остерегаясь перечить и разгневать товарища, он снова вытащил фляжку. На этот раз Блинков сделал целый глоток и блаженно вздохнул.
— Благодать! А что с девчонками-то?
— Живы, что с ними сделается?
— А эта, Ляля, хоть и проститутка, а девчонка довольно темпераментная, живая. Я тут лежал и все вспоминал, как мы с ней в постели всю ночь пробарахтались. Слушай, Фочкин, а ты не мог бы ее сюда притащить? Уж очень хочется, чтобы и она меня проведала.
— Ну ты, блин, и больной! Водки ему дай да еще и бабу подложи! Тут, Серега, тебе госпиталь, а не дом публичный!
В палату зашел очкарик, тщательно пережевывая и держа в руке ломоть краковской колбасы.
— Пора заканчивать свидание. Больной устал! — сказал он тоном, не терпящим возражений.
— Да он как огурец! Хоть сегодня выписывай! — попробовал отстоять право хотя бы на десять минут дополнительного общения Фочкин.
Но врач, не обращая внимания на его слова, втянул носом воздух.
— Не понял?! Коньяк?
— Где коньяк? — сделал удивленное лицо Фочкин.
Врач скорым шагом прошел к кровати больного и заглянул ему в лицо.
— Все понятно. Давайте. — Он протянул руку в направлении Фочкина. — Выкладывайте, я сказал, если хотите, чтобы вас еще сюда пустили.
Фочкин послушно достал фляжку и посмотрел на Блинкова. Товарищ, умиротворенно посапывая, их разговора уже не слышал.
26
Когда Черемисову привели на допрос к Полуярову, она уже отчетливо понимала, что положение ее незавидное. Без особых усилий и расследований оперативники могли провести ее сразу по нескольким статьям Уголовного кодекса: от содержания борделей и притонов до склонения к занятию проституцией. Да если еще прибавить, что в списках, обнаруженных в ее сейфе, были упомянуты десятка два фамилий малолеток, которые также были втянуты в сексуальный водоворот, то Мамка-Танька могла рассчитывать лет на восемь дальних лагерей. Дилетантски зашифрованные бумаги с ее учетными и бухгалтерскими записями, которые Татьяна Федоровна с надлежащей регулярностью вела только для самой себя и которые не успела сжечь, могли многое прояснить для следствия.
Если нижняя часть сейфа была забита рублями, евриками и долларами, которые в качестве прибыли стекались к ней со всех пунктов по оказанию сексуальных услуг, то на верхней полке хранилась самопальная документация. Каждая папка скрывала списки с выдуманными именами девушек конкретного борделя или притона, кличку сутенера, ведавшего в заведении всеми делами, и даже собственноручно изготовленный график с экономическими показателями деятельности интимной точки — приход, доход, затраты на содержание, закупка свежего товара, уплата налогов… Черемисова нисколько не сомневалась, что, ознакомившись с ее записями, следователям будет очень интересно узнать, кому и куда она платила эти самые налоги. И тем не менее пусть слабая, но ее не покидала надежда на то, что отчисления в качестве налогов, а также гонорары за собственную безопасность, которые она исправно платила, пойдут ей на пользу. Да и не могла она не понимать, что и ее высокие и облеченные властью покровители, дабы не оказаться в таком же плачевном положении, должны что-то придумать и вызволить ее из беды.
Войдя в кабинет, она увидела за столом человека в дешевеньком сером, с потертыми рукавами костюмчике, такой же маловыразительной рубахе и в черном галстуке. Хозяин кабинета, словно не желая ее замечать, продолжал барабанить пальцами по столу, и Черемисовой стало сразу понятно, что с этим невежественным сухарем договориться будет невозможно. Привыкшая пусть к льстивому, но вниманию мужчин, она с первого взгляда невзлюбила этого работника. И, хотя понимала, что единственный свободный стул в этом помещении принадлежит ей, продолжала оставаться около порога.
— Ну чего стоите? — не поднимая головы и продолжая изучать чистый лист протокола, спросил Полуяров. — Ждете, когда я вам подам руку? Не дождетесь. Садитесь, в ногах правды нет…
Понимая, что второго приглашения не будет, а в случае неповиновения ее насильно усадят на стул, как Это происходило в бытность ее работы в милиции, она поправила полы костюма и присела на краешек. Одежда на ней все еще была парадно-банкетной, вот только с рубиновой брошью и сумочкой из крокодиловой кожи пришлось расстаться. Теперь она даже не рассчитывала получить свои вещи обратно.
— Итак, — закончив барабанить, сказал Полуяров, — приступим к известным вам формальностям. Заполнению протокола. Не возражаете, госпожа Черемисова?
— Пиши, начальник, — ответила она и поймала себя на мысли, что задолго до вынесения судебного приговора вдруг перешла на совершенно чуждый ей, блатной язык.
Нет, так дело не пойдет. Сдаваться сразу она не собирается и еще поборется за свою свободу и независимость. Конечно, обойдется это удовольствие не без помощи друзей.
Полуяров бросил авторучку в сторону и отодвинул протокол.
— Вот что я вам скажу, Татьяна Федоровна. Не надо строить иллюзий и рассчитывать на помощь ваших высокопоставленных покровителей. Это не поможет. Им самим недолго осталось гулять на свободе.
— Обычные дежурные фразы, — усмехнулась Мамка-Танька. — Ничего в этой системе с советских времен не изменилось.
— И слава богу! Но вы хотя бы представляете, к кому попали на допрос?
— Управление собственной безопасности? Ну и что! Такие же, как и все остальные. Тоже любите хапнуть. Надеюсь, уже ознакомились с диском, который нашли в сейфе? Ваш сотрудник и его жена также причастны к разврату. Долгое время мы сотрудничали.
— Ну а как же! Занятное кино.
— Я надеюсь, — продолжала она наступление, — ваше начальство уже получило дубликат?
— Ай бросьте! Будто нашему начальству больше делать нечего, как поддельные порноролики разглядывать, — открыв ящик стола, отмахнулся Полуяров. — Вот акт экспертизы. Ваше кино — подделка. Кадры реальные, тут сказать нечего, но монтажер сработал превосходно. Позвольте узнать, на какой студии выполняли заказ?
Она искоса посмотрела на акт экспертизы и отвернулась.
— Прикажите отвести меня в камеру. Ничего я вам больше говорить не буду.
— Да, в принципе, мне и спрашивать нечего. Все и так яснее ясного. Ваши записи расшифрованы, адреса и фамилии установлены, остается собрать урожай, — легко принял ее просьбу Полуяров. — Просто хотелось на вас посмотреть, пресловутую Мамку-Таньку. Скажите откровенно, при всей своей холености и респектабельности вам приятно такое прозвище? Вашего соратника и партнера по бизнесу Белоцерковского, у кого вы покупали девчонок для борделей, называли не иначе как королем конкурсов красоты, светским львом, а вас так низко опустили.
Вопрос Полуярова больно ударил ее по самолюбию.
— В глаза меня так никто не называл!
— Еще бы! Попробовал бы кто-нибудь. Сразу бы загремел в «штрафную роту». Кстати, насчет штрафных рот, это ваша придумка, или подполковник Ломакин с майором Ремизовым подсобили?
— Впервые о таких слышу.
— Может быть. Только странно, что первым встречным
