— И куда переехал мой брат?
— В свою квартиру, — я открыла коробку и вытащила миндальный круасан. Сэт молча наблюдал, как я надкусываю его и только потом заговорил.
— Твой отец был тот еще тип.
Я прекратила жевать.
— Как сказала твоя горячая миниатюрная адвокатша, он подставил тебя. Это правда?
Не знаю, на что я обиделась больше, на то, что он назвал Оливию «горячей» или что сомневался в моей невиновности.
Я заставила себя проглотить то, что было во рту, и посмотрела на него.
— Он сделал это ненамеренно, — ответила я. — Не думаю, что он собирался умирать.
— Значит, если бы с ним не случился сердечный приступ и он так удобно не повесил все это на тебя, то, по-твоему, он принял бы ответственность за все на себя?
— Да, я уверена в этом.
Но я солгала.
— Калеб сказал, что ни на одном из документов, которые ты подписала, не было его подписи.
— К чему ты клонишь, Сэт? — рявкнула я. — Ты пришел, чтобы бесить меня?
Он поджал губы и покачал головой.
— Нет, Лия. Я пришел, чтобы проверить, в порядке ли ты. Правда.
— Я в порядке, — захлопнув крышку коробки с пирожными, я пошла к холодильнику. Я почувствовала, что он идет следом и обернулась. Я развернулась так внезапно, что он врезался в меня, но Сэт не отстранился. Он поцеловал меня. Прямо в губы.
— Сэт! — я оттолкнула его. Он отступил на шаг. — Что, черт возьми, по-твоему, ты делаешь?
— Ты позвонила мне, — ответил он. — Я думал...
— Что ты подумал? Что я хотела, чтобы ты поцеловал меня? Я позвонила тебе, потому что Калеб бросил меня, и я не знаю, что делать! Тебе не нужно приходить сюда и соблазнять меня.
Он снова поцеловал меня. В этот раз крепче. Я вяло ответила на поцелуй, а затем оттолкнула его.
— Убирайся, — потребовала я, указывая на дверь.
Он ушел и я расплакалась. Как давно Калеб не целовал меня? Я попыталась вспомнить. Неужели последний раз был еще до того, как начался суд? Я перебирала в памяти события всех этих месяцев долгой подготовки и не смогла вспомнить ни одного раза, когда Калеб поцеловал бы меня. Как же я не заметила этого? И почему грубый поцелуй Сэта помог мне вспомнить об этом?
Глава 35
Настоящее…
Спустя несколько дней после звонка Кэш, около часу дня мы подъехали к желтовато-коричневому зданию. Не успела я проверить в порядке ли мой макияж, как Сэм уже выпрыгнул из машины и вытащил из машины Эстеллу. Пока я открывала дверцу, заметила, что руки у меня дрожат. Мы встретились перед машиной.
— Ты в порядке? — спрашивает Сэм.
Я, не глядя, киваю. Глаз от здания не могу отвести. Жаль, что я нацепила туфли на каблуках. Порой они придают мне уверенности, но сегодня из-за них я чувствую себя напыщенной. Мы молча идем к зданию, и тишину нарушает только стук моих каблуков.
У стойки регистрации я называю свое имя: Джоанна Смит. Вижу, как Сэм вопросительно приподнимает бровь. Я не смотрю на него. Боже, я ненавижу это имя. Я сказала Сэму, что мы едем навестить мою сестру, но не говорила, где она находится. Мы идем по длинному коридору, в котором сильно пахнет антисептиком. Я смотрю на ребенка и гадаю, не побеспокоит ли ее этот запах, но она спит. Она всегда крепко спит. Я улыбаюсь.
Мы проходим к самой дальней комнате. Я замираю на пороге и Сэм кладет руку мне на плечо. Внезапно мне становится нехорошо. Он подталкивает меня вперед. Он так чертовски настойчив.
Я захожу. Она сидит в инвалидной коляске лицом к окну. Яркий солнечный свет льется ей на лицо. Она, видимо, не замечает этого и смотрит прямо перед собой, на самом деле ничего не видя. Я медленно подхожу к ней и опускаюсь перед ней на колени.
— Корт, — я беру ее руки в свои. Они безжизненные и холодные. — Корт, это я, — она смотрит мимо меня. Я осматриваю комнату — кровать, телевизор, два стула. Никаких личных вещей; ни цветов, ни картин на стенах, как в комнатах, мимо которых мы прошли. Я перевожу взгляд обратно на Кортни.
— Прости, что не приезжала до этого, — извиняюсь я. — Я привезла Эстеллу, чтобы повидаться с тобой.
Сэм уже успел вытащить ее из автомобильного кресла и теперь протягивает ее мне. Она уверенно держит шейку, когда я беру ее на руки, и взглядом огромных голубых глаз с невинным любопытством смотрит по сторонам. Я кладу ее на колени Кортни и придерживаю рукой. Но сестра не шевелится, не моргает и никак не реагирует на то, что к ней прижимается крошечное живое существо. Несколько секунд спустя Эстелла начинает ерзать и я беру ее на руки.
Волосы у сестры сальные и тусклые, и слишком короткие, чтобы собрать их в хвост, поэтому пряди волос облепляют ее лицо. Я протягиваю руку и убираю их ей за уши. Ненавижу это. Ненавижу это место и ненавижу то, что моя сестра находится здесь. И себя ненавижу за то, что не приезжала раньше. Ей не место здесь. И я принимаю решение прямо здесь и сейчас.
— Сэм, — говорю я и встаю, — Я хочу забрать ее домой... к себе домой. Я найму кого-нибудь, чтобы приходили и помогали.
— Окей, — отвечает он. — Ты решаешь этот вопрос со мной или... — он качает головой, и мне хочется стукнуть его десятый раз за сегодня.
— Я просто говорю тебе, идиот.
Он ухмыляется.
— Кортни, я собираюсь забрать тебя домой. Просто мне нужно пару дней, хорошо... чтобы все подготовить.
Я легонько касаюсь ее лица. Красивая энергичная Кортни, я вижу ее черты в этом человеке, высокий лоб, нос с горбинкой, но в глазах пустота. Я обнимаю ее за шею и целую ее в лоб. Кончиками пальцев ощущаю толстый и твердый шрам. Подавив всхлипывание, я выпрямляюсь. Эстелла цепляется за мою блузку, кулачками крепко сжимая ткань. Я выхожу, не оглядываясь, в стуке моих каблуков слышится новая цель.
Сэм и Эстелла ждут, пока я разговариваю с директором этого заведения. Когда мы уходим, в руках у меня стопка рекламных брошюр по уходу на дому.
Мы возвращаемся в машину, и только тогда Сэм впервые после выхода из палаты Кортни подает голос.
— Значит... Джоанна?
— Заткнись, Сэм.
— Это вполне уместный вопрос, ваша светлость. Если ты не скажешь мне, почему ненавидишь свое имя, впредь я буду называть тебя только Джоанной.
Я вздыхаю. Что можно рассказать ему? Калеб единственный, кто знает правду. Какого черта? Теперь уже и не знаю, почему это было такой огромной тайной. Отца больше нет, его империя рухнула, а моя мать — алкоголичка. Поооочему бы не открыть правду и няньке?
— Меня удочерили. Никто не знает. Это была огромная тайна, — я качаю головой, кривя губы, как будто это все ничего не значит для меня. Сэм громко присвистывает.
— Так что, я родилась в Киеве. Моя родная мать работала в борделе — бла-бла.
— Бла. Бла, — повторяет Сэм. — Кажется, здесь кроется нечто большее, чем бла-бла.
Я бросаю на него суровый взгляд, а затем продолжаю.
— Моя родная мать не хотела отдавать меня. Она была молода. Ей тогда было шестнадцать. Когда она была маленькая, ее мать читала ей американскую книгу, которая называлась «Сказки Джоанны». Она согласилась отдать меня, только при условии, что мои родители назовут меня Джоанной. Они так сильно хотели ребенка, что согласились на это условие.
— Ну, в некотором роде это же здорово, — высказывается Сэм. — Как будто она подарила тебе частичку себя.
Я фыркаю.
— Ага, так вот... только когда мне исполнилось восемь, родители рассказали мне, что они меня удочерили. Представь себе, насколько я была шокирована. Они усадили меня на стул в столовой для официальных приемов — только крошечная маленькая я и они — в этой грандиозной комнате. Я так боялась, что что-то натворила, что все время дрожала. Как только я узнала о происхождении своего имени, я больше не хотела, чтобы меня так звали.
Сэм тянется и утешающе сжимает мое плечо.
— Боже, а я-то думал, что мои родители отстой.
Я корчу рожицу.
— Вот поэтому я и пользуюсь вторым именем. Конец.
— Кортни их родная дочь?
Я киваю.
— Что с ней случилось?
— Когда отец умер, она заболела.
Он прерывает меня.
— Заболела?
— Что-то с головой, — объясняю я. — Она всегда такая была. У нее диагностировали биполярное расстройство. Она погружалась в депрессии и от нее месяцами бывало ни слуху, ни духу. Но в тот раз она никому ничего не сказала. А мы все так зациклились на себе, что о ней и не вспоминали. Полагаю, смерть отца и все события, касавшиеся суда надо мной, довели ее до крайности.
— Так значит, она —
Я слишком резко тормозу на светофоре, когда загорается красный и Сэма бросает вперед.
— Она пыталась застрелиться. Пуля задела мозг, но им удалось вовремя спасти ее. Но мозг слишком сильно пострадал.
— Боже, — говорит он. — И сегодня ты навещала ее впервые после...
— После больницы, после того как это все произошло.
Он округляет глаза.
— Не суди меня, — рявкаю я. — Я была беременна. У меня был постельный режим.
— Ты была эгоистичной, самовлюбленной сукой.
Я смотрю на него.
