Сначала меня пускать не хотели ‑ рылом не вышел. Потом из толпы вылез взмыленный, с бешеными глазами некто в рясе.
‑ А‑а‑а, попался, умелец! Ну‑ка подь сюды! ‑ рявкнуло это чудище так, что 'оцепление' расступилось мигом, едва в стороны не разлетелись, как кегли. Великое дело ‑ луженая глотка.
‑ Ответствуй мне, пес, отчего вертело не вертится? Самое доброе да крепкое вино залили, всё сделали, как в листах твоих писано!
‑ А крышку ты, отче, что ж не затворил?
‑ А вот поглядеть хочу, правда ли паром колесо крутится, или еще как?
‑ Чехол со справой, кой для ухода за игрушкой, с тобой?
‑ Ты совсем ума лишился? Как бы иначе внутрь вино заливали?
‑ Погоди, а вот эта защелка на кой делана?
‑ А не льётся через неё. Ты... А НУ БРЫСЬ ВСЕ ОТСЕЛЬ!!! ‑ звуковой удар по площадям не оставил равнодушным никого. Этого медведя под Казань загнать ‑ и всё, трубы Иерихонские накроются Библией, от стыда. Дворяне, мальчишки ‑ в разные стороны аж брызнули, один Иван остался ‑ он к нам протолкаться просто не успел. Зато теперь ближе всех стоит.
‑ Ты точно всё в листах написал? Слова никакого не утаил?
Кручу ладью в руках. Метр почти, в смысле, заводская мерная сажень, в длину. Запальный люк открыт, фитиль спиртовки вывернут не сильно, в меру. Отчего, действительно, не работает колесо?
‑ Дай‑ка ключи. ‑ вскрываю 'палубу', открепляю привод весел, вынимаю и осматриваю двигатель. Вроде нормально всё. Хотя, что‑то надстройка влажная. Ну‑ка...
‑ Не опрокидывали? Трубка в воду не окуналась?
‑ Было дело, не углядели, о чурбачок стукнулась. ‑ 'медведь' показывает куда‑то в сторону берега.
‑ Вот от того и не работает. Вода в воздуховод попала. ‑ а для горения воздух нужен. Пока помолчим об этом.
‑ Суму с ключами дай! А сам чти лист второй, место шестое, да гляди, вру я, или нет!
Дело нехитрое ‑ аккуратно продуть воздухозаборник. Гнутую медную трубочку в 'камеру сгорания', к выходу забившегося воздуховода, и дунуть посильнее. И выходной патрубок заодно продуем. Теперь крышку на место.
‑ Чурбачков каких дайте. А ты, уж не ведаю, как звать, останься, да смотри. В листах и правда не всё писано. Хотя, даже лучше ‑ держи двигатель.
‑ Епифаном зовусь. При митрополите обретаюсь, сюда за разумение приставлен ‑ а чего держать‑то.
‑ Двигатель. Вот это всё, вместе собранное, зовется паровым двигателем. Ровно держи, сейчас сам проверять будешь.
‑ Чего там проверять, ты ж сам чинил. Или вину на меня свалить хочешь?
‑ Ты держи. Не зря же тебя к княжичу приставили? Вот и гляди, как что устроено, мало ли случается, буду в отъезде ‑ может, починишь.
‑ Чурочки подавал сам Иван. Из рук у охраны взял, зыркнул на подавальщиков, и нам понес. Интересно пацану.
Слава богу, нормально всё. Пыхтит машинка, струйка пара из нее бьёт.
‑ Руки убрал! Княжич, ведь и обвариться недолго так! ‑ Иван как‑то изумленно‑испугано смотрит. Не кричали на него раньше, что ли?
‑ Тут, если без ума подойти, покалечиться можно. Когда собрана игрушка, пар в малый котел уходит, там оседает, и в реку по трубке, уже водой, течет. Если б батюшка твой Большой наряд войсковой без прикрытия оставил, много ли от него толку было б?
‑ Не смей...
‑ Чего не смей? Сейчас руку под пар сунешь, завтра сабелькой играть не сможешь, а потом друзья твои в землю лягут, неумеху защищая?
‑ Я не неумеха! Меня дядя Иван учит, вой знатный!
‑ И что дядя Иван скажет, если ученик к нему с обваренной рукой придет?
‑ Подождем немного, и всё. За год, говорят, холопа из деревенских выучивал, у которого руки к плугу привычны.
‑ Холопа, говоришь? А вот такому ‑ тоже холопа за год учат? Дай‑ка ножик.
Метрах в тридцати росла когда‑то ива. Или еще какое дерево из тех, что к воде тянутся. Покачал ножик ‑ немалый, кстати, кинжал, скорее под взрослую руку. Послушал его, да и бросил. Вроде неплохо попал ‑ на пол‑ладони вошел.
‑ Научи! Ну научи, хочу так уметь!
‑ Ты, вроде, играть собирался? Так играй, а завтра приду в Кремль, поглядим, может и пришло тебе время учиться.
Иван с полминуты глядел мне в глаза. Потом развернулся к чурбакам с двигателем.
‑ Собирайте!
Чего не собрать. Крутится машинка, палит горючее. Затушили фитиль, собрали, отправили мальчишку играть на длинную прорубь, специально для игры прорубленную.
Глава 22
Пока возились с движком, пока подробно обнюхивались и договаривались о разном с Епифаном, уже и вечер наступил. Заехал в Кремль ‑ вернее, подъехал, и вошел, ведя коня в поводу, договорился в дворцовом приказе о десятке листов бумаги. Надо бы больше, но и эти с кровью вырывал. Дорогая она сейчас, бумага‑то, импорт.
Поутру хотел было подоить Оболенского‑младшего на грамотного, умного и неболтливого будущего писца. Должен же кто‑то вести записи и принимать доклады? Но пришлось ехать в Кремль. Оболенскому ‑ известно к кому, а меня прямо с утра затребовал Иван, который будущий царь. Одни Иваны кругом, кошмар немца! По дороге получил устных зве... звездочек на погоны за то, что влез к княжичу в учителя. Долго рассыпался в уверениях, что в дурную голову просто не пришло ничего другого, чтобы отвлечь мальчишку от рискованного лихачества. Попутно получил за недостаточно вежливое обхождение с Аграфеной Глинской‑Челядниной. Уже настучали, понятно.
У малого взыграло ретивое ‑ учиться нож кидать. А над ним стоит эта самая Аграфена, глядит набычившись.
‑ Ты, княжич, коли уж вздумал учиться, помолись пойди. Дело долгое, не всякому дается, с налету и вовсе ни у кого не выйдет.
Пока малец колотил поклоны, успел поговорить с 'мамкой'. Предложил новыми всякими затеями приохочивать княжича к 'правильным' книгам. Мол, всё разумение в них, и никак иначе. Заодно тонко намекнул, что способный за себя постоять человек живет, обычно, дольше. И соответственно, роду Глинских жизни ровно столько же, сколь и Ивану. Кажется, проняло ‑ спокойнее глядеть стала.
А потом мы ножички кидали, недолго. С непривычки княжич устал, упарился, и был отправлен учиться ‑ мол, в горячке бросать ‑ дело дурное, толку не будет. А потом продолжим, как урок учителям ответит. Это, мол, мера успокоения ‑ сосредоточиться на совершенно другом деле, и успешно его закончить. Аграфена, лично наблюдавшая за нашей беседой, глядит почти по‑человечески.
Пошел в свою комнатенку, писать и думать. Впрочем, недолго просидел ‑ только пошел искать Оболенского, как прибежал взмыленный холоп ‑ как раз Иван Федорович и звал.
‑ Незнамо где шатаешься, а тут княгине нехорошо! Лекарь вокруг уже крутится, да сделать ничего не может.
Бегом, бегом по бесконечным лестницам и переходам кремлевским. Вот, наконец, и 'квартира' Елены. Народец какой‑то толпится, старательно изображая бурную деятельность и скрывая любопытство.
В комнате, кроме больной и лекаря, крутилась вездесущая Аграфена, Василий 'Темный' Глинский ‑ отец княгини, и еще какая‑то средних лет баба, неплохо одетая. Кто такая ‑ пес её знает, здесь ближние служанки могут быть одеты лучше, чем моя Катерина на Рождественскую службу. Ладно, не время для отвлеченных размышлений. У лекаря видок ‑ краше в гроб кладут. Тоже, что ли, жизнью на княгиню завязан?
‑ Ну?
Две женщины, перебивая друг дружку, рассказывают. Не было ничего особенного, пообедала Елена, как обычно, лекарств не принимала, и вообще всё час назад было прекрасно. Потом началась резь в животе ‑ и вот... Несет, простите, больную ‑ и в основном уже кровью. Язва, что ли?
Пытаюсь 'прощупать', но организм незнаком, к тому же ‑ женский, обмен веществ совершенно другой, да еще желудок и кишечник ‑ сплошной узел боли. Пытаюсь 'перестроиться' с ощущений организма на вещества, но болевые импульсы забивают всё, и очень сильно отвлекают. Лекарь еще под руку что‑то бормочет на весьма среднем русском. И пытается впихнуть ей какое‑то снадобье ‑ маленькую облатку.
‑ Брысь отсель! ‑ то, что я собрался сделать, вообще‑то варварство. Давлю функционал нервной системы ‑ той части, что около желудочно‑кишечного тракта. Это почти паралич выходит ‑ но болевые центры в совершенно незнакомом мозгу нашаривать, получим на выходе гарантированный овощ. Ну, почти гарантированный.
Так, вроде полегче стало. Что же за дрянь такая подействовала? Прободения язвы, кажется, нет ‑ сигналы о повреждениях идут от всей поверхности кишечника. Стоп, читал когда‑то о восточной казни для особо важных врагов ‑ 'бриллиантовый кофе'. Ищем углерод, благо это один из компонентов любой стали... полно его в кишках... что‑то не то. Неужели яд? Но откуда тогда массированные повреждения именно кишечника? В изолирующих гранулах был, и в них желудок прошел? А откуда здесь, кстати, кальций? В каждой ранке? Слабо верится, чтобы княгиня известку жевала для пущей бледности и интересности.
