И готовился к празднику он всерьез.
Развернул целую интригу, чтобы отделаться от жены. Отправил ее на неделю в турпоездку по Скандинавии, Инна давно об этом мечтала. Это означало, что целых семь суток он будет с Анной не только днем, но и ночью.
Может быть, наконец то самое произойдет. Разумеется, без понукания, а само собой, естественным образом, или, как выразилась тогда Анна, «потому что это необходимо». Ну, а про сестру и кровное родство – глупости. Да, конечно, Анна ему сестра, но в то же время, в зависимости от ситуации и настроения, она бывает и дочерью, и матерью, в ней соединены все женские роли. Как же можно обойтись без самой главной? Он – мужчина, она – Женщина, The Woman, то есть единственная в мире. К тому же сама сказала, что он похорошел и стал «очень даже ничего».
В общем, на десятое у Дарновского были большие планы.
Утром отвез Инну в Шереметьево – и скорей в Кузьминки, будить Анну.
Приехал не с пустыми руками. С огромным букетом роз, с бутылкой настоящего «Клико» из валютного магазина и с подарком, особенного значения – элегантное белое платье, точно по Анниной фигуре. Отстегнул две годовые зарплаты среднестатистического советского человека.
С невинным видом сказал: «Его надо надевать на голое тело, такой фасон».
Сказал вслух, потому что Анна прижимала невесомое творение миланских кудесников к груди, а носом зарылась в букет и, зажмурившись, сосредоточенно вдыхала аромат. Очень кстати – заглядывать в мысли Роберта ей сейчас было незачем.
«А как же? – спросила она, отложив букет и разворачивая платье во всю длину. – Ведь это неприлично».
– Прилично. Ткань тонкая, но плотная. Я выйду, надень.
Когда пять минут спустя он вернулся в комнату, Анна стояла перед зеркалом. Платье было открытое, на тонких белых лямках. В Роберте шевельнулось чувство явно не братского происхождения. Он обрадовался. Но в зеркале отразился ее взгляд – вопросительный и явно тревожный. Дарновский поскорее отвернулся.
«Сегодня всё разрешится», успел услышать он.
Что ж, он был того же мнения.
Раз такое дело, праздничную программу Роберт решил переменить. Вместо ужина при свечах – торжественный завтрак. При свете дня всё, наверное, произойдет естественнее, ведь темнота не Аннина стихия.
Пока он, как фокусник, доставал из сумки разные вкусности и выставлял их на стол, Анна была непривычно тиха. То есть, она, разумеется, всегда была тиха, но сейчас сидела не поднимая глаз, и ее мыслей Роберт не слышал.
Но вот стол был накрыт.
Дарновский хотел открыть бутылку и вдруг почувствовал – это лишнее. Всё произойдет прямо сейчас, без дурацкого ритуала с непременным питьем французской газировки.
Волновался он ужасно, но по-правильному волновался, как надо. И у Анны на скулах выступил румянец, это был отличный симптом.
Отставив бутылку, Роберт шагнул к ней, взял за руки, потянул со стула и принялся целовать маленькую кисть. Пальцы слабо шевелились в ответ, но и только.
На помощь пришло платье, словно в благодарность за потраченные деньги.
Бретелька плавно, сама собой, соскользнула вбок, полностью обнажив острое плечо. Роберт так и впился в него глазами.
Дело было не в беззащитной обнаженности. Ему случалось видеть и более интимные части ее тела – Анна стыдливостью не отличалась. Как и Инна, она спала голой, и когда Роберт утром приходил ее будить, ему не раз приходилось натягивать на нее сползшее одеяло. При этом он не испытывал ничего кроме нежности и восхищения перед красотой ее гибкого, тонкого тела. А один раз, еще зимой, они так намерзлись в парке, что Анна затащила его принимать горячую ванну вдвоем. И тоже ничего – было просто весело. Плескались, как дети в лягушатнике.
Но сейчас он смотрел на ее обнаженное плечо, всего лишь плечо – и не мог ни вдохнуть, не выдохнуть.
С усилием поднял глаза и сказал всё то, что собирался – гораздо лучше, чем это проговорилось бы словами.
Взгляд Анны потемнел. Роберт услышал: «Да, конечно, да – если ты так…» В этой недосказанности, вернее недомысленности присутствовало именно что многоточие, в котором он уловил некое ожидание, причем не радостное, а тревожное.
Но это остановить его не могло.
Он сделал то, ради чего и было выбрано платье чудесного покроя: расстегнул две молнии на боках, спустил бретельку со второго плеча – и белый шелк сам собой соскользнул вниз.
Тут до Роберта дошло, зачем нужны были все эти долгие месяцы платоники. Чтобы страсть, как перекрытая река, набрала мощь, забурлила и прорвав дамбу, разлилась до самого горизонта.
Сейчас у них всё будет так, как ни у кого никогда еще не бывало – это он знал твердо.
Дрожащими руками он рвал рубашку через голову, сыпались пуговицы. Анна стояла перед ним, опустив руки. Глаза ее были закрыты.
Именно в этот момент раздался звонок в дверь.
– Черт с ним, – вслух пробормотал Роберт. – Ошибка. Все равно. Наплевать.
Но глаза Анны открылись, и он услышал: «Вот оно».
«Что оно? Не обращай внимания. Позвонят и перестанут».
«Не перестанут. Нужно открыть».
«Да зачем?»
«Он все равно войдет».
«Кто?»
Звонки и в самом деле не умолкали, к ним прибавился стук, да еще какой.
Квартира была малогабаритная, из комнаты до прихожей всего пять шагов.
Выругавшись, Дарновский пошел к двери – не открыть, а заглянуть в глазок, что за пожар такой.
Но дверь сама вывалилась ему навстречу, с ужасающим треском и грохотом.
За ней в маленькую прихожую ворвался мужчина.
Увидел Роберта, на миг замер, и Дарновский его узнал. Это был чемпион и басмановский годфазер Дронов. Бешеный взгляд обжег: «Убью!» Потом скользнул Роберту через плечо. «Ну и пусть!… Господи, какая!»
В этом возгласе было столько страдания и восторга, что Роберт, несмотря на всю опасность ситуации, оглянулся.
И тоже застыл.
Анна стояла посреди комнаты, прикрывшись ладонями – закрывала не тело, лицо. Белая ткань лежала складками у ее ног.
У Роберта в голове замелькали стремительные, не связанные между собой мысли.
«Как Афродита из пены… Я сам тебя убью, гад. За нее – запросто…».
Но в следующее мгновение чудовищная сила подбросила его вверх, так что Роберт пролетел по воздуху и спиной обрушился на стол.
Грохот подломившихся ножек, звон стекла, отчаянный крик Анны – потом мощный, все заглушивший всплеск саундтрека, и Дарновский на несколько секунд лишился сознания.
Глава двенадцатая
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});