— Да она не знает ничего, — Унферт потянул сына за рукав. — Идем Пора мне к королю.
— Знает, отец, она видит что-то. Посмотри, как она испугалась.
Сигга, не отрывая глаз от огня, покачала головой.
— Я слышу шелест листвы. Деревья рассказывают мне, скалы. Я беседую с болотами, с птицами и белками. Они говорят о том, что люди забыли, о чем не знали.
— Гутрик, не валяй дурака. Со скалами она болтает! У нее у самой птицы в голове гнезда свили!
Но Гутрик не обращал внимания на отца. Он склонился над Сиггой.
— И о чем они говорят? Что они говорят о короле Беовульфе?
— Этот рог — в нем смерть твоя. А ты все о своем. Хорошо. Вот что я скажу тебе... — Она поставила кочергу к очагу.
— Идем, идем от этой сумасшедшей! — тянул Тугрика Унферт.
— Старая сказка... Ее шепчут болота в новолуние. О том, как Беовульф заключил договор с нимфой и стал королем данов. Так же точно, как до него Хродгар.
— Кто эта нимфа?
Сигга присвистнула.
— Это от меня скрыто. Имен у нее много. Была она богиней — ей поклонялись одно время. Звали ее Скади, жена Ньёрда, звали и Нертус, мать земли. Но я в это не верю. Из моря она. Призрак владений Эгира. Жила в озере Вёрмгруф и подземных пещерах, ведущих к морю. С нею зачал Хродгар единственного своего сына.
— Ну какой еще бред ты хочешь услышать?— ядовито спросил Унферт, топчась у двери, но Гутрик предостерегающе поднял руку.
— У Хродгара не было детей, — осторожно возразил Гутрик. — Потому-то он так легко и отдал королевство гауту.
— С нею он зачал сына. Монстра Гренделя, которого убил Беовульф. За это Хродгар получил корону.
— Ерунда! — бросил Гутрик, глядя на отца Унферт уже открыл дверь и смотрел на сани, на лошадей, на бездвижного Каина.
— Я передаю, что услышала сама. Грендель— сын Хродгара Но Хродгар нарушил договор, разрешив Беовульфу убить Гренделя. И она отмстила обоим.
— Ладно, хватит. — Гутрик встал и тоже шагнул к двери. — Что-то тут есть, конечно. Я всегда чуял, что Беовульф завладел троном нечестно. Но насчет морских демонов, насчет Гренделя — сына Хродгара... Чушь.
— Ты слышишь лишь то, что желаешь услышать. Слух твой закрыт для всего остального. Но я покажу тебе кое-что. —Она сунула руку в огонь и вытащила кусок горящего торфа. Он продолжал гореть на ладони Сигги, не обжигая кожи. —Опасность, угрожающая всем нам.
Раскаленный торф на ее руке заискрился, развернулся волшебным цветком.
— Смотри!
Язычки пламени образовали крылья, запылали чешуйки, обозначились горящие глаза и острые когти...
— Он идет. Он уже в пути. — Сигга швырнула горящий кусочек обратно в очаг. — Если заботит тебя судьба близких, бери жену, детей и убирайся отсюда подальше. Беги и не оглядывайся.
Набалдашник Унфертовой палки врезался в затылок Сигги. Раздался хруст, перекрывший треск пламени, и женщина рухнула перед очагом.
— Теперь ты, наконец, отстанешь от нее, идиот? Или и с трупом будешь беседовать?
— Отец... — Образ дракона в глазах Тугрика застилал все остальное. — То, что она сказала... Я видел это своими глазами. Дракон... Огненный дракон... Смерть в пламени...
— Ну и отлично. — Унферт стер кровь со своей палки. — Забирай свое отродье и убирайся, жалкий трус. Спрячься и дыши так, чтоб самому не слышать. А у меня дела в замке, я и так с тобой кучу времени потратил впустую. День уже к вечеру клонится.
— Ты тоже видел это.
— Я видел фокусы колдуньи. Я за свою жизнь немало фокусов перевидел. И колдуний тоже. Все они богомерзкие твари, достойные костра.
Унферт поплелся к саням, все еще не растратив ярости, обдумывая, кого из слуг послать сюда, чтобы скормить труп ведьмы соседским свиньям и спалить дотла ее конуру, не устроив городского пожара. Усевшись в сани, Унферт схватил вожжи и обернулся. Каин дрожал под одеялом, Гутрик торчал столбом в дверях, что-то обдумывал.
— Долго тебя еще ждать?
— Ты все видел, отец. Может быть, ты все уже знал. Неважно. Я возвращаюсь домой. Увезу семью, пока еще не поздно.
— Веришь старушечьим сказкам?—усмехнулся Унферт, разворачивая сани в узком проезде. — И не веришь в Господа Отца и в Спасителя, пострадавшего за нас на кресте. Не веришь в крест на шее твоей. Бежишь от языческого дракона? Поступай, как знаешь, сын. — Унферт хлестнул лошадей, и сани рванулись прочь, унося его, Каина и золотой рог в белую пургу.
* * *
Среди зимы дни в краю данов сжимаются, сокращаются от мороза. Едва шесть часов от рассвета до сумерек. Когда Унферт добрался до проходной комнаты за троном, уже стемнело. Торжества в зале уже давно начались, слышны были пьяная разноголосица, музыка, песни бардов, мужской и женский смех. Уже тащились к мочеприемной канаве первые ее в этот вечер данники. В комнатушке за троном стояли один стол и при нем единственный стул. Унферт откинул капюшон, затопал, сбивая с ног прилипший снег. За ним жался и дрожал Каин, косился в сторону балкона и виднеющегося за ним моря. В очаге горел огонь, но холодно было так, что дыхание вырывалось изо рта облаками тумана.
Дверь открылась, но из зала появился не король, а Виглаф. Унферт выругался себе под нос. Виглаф закрыл за собой дверь, приглушая прорвавшийся с ним шум.
— Унферт, твоей семьи не видно на празднике. Что-то случилось? Здоровы ли твои близкие?
— Я принес кое-что для короля.
— Тогда покажи это мне.
— Хрен тебе, Виглаф. Это увидит только король. Имей в виду, король должен это увидеть. Дело очень важное и очень срочное.
Дверь снова открылась, вошел Беовульф.
— Что должен увидеть король?
Унферт сдерживал дрожь в руках, выравнивал дыхание.
— Подарок королю. Потерянный и найденный.
Унферт развернул находку, и вот снова перед сузившимися глазами Беовульфа оказалось давно утраченное сокровище. Унферт старался угадать в этих глазах выражение удивления и, пуще всего, страха. Но ничего похожего на страх он не уловил. Ни даже следа удивления.
— Узнаешь это, государь?
Беовульф не торопился с ответом. Некоторое время слышались лишь шум веселья, проникающий сквозь закрытую дверь, грохот волн да завывание ветра снаружи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
