возможности начать трепаться про свои любимые музыкальные группы, или пиво, или футбольные команды. Зак не такой.
– Я думаю, что это хороший способ быстро узнать человека, – поясняет Зак. – Мы – это то, что нас злит.
Я молчу. Я столько лет сдерживала свой гнев, что просто не осмеливаюсь выпустить его наружу.
– Прости, – говорит Зак. – Я просто становлюсь любопытным, когда мне кто-то нравится. Ты не обязана делиться со мной самым личным.
Я чувствую небольшую радость от его намека, что я ему нравлюсь, и решаю выбрать безопасный ответ.
– Я не буду оригинальной, если скажу, что злюсь, когда люди проявляют жестокость по отношению к животным. Именно поэтому я работаю в приюте для животных.
Мы болтаем еще примерно полчаса. Зак рассказывает, что он – один из активистов, пытающихся привлечь внимание к проблеме изменения климата, также он увлекается орнитологией. У меня появляется желание выбраться из дома и попытаться изменить мир, но, если честно, у меня столько проблем, что мне бы хотелось для начала разобраться со своей жизнью и при этом не развалиться на части.
Я все откладывала поход к барной стойке за напитками. Зак предлагает это сделать, но он перед этим покупал нам напитки. Я осматриваюсь, вижу, что вроде бы все увлечены своими разговорами, поэтому спрыгиваю со стула и спешу заказать нам две пинты[32].
В ожидании заказа я вижу, что мужчина в конце барной стойки пристально на меня смотрит. Я быстро отворачиваюсь, но чувствую его взгляд, который он не отводит. Я про себя ругаю Зака, который заказал «Гиннесс»[33], ведь его так долго наливают.
Мужчина направляется в мою сторону. Ему около сорока, стройный, если не считать небольшой пивной животик. Его слегка покачивает при ходьбе, и язык у него немного заплетается.
– Эй, ты та девчонка? – спрашивает он.
Я его игнорирую.
– Это ты. Ты пряталась со змеями.
Мое тело не может выбрать между ледяным спокойствием и дикой паникой. Паника побеждает.
– Простите, меня сейчас стошнит! – ору я бармену.
Я бросаюсь назад к Заку, хватаю куртку и говорю:
– Прости, мне очень жаль, но я плохо себя чувствую. Мне нужно идти.
Я несусь к двери и слышу, как мужик с пивным животиком орет:
– Это ты! Ты! Девчонка из Красного дома. Будь я проклят!
Я толкаю тяжелые распашные двери и вылетаю на холодный ночной воздух. За мной спешит Зак.
– Эй, остановись! С тобой все в порядке?
Я оглядываюсь – и вижу, как этот тип появляется из дверей, неся впереди себя свое пузо. Я хватаю Зака за руку и тяну за собой, переходя на бег. Мы несемся прочь от паба. Позади нас не слышно шагов. Этот мужик не сможет нас догнать.
Мы добираемся до церковного двора, и я замедляю темп. Мы оба тяжело дышим. Того типа не видно, поэтому я буквально падаю на скамейку, Зак присаживается рядом со мной.
Я уже собираюсь придумать какую-нибудь смехотворно изощренную ложь, но не вижу смысла. Рано или поздно Зак поймет, что я и есть Селестина. Может, мне удастся с этим справиться. Может, у Зака получится мне помочь. Я делаю глубокий вдох, какое-то время молчу, потом спрашиваю самым твердым голосом, на который только способна:
– Ты слышал про убийства в Красном доме?
Он хмурится.
– Конечно. Их совершил тот подросток, который создавал компьютерные игры.
Я киваю. Закрываю глаза. Не уверена, что смогу, но сейчас уже слишком поздно отступать.
– Ты знаешь, что в доме находилась и маленькая девочка, которой удалось сбежать?
– Да. Она спряталась со змеями. Смелая маленькая девочка.
И тут у него буквально отваливается челюсть, глаза округляются, и он произносит:
– О господи!
– Да.
– О господи, – повторяет Зак, хватает мою руку и просто держит ее в своей.
А я начинаю плакать, и выглядит это так жалко. Обычно я не поливаю слезами людей, с которыми едва знакома.
Зак обнимает меня обеими руками и говорит:
– Ева, все нормально. Но… вау, бедная ты девочка. Это просто ужасно.
Я беру себя в руки.
– Я не хотела, чтобы люди знали, – говорю я. – Я хотела стать другим человеком, но теперь все снова всплывает.
– Что ты имеешь в виду?
– Я просто хочу быть нормальным человеком.
– Так ты и есть нормальная. Нет, лучше, чем нормальная. Ты удивительная!
Я улыбаюсь и шмыгаю носом.
– Я в жутком состоянии.
– Ты прекрасно справляешься. Я и представить не могу, как ужасно… Ты видела, как это все случилось?
– Вероятно, да. Но я ничего не помню. Я сбежала и спряталась со змеями.
– О, Ева, как это ужасно! А… Джозеф? Он все еще жив? Вроде бы я слышал, что он может быть в сознании?
– Это пока еще не ясно. Пожалуйста, не говори никому, кто я.
– Нет, нет, конечно, нет! Но я сделаю все, что смогу, чтобы тебе помочь.
Мы с минуту сидим молча. Я знаю, что у нас ничего не выйдет, но мне хорошо оттого, что он знает.
Глава 31
Я толкаю входную дверь своего дома и захожу в гостиную. И сразу замираю на месте. Что-то не так. Что-то изменилось.
Я не понимаю, что вижу. Кто-то сдвинул мебель? Ноутбук по-прежнему стоит у дивана, стулья и письменный стол Пегги, похоже, там же, где я их оставила. Сдвинулся альбом с фотографиями Бенджи или мне кажется?
Я протискиваюсь мимо письменного стола и иду в кухню, чтобы проверить окна. Все закрыты, и мне кажется, что надежно. Это старые деревянные окна, и я часто думала о том, что забраться в дом через них совсем нетрудно, но, похоже, они так и закрыты на шпингалеты. Я открываю несколько ящиков, смотрю на свои вещи. Там так и лежат неоткрытые коричневые конверты со счетами, которые я не оплатила. Но я не могу определить, трогал их кто-то или нет.
Я осторожно поднимаюсь наверх, и у меня снова возникает странное чувство, но я ничего не могу точно понять. Я не могу точно сказать, что что-то сдвинули или что-то пропало, ведь явных следов нет. Я заглядываю под кровать. Мой ломик все еще там.
Я прихожу к выводу, что у меня паранойя из-за того, что люди начинают понимать, кто я. Я не могу поверить, что призналась Заку. Я так привыкла прятаться, поэтому не знаю, как себя вести, когда люди знают правду.
Я сижу на диване и думаю про те ламинированные листы. Я гадаю, сколько времени Пегги разговаривала с Джозефом и почему она никому
