После переворота от 'опекунов' Ивана и Думы осталось всего ничего ‑ Глинские, Оболенские, Челяднины. Остальные ‑ кто в могилах, кто в порубах. На второй день после бунта пищальщиков, Елена приказала собраться Думе ‑ 'кто же в тяжкий сей час не явится, тот сыну моему враг, и не сидеть более в Думе ни ему, ни роду его'. А как тут явишься, когда твой дом в осаде, считай? Моя задумка была, горячо поддержанная 'старшими по званию'. Естественно, собравшиеся всё‑таки бояре это решение утвердили, превратив Думу Московского княжества, фактически, в семейный совет рода Глинских. Наверное, толковые министры вместо родичей, принесли бы княгине больше пользы, но и этот вариант куда лучше, чем вечно грызущаяся за власть, разбитая на откровенно враждующие группировки старая Дума.
В тот же, первый день 'семейного правления', постановили младших родичей всех отстраненных от власти разослать по монастырям и дальним, бедным поместьям. А о наградах решили подумать на следующий день ‑ наделов высвободилось много, те же Шуйские были недавно чуть ли не крупнейшими землевладельцами. Один учет отошедших к казне поместий, деревенек и городков потребовал от разрядных дьяков бессонной ночи.
‑ Что же ты никаких милостей не просишь, Олег? ‑ вышедший из думской палаты на полуденный перерыв Иван Оболенский отвел меня в сторону.
‑ Самое время сейчас, округлили бы тебе надел, а то и воеводой бы поставили куда. Ты же всё о дружках своих по братчине просишь.
‑ Упаси господи, Иван Федорович! Куда мне еще эта морока? Под Тулой и одно‑то поместье еле‑еле укрепил, той весной считай, в шаге от долговой ямы ходил. А слабое поместье, считай, разор один. Лакомый кусок это, всяк проходящий зарится. Нет уж, коли казна денег за пушки выплачивать исправно будет, я и с завода проживу. И ни игрушки княжичевы, ни безопасность с меня не снимал никто.
‑ Великая княгиня решила приказ особый на Москве создать, охранный и тайных дел. Думаю, под себя возьму, если князь Василий против не будет. А тебя, кстати, он там видеть не хочет, семейное это дело. Смотри, останешься только при пушках да игрушках, зажмут.
‑ И тут плакать не буду. Высоко взлетел, хватит уж мне. По чести говоря, князь, есть дело по мне, и никому, верно, дорогу не перебегу.
‑ Знаю твои дела. Железо, да медь, да все, что из них. Пушечный двор тебе княгиня поручить хочет.
Спаси нас боже, пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь! Отказываться глупо, силами тех трех‑четырех десятков человек, что на московском пушечном дворе работают, можно очень быстро его поднять до уровня завода. Народ там умелый, до нового не просто падкий ‑ цепкий даже. Но что‑то очень уж ласково княгиня Елена на меня поглядывает порой. Ивану Федоровичу я не конкурент, сожрут мгновенно. Думал, вернусь в Тулу, с глаз долой ‑ из сердца вон, а через пару месяцев, как опять в Москве буду, уже отвлечется баба. Ладно, попробуем вывернуться...
‑ Иван Федорович, избави от погибели неминучей! Куда мне со весм двором управиться. Войску‑то всякие пушки потребны, а на Москве сейчас только медные и можно сработать. Ежели я в Москве осяду, другие не скоро пойдут.
‑ Ты других‑то дурнями не считай, дадим тебе год‑другой, поставишь дело, как у себя ставил. Литва присмирела немного, казанцев вроде угомонили, да и нашему войску роздых нужен.
‑ Да нет здесь руды‑то нужной, князь. Вот ежели казенный заводик поставить под Тулой, да там сталь плавить, а на Москве уж ковать да точить, может и будет толк. К примеру, на старом моем поместье, оно без хозяина сейчас должно быть.
‑ Татарам тот толк будет‑то, знаю те места, ни года без разора не обходится.
‑ Ежели пищальщиков, что бунтовали, на тот завод в вечное поселение загнать, можно оборонить будет.
‑ Великая княгиня головы их на кольях видеть хочет. Едва не поубивали всех нас.
Это верно. Дорвалась баба до крови. Давно, кстати, известно ‑ переступив через себя, через женское назначение дарить жизнь, представительница прекрасной половины человечества тормоза теряет очень легко. У мужиков, как правило, есть дополнительные ‑ все‑таки, тысячелетиями вырабатывались тем же военным делом.
‑ Очень уж народец размыслистый, быстрей делу‑то выучить можно будет, чем пахарей. Да и тягловых меньше гонять придется, для них всегда дело найти можно.
‑ Там человек полтораста и осталось всего, и многих пытали уж.
‑ Я и на дыбе рваному дело найду, а ежели им еще дать через год‑другой семьи туда перевести, совсем хорошо будет. Уговори княгиню, пусть милосердие проявит.
Уговаривали всей Думой. Я, в связи с 'подлым' происхождением, на этот совет не вхож, хоть и стал 'пушкарским головой' по факту, но формально над приказом‑двором стоит, опять же, Еван Оболенский. Уламывали Елену долго, причем отдали мне только семьдесят человек, и то с условием, что повинятся и крестное целование дадут, не 'воровать' у княгини больше, не идти против нее ни умыслом, ни словом, ни делом. Но эти уговоры были позже, а в тот день...
‑ Вот же дал Господь человека под руку! Дьяково место ‑ в Москве сидеть, порученное дело справлять, а этот в Тулу собрался. Нельзя так, я, что ли за тебя все бумаги составлять буду?
‑ А как порученное дело‑то справить, в Кремле сидя? Надо ведь завод поставить, оснастить, людей выучить. Если это из Москвы делать, так сначала наставления полгода писать будешь, потом их еще прочтут неверно, а у войска, в итоге, Большой наряд с делом не справляется. Впору будет малым именовать.
‑ Так пошли розмысла какого... а, вон на что метишь! Дьяк, значит, в Кремле сидит, а единственный розмысл ‑ ты? Не боишься, что дьяк зажимать станет?
‑ Это, смотря как дело поставить. И еще, князь Иван Федорович, начальный над Тайной службой и Пушкарскими дворами Московским и Тульским...
‑ Чего еще‑то?
‑ Кормимся‑то мы все с поместий, княже, можно ли так сделать, чтобы меня с нынешнего не сводили? Только‑только ведь дело пошло.
‑ Да много ли толку с твоего дела? Не видал шелков на тебе что‑то.
‑ Княже, если б не пушки, так я со своего завода сейчас пудов по пять, а то и десять, готового железного товара в седмицу выпускал. И, уж прости, может, не в свое дело лезу, но поместье‑то сейчас получить, если к югу от Тулы, тебе ведь нетрудно? Для себя или родича какого?
‑ Ну, да.
‑ А Русь Московская велика, народу много, таким заводикам, как мой, вовек её железом не обеспечить. Дело, конечно, не для княжьего достоинства, а вот ежели какой родич небогатых его поставит, да потом долю сильным родичам за холопов и начальную помощь будет отдавать... Всем прибыток будет, и никакой татьбы против государства.
‑ А люди в завод? Пастуха юродивого к горну не поставить.
‑ А ты присылай, княже, ко мне, поучу их. Только, лучше бы в заводе учить‑то, а не в приказной избе. Примеры сразу показывать можно.
‑ Ты, Олег, еще чешуей обрастать не начал, от хитростей своих? Быть тебе розмыслом большого пушечного приказа. И дьяка придержу, не дам зажать. Но гляди у меня, обманешь ‑ не жить тебе!
‑ Ты, князь, главное, перед тем, как поместьем родича наделять, меня извести. Чтобы выбрать место получше ‑ с рудой побогаче, с защитой полегче.
Глава 25
Да уж, выпросил земли под завод. Пограничье, навроде Дикого Запада, только в роли индейцев ‑ неслабые орды с юга. А засек нет. И, кстати, крымчаки и после сооружения Засечной черты, аж до Москвы самой доходили. Или не была черта тогда закончена? Не знаю, плохо историю учил.
Возвращались мы в Тулу вместе с теми помещиками из братчины, что я в Москву вызывал. Семен Батов, Мирон, Стефан, ну и Савва. Пока я очередность в проскрипционных списках составлял, товарищи награбили изрядно. Так что не одни боевые холопы с нами ехали, еще и обоз небольшой с добром. Пищальщики идут угрюмо ‑ оторвали от семей, послали незнамо куда, под сабли татарские. За дело сослали, между нами говоря ‑ нечего было лезть в боярские разборки.
А еще с нами едет Дмитрий Челяднин ‑ довольно далекий родич союзного Глинским рода Челядниных. После 'красной зимы', устроенной нами в Москве, не просто немало мест освободилось ‑ образовался даже дефицит верных людей. Воевод тоже сводили с мест, кое‑кто и бежать успел. Теперь вопрос заполнения мест приходится решать, и на опасные и не особо прибыльные должности попадают, естественно, дальние родичи.
‑ Тебе, Дмитрий Степанович, как пушкарь, да как помещик местный говорю ‑ засеки здесь неплохо татар направляют. Их подлиннее сделать, да еще пушками усилить, так лет через десять можно будет и об острогах вниз по Дону поразмыслить.
‑ Ну а я тебя, Олег Тимофеевич, как пушкаря и помещика спрашиваю ‑ сколь на то работных погнать надобно, да сколь крепостей под пушки соорудить? Сам же говорил, много мужиков летом от земли не оторвешь, обнищает шляхетство.
