class="p1">— В такое-то место, к Идо́лищу.
— Ах, брат любезный, я таких-то людей давно ищу! Помяни-ка ему обо мне. Я, — говорит, — перевожу через море тридцать лет без денег, у меня на руках и мяса нет, одни кости; по костям кровь ключом бежит. Спроси-ка, кто меня сменит?
— Ладно, спрошу.
Переехал и пошел. Идет путем, большой дорогой — стоит столб: насыпана золотая казна от земли и до неба. Подошел и посмотрел на него; казна и говорит человеческим гласом:
— А куды тебя, добрый молодец, бог несет?
— В такое-то место, к Идо́лищу; узнать хочет Марко Богатый, сколько у него денег.
— Помяни-ка Идо́лищу обо мне, кому я достанусь?
— Ладно, — говорит.
Шел, шел, дошел до дому, до Идо́лища. Идо́лища дома не случило́сь: улетел по вольному свету летать, живко́м людей глотать. Жил он с одной с матерью. Ну, взошел он в горницу, богу помолился и баушке поклонился. Баушка увидала его.
— А что это прежде у нас русского духа слыхо́м не слыхано и видо́м не ви́дано, а нынче русский дух в устах яви́тся, в глазах мечется? А что, добрый молодец, от дела ли лыташь, али дело пыташь?
— Я от дела, баушка, не лытаю, а себе больше дела пытаю.
— Куды ты идешь?
— К Идо́лищу.
— Что тебе он нужен?
— Да спросить его прислал меня Марко Богатый, сколько у него казны.
Мать Идо́лища отвечает:
— Ох, друг, он тебя съест! Тебя Марко Богатый для этого и прислал. Разве я спрошу, тебя жалея, а то он тебя съест!
Он упал на коленки и в ноги поклонился ей.
— Родима баушка, не заставь злой смертью помереть! Я прислан сюды по неволе!
— Ну, друг, я, — говорит, — не заставлю тебя горе мыкать: я сама спрошу.
— Да еще, баушка, потрудись спроси: переезжал я через такое-то море; перевощик перевозит тридцать лет… Кто его сменит?
— Я его спрошу.
— Да еще, баушка, спроси: шел я путем-дорогой — стоит столб казны, от земли и до неба. Кому она достанется?
— Не знаю только, добрый молодец, куды мне тебя деть, чтоб он тебя не нашел.
Завалила его под перину. Является Идо́лище и нюхает везде. Прилетел голодный, не сглотил никого, и спрашиват:
— Мамынька, кто-нибудь у тебя есть: русским духом пахнет.
— Ты по вольному свету летал и там русского духу наимался! Чай ты испить хочешь, сыночек?
— Пожалуй-ка, — говорит, — мамынька!
Она подала ему пьяных каплей, и так ему показалось! Стал он хмельный и говорит:
— Мамынька, да нет ли еще?
Она еще стаканчик ему подала и порядочно его взя́ло.
Стала мать спрашивать:
— А что, сыночек, я тебя спрошу…
— Что, мамынька?
— Через тако́-то море перевозит перевощик тридцать лет, кто его сменит?
— А на что́ тебе, мамынька?
— Да так, хочется узнать.
— Его сменит Марко Богатый.
— Да еще, сыночек, скажи мне: у Марки Богатого сколько казны?
— Да что тебе, мамынька, нужно?
— Да узнать хочется.
— Я и то не могу ее считать. Он может казной от свого́ жительства на все на четыре стороны, на двадцать-пять верст золотом усыпать.
— Да еще вот, сыночек, скажи: на такой-то путине есть казны столб от земли и до неба. Эта казна кому достанется?
Он улыбнулся.
— Ну, матушка, эта казна достанется… У Марки Богатого есть, — говорит, — приёмыш; она ему достанется.
Взял да и опять полетел куды знат. Она перину отвалила, мальчика разбудила.
— Что, слышал что Идо́лище сказывал?
— Слышал, баушка.
— Ну, ступай домой!
И пошел он домой. Доходит до столба; столб и спрашивает:
— Спросил ли, мальчик, обо мне?
— Спрашивал.
— Кому я достанусь?
— Приемышу Марки Богатого.
Вдруг столб тррр! и рассыпался в кучу.
— Вот, — говорит, — я казна твоя топерь!
Он казну не брал, только руками ее помешал, и топерь она лежит в кучке, до время. Пошел дальше; подходит к морю. Перевощик является к нему:
— Что, добрый молодец, спрашивал Идо́лище: кто меня сменит?
— Спрашивал.
— Кто же?
— Марко Богатый.
Приходит к Марке Богатому. Марко Богатый индо обеспамятел, что идет он жив; спрашивает:
— Что, сходил?
— Сходил, тятенька.
— Что, нашел Идо́лище? Спросил сколько казны у меня?
— Спросил.
— Много ли?
— Да на все на четыре сто́роны, на двадцать-пять верст можете усыпать на вершок.
— Ну, это верно.
Переночевали одну ночь и поехали в иную землю за товаром. Накупили что следует. Он нагрузил товар по Волге и приемыша с товаром проводил. Написал письмо, запечатал и говорит:
— На, хозяйке моей и дочке письмо (поклон-то́ ись!)
Он завернул в платочек, положил в пазуху и поехал по Волге. Причалились они к берегу и стали обед варить. С рабочими людями он вышел вдоль Волги, по бережку поразгуляться. Пасет старичек стадо и кричит его:
— Подь-ка, молодец, ко мне!
Он подошел.
— Ну-ка, вынь что у тебя в па́зухи-ти!
— Да, тятенька на родину письмо написал.
— Да-ка мне я почитаю!
— Да как можно? А запечатат-то кто?
— Я опять запечатаю.
Он вынул из пазухи и дал. Старик взял его и на мелки части изорвал и другое ему написал; завернул в платочек и отдал.
— Ступай с богом!
Приплыл он в свое жительство, товар из расши́вы выгрузил и поклал на место. Вынимает письмо из пазухи.
— Извольте, мамынька, вот вам тятенька письмо прислал.
Распечатовала и стала читать. В письме написано Марки Богатого рукой, чтобы не дожидаючи меня, этого приемыша с дочерью обвенчать. Мать призвала дочь и говорит:
— Вот отец письмо прислал!
Она грамоте знала, прочитала.
— Ну, — говорит, — если тятенька приказал, так нужно это дело сделать.
Сейчас не пиво варить, не вино курить: пиво наварено, вино накурено — за свадьбу. Повезли в церковь и обвенчали; положили их на ложу. Марко Богатый как раз тут.
— Жена, где приемыш?
— Да мы их сейчас на подклетях положили!
— Что такое это? — говорит.
— Я обвенчала на дочери его.
Он, не стерпя своего сердца, прямо ей в глаза плюнул.
— Что ты, дура, делаешь?
Она вынула письмо, подала ему. Он поглядел: рука-то его. А в прежнем-то письме, которое старик и́зорвал, написал, чтобы проводить приемыша на сальный завод ночныим бытом и налить котлы горячего сала и котлы все раскрыть, а его ночью послать за рабочими посмотреть. Он на сальном заводе не бывал, как пойдет, так, думает, и утонет: не знает где пройти. А это дело все пастух (Миколай угодник) сделал.
С ложа их подняли и начали гулять. Зять тестю и говорит:
— Ну, батюшка, — говорит, — у тебя казны много, а мне бог дал еще более!
Марко Богатый захапистый был.
— А где же, — говорит, — она?
Запрягли три пары, да и поехали. Доезжают
