что-то делают с мозгами этих цыпочек, и они привязываются, думая, что это больше, чем просто трах — хотя я громко и ясно говорю об этом каждый раз. Поэтому я стараюсь сводить близость к минимуму. Сегодня вечером я хочу кончить, чтобы наконец перестать выдрачивать рукой образ этой кудрявой девушки, как делал последние несколько недель, и двигаться дальше. Сегодняшний вечер — это секс без обязательств, чтобы выкинуть ее из головы.
Когда в последний раз касаюсь ее губ, Стиви тянется к лампе на тумбочке и выключает единственный свет в комнате.
Не поднимая на нее глаз, работая ртом над теплой кожей ее шеи, я протягиваю руку и включаю свет.
Я покусываю и посасываю мягкую плоть ее груди, не забывая оставлять следы, чтобы она могла прикрыть их завтра своей рабочей формой. И пока я это делаю, девушка протягивает руку и снова выключает свет.
— Что ты делаешь? — наконец спрашиваю я, поднимая лицо, чтобы посмотреть на нее.
— Выключаю свет.
— Оставь включенным. Я хочу тебя видеть.
— Нет, — настаивает Стиви, умоляюще смотря на меня.
Я не идиот. На самом деле, я бы сказал, что хорошо понимаю, как свои собственные чувства, так и чувства других людей. Почти десять лет последовательной терапии сделают это с любым. Хотя большую часть времени мне на все наплевать, я могу читать других людей как открытую книгу.
Поэтому я бы соврал, если бы сказал, что девушка в моей постели полностью уверена в своем теле. Отсутствие зрительного контакта, когда она раздевалась, и руки, скрещенные на груди, говорили об этом довольно громко и ясно.
Стиви представляет собой интересную комбинацию неуверенности и уверенности, как и я, но совершенно разными способами.
Но из того, что я знаю о дикой стюардессе, она не хотела бы, чтобы с ней осторожничали. Так что я не собираюсь этого делать. Не собираюсь избегать тех частей ее тела, в которых она не уверена, только для того, чтобы отвлечь от них внимание. Вместо этого я собираюсь потрогать каждый дюйм ее тела, пока буду трахать ее так сильно, что она, вероятно, даже не вспомнит свое собственное имя, не говоря уже о том, что ей не нравится в ее теле.
Даже при выключенном свете я вижу, что ее соски — маленькие пики, умоляющие меня, поэтому я беру их в рот, вырывая из губ Стиви тихое хныканье.
Честно говоря, мне нравится все, что выходит изо рта этой девушки. Будь то нежный стон удовольствия, мое имя, когда она умоляет, или одна из ее остроумных шуточек, которые девушка не может не бросить мне в ответ. Мне нравится знать, что все, что выходит из ее рта, происходит благодаря мне.
Мое дыхание овевает ее кожу, когда я спускаюсь все ниже и ниже, касаюсь губами нежной ткани ее трусиков. Поглаживая себя одной рукой, другой цепляюсь за пояс кружева, слегка оттягивая его вниз, готовый зарыться лицом между ее ног.
Но Стиви кладет свою руку на мою, останавливая меня.
— Тебе не нужно этого делать.
— Я хочу.
— Нет, не хочешь, — нервно смеется Стиви.
Я хмурю брови.
— Нет, хочу.
Она смотрит куда угодно, только не на меня.
— Ну, я… мне это не очень нравится.
Я не свожу с нее взгляда, желая, чтобы она посмотрела мне в глаза. Наконец, ее сине-зеленые глаза встречаются с моими, позволяя мне читать ее как чертову книгу.
Она лжет.
Может быть, она стесняется того, что мое лицо будет находится между ее бедер, или кто-то другой заставил ее почувствовать, что это рутинная работа, но ко мне это определенно не относится. Или, может быть, у нее никогда не было кого-то, кто знает, какого хрена нужно делать, находясь здесь, внизу. Как бы то ни было, Стиви сказала мне «нет», так что, похоже, сегодня я пропущу эту трапезу, хотя уже несколько недель мечтал попробовать девушку на вкус.
Приподнявшись, я опираюсь на локоть, нависая над ней.
— Мне нужно, чтобы тебе было комфортно со мной.
— Мне комфортно, — быстро выпаливает она.
— Ну, тогда нам нужно прояснить некоторые вещи.
Девушка тяжело сглатывает от моих слов.
— Я мечтал об этом уже несколько недель. А я не часто так долго жду того, чего хочу, но видеть тебя голой в моей постели с этим, — накрываю ладонью ее мокрые трусики, — готовой для меня… черт. Я не могу дождаться, когда трахну тебя. Но я не собираюсь этого делать, если ты продолжишь нести чушь о своем теле.
— Я ничего не говорила…
— Здесь, — легонько похлопываю ее по виску.
Я наблюдаю, как на ее лице появляется чувство вины.
— Сегодня ты моя, и все, что я вижу, это безумно сексуальное тело, готовое для меня. Эти сиськи, — я беру их в ладони, — в которые я хочу зарыться лицом на всю ночь. Эти бедра, — сжимаю одно из них, — которые я бы с удовольствием использовал как грелку для щек. А это, — я погружаю пальцы под промокшую кружевную ткань, — эта киска, которая такая чертовски теплая и влажная для меня.
Скользнув пальцем между ее складочками, я ввожу палец внутрь, отчего Стиви выгибает спину, а из горла вырывается хныканье.
— Это все мое сегодня, — продолжаю я. — И я не позволю тебе нести всякий бред о том, что принадлежит мне. Так что мне нужно, чтобы ты прекратила, или мы остановимся.
Стиви не отвечает, на ее лице заметно волнение.
Я толкаю свою эрекцию в ее ногу, давая ей почувствовать, насколько я тверд.
— Я не шучу, Стиви. Я пойду и позабочусь об этом сам, как делал бесчисленное количество раз за последние несколько недель, если ты не начнешь вести себя хорошо по отношению к себе.
— Ты ни с кем больше не встречался последние несколько недель? — Ее брови приподняты в замешательстве.
Перекатываясь, прижимаюсь грудью к ее голым сиськам. Это не та позиция, к которой я привык — слишком интимная. Я не люблю зрительный контакт и тому подобное, когда дело доходит
