рисковал вдобавок заработать косоглазие, так; как одним глазом он теперь уставился на Беляка, а другой пытался все же не отрывать от Наталки.
— Темное это дело. — Беляк поморщился. — Надо будет, конечно, его версию перепроверить и сопоставить с показаниями жертвы, но Баул клянется и божится, что никто ей уха не отрезал…
— А что же? — рассердилась Малгося. — Сама себе отрезала? Или случайно отвалилось?
— Судя по мычанию Баула, имели место коллективные усилия, но в основном, именно так, сама себе оторвала. У нее серьги были, могу фото показать…
Пока он полез за фотографией, Конрад успел поделиться своим мнением;
— Ну и веселуха у вас здесь! Деликатные похитители людям уши режут, лысый троглодит себе резиденцию в шикарной вилле устроил, а посреди всего этого бардака Клара..
— Почти угадал…
— Да тихо вы! — разозлился Витек, — Какие ж это сережки, это же наручники!
Павел с ним согласился. И в самом деле, под фрагментом уха, на который мы почти не обратили внимания, телепалась железяка, поразительно похожая на защелкнутые наручники, очень эффектная и украшенная вдобавок камушком неопределенной ценности. Из чего бы эта бижутерия ни была, ясно, что весила она солидно.
— Делает достоверной версию Баула, — вздохнул Беляк. — Такое и руку оторвет, не то что ухо. Выходит, деяние не преднамеренное, а, попросту говоря, случайное.
Из нечленораздельного бормотания Баула следовало, что жертва вырывалась как бешеная и справиться с ней никак не удавалось. Вопли надо было в обязательном порядке заглушить, ласковые уговоры на хрен не помогали, пришлось источник шума замотать чем попало, а попал старый мешок из-под картошки. Лохмач так раздергался, что его версальские манеры псу под хвост пошли, а коза эта старая все верещала и норовила тряпку с головы содрать, да еще грозилась, что на куски порвет, что никого не боится и им покажет. Вдвоем не могли с ней сладить, вот эта чертова серьга за мешковину зацепилась и ей ухо и надорвала. Сама психопатка виновата. Кровищей всех забрызгала, едва до первой малины добрались, тут Лохмач взбеленился, ладно, говорит, допинг семье не помешает, бритвой оторванный шматок и подровнял. Бабе перевязку сделали чин-чинарем, спирта чистого пошло немерено, а паршивое ухо родне отправили. И в планах ничего такого не было, вежливо хотели, прилично, да разве с такой шмарой можно вежливо, слышать никого не желала, орала как резаная, а вот после уха притихла. А он, Баул, ни в чем не виноват, ничего не резал и не отрывал, на подхвате был.
