плохо складывается. Это я при купчине продемонстрировал решимость пойти и найти другого купчину. Только нет у меня на примете другого. Да даже если бы и был…
— Псс…
Да даже если бы и был. Другой купчина Хоромникова окажется не глупее. Тоже пробьет мою фабрику по своим каналам. Итог будет такой же…
— Пс-сс…
Мне это показалось? Нет, мне это не показалось. Выныриваю из дум моих тяжких и пытаюсь осмотреться. Кто там «пыскает»? Рыжая Мила разыгрывает пантомиму из-за розового куста, пытаясь привлечь мое внимание. И энергично машет рукой. Смысла пантомимы я пока не понимаю.
— Кртвскй, — давит из себя еле слышно, делает страшные глаза и опять машет рукой.
А, теперь понимаю. Мила приглашает следовать за ней. Крадусь за ней мимо кустов, мимо старых сливовых деревьев. В итоге она приводит меня в дальний конец участка к маленькому летнему домику. В таких домиках, наверное, должны обитать садовники. Я даже и не знал, что здесь такой есть.
Заведя меня внутрь, Мила начинает говорить свободно.
— Вот. Я устроила здесь себе гнездышко. Нравится?
— Симпатично.
Не знаю, была ли в этом домике раньше мебель. А теперь тут есть широкий диван, несколько стульев, круглый столик. На столике бутылка вина, ваза с фруктами, пара бокалов. Очень миленькое гнездышко устроила себе Мила.
— Располагайся, Кротовский, — Мила садится на диван, откидывается на спинку и непринужденно кладет ноги на столик, — Вина выпьешь?
— А, пожалуй, выпью.
Присаживаюсь на стул, откупориваю бутылку, разливаю по бокалам. Один подаю Миле, другой беру себе.
— Твое здоровье, Кротовский, — она салютует мне бокалом.
— Твое здоровье, Мила.
Мы делаем по глотку.
— И чего ты на ужин не остался? — спрашивает Мила.
Пожимаю плечами.
— Не захотел.
— А чего так?
— Твой отец решил отложить сделку.
— Вот оно что… тогда я тебе одно скажу, Кротовский. Если папенька отложил сделку, у него были на то причины. Он нам с матушкой все уши прожужжал… какой умный молодой человек этот Кротовский… какие новаторские идеи предлагает этот Кротовский… таких эпитетов никто другой от моего папеньки не удостаивался.
— Мне приятно это слышать, но делу это не помож… Мила, а может ты мне поможешь?
— Это смотря чем.
— Ты сможешь аккуратно выспросить у твоего папеньки, что именно ему наплели про мою фабрику? Что за осведомители у него такие?
Мила ухмыляется, снимает ноги со столика. Ставит бокал. Встает, подходит вплотную и слегка ко мне наклоняется. Поскольку я остаюсь сидеть на стуле, мой нос фактически оказывается в соблазнительной ложбинке между упругими полушариями, едва прикрытыми невесомой тканью. Мила запускает пальцы мне в волосы.
— Но тогда ты мне будешь должен, Кротовский…
— Ох… — грехи мои тяжкие, — …буду должен.
Мила выходит из домика, оставив меня одного. Подливаю себе немного вина. Отпиваю. Остается только ждать…
… Она вернулась минут через двадцать. Плюхнулась на диван и снова водрузила ноги на столик:
— Кротовский, будь паинькой, налей мне вина… папенька порой бывает невыносимо скрытен…
Наливаю ей вина.
— Значит так, слушай… сядь уже рядом со мной, боишься меня как будто…
Пересаживаюсь со стула к ней на диван.
— По поводу осведомителя… поближе сядь, Кротовский, я не кусаюсь.
Надо сказать, Мила умело держит интригу. Явный артистический талант. Пододвигаюсь поближе. Она, наконец, удовлетворилась степенью моей управляемости. Начинает рассказывать.
— Нет у него никакого осведомителя, — говорит она, — К нему приходила некая баронесса Гадюкина. Ты ее знаешь?
— Знаю. Я выгнал ее с фабрики.
— Вот как? Может, стоит рассказать об этом папеньке?
— Может и стоит, но не прямо сейчас.
— Кротовский, ты узнал, что хотел?
— Да, Мила, спасибо, ты мне очень помогла.
— Ну уж нет, Кротовский. Одним «спасибом» ты не отделаешься, — она хитро прищюривает глаз и передает мне пустой бокал, чтобы я поставил его на стол.
Я ставлю бокал.
— А теперь сними уже это с меня… да… и это… да, Кротовский, ниже… еще ниже, да…
На следующие полчаса погружаюсь в пучину разврата. Не думал, что купеческие дочери могут быть так раскрепощены в сексе, хотя… много ли я знаю о купеческих дочерях?
— Кротовский, там в бутылке еще что-то осталось?
— Одну минуту.
Выливаю в бокал остатки вина. Передаю. Она жадно выпивает.
— Кротовский, тебе точно всего восемнадцать лет? … Чего ты смеешься, дурачок? Нелепый вопрос?
— Нормальный вопрос. Мне точно восемнадцать лет.
— Ты что, уже одеваешься? — Мила очень мило выпячивает губки, — Я думала, мы еще пошалим.
— Мне нужно успеть на вечерний поезд.
— Оставайся до утра, никто тебя не гонит.
— Я бы рад, но мне нужно спасать сделку с твоим папенькой.
— Ладно уж, иди… но имей ввиду, Кротовский. Долг ты еще не отработал.
— Вот ведь, дитя капитализма… — целую надутые губки, — Придется отрабатывать в другой раз.
Мила выпустила меня через какую-то потайную калитку, о существовании которой я не то, что не знал, даже не догадывался. Припускаю со всех ног к станции и едва успеваю на поезд. Даже билет купить не успел. Черт, терпеть не могу ездить зайцем.
Один из редких пассажиров подсказывает, что в последнем вагоне есть шанс застать кондуктора. У того можно приобрести билет. Поезд тронулся, я отправляюсь в последний вагон искать кондуктора. Однако никакого кондуктора в последнем вагоне я не застаю. Может он в тамбуре? Прохожу через весь вагон, дергаю дверь… закрыто.
Деваться некуда, поеду без билета. Собираюсь присесть на пустую лавку и замечаю, что два единственных пассажира в последнем вагоне имеют самый бандитский вид, и моя форма гимназиста для них, как красная тряпка для быка.
Они подхватываются с места и направляются ко мне. Бежать мне некуда, сам себя загнал в ловушку. У меня в кармане до сих пор лежит дешевый трофейный ножик, который я отобрал у предыдущих гоп-стопников. Я его достаю, хотя и знаю, в моем случае — это плохой аргумент. Орудовать ножом не обучен. А бандюганы тоже подоставали ножи… и ухмыляются, они в себе уверены… они-то скорее всего обращению с ножом обучены неплохо…
И вдруг я почувствовал, как выгнулось перо в моем кармане, подавая знак. Да, черт возьми, у меня есть реальное оружие, о котором я не подумал. Отбрасываю бесполезный нож и достаю пронизывателя.
При виде пера в моей руке ухмылки на
