не просто культурного события. Более того, то, что воспринималось как бесцеремонное отношение автора к русской культуре и его пренебрежение достоинством и статусом авторства, в том числе и своего собственного («заниженная позиция»), сделало книгу естественной мишенью для нападок со стороны консерваторов среди той интеллигенции, что увидела угрозу своим священным позициям, то, что «монолитный контроль над культурным истеблишментом все быстрее ускользает из рук» [Theimer Nepomnyashchy 1991б: 26].
Полный текст «Прогулок с Пушкиным» был напечатан в «Вопросах литературы» за 1990 год, а в десятом номере приводился текст дискуссии, организованной редколлегией журнала, куда были приглашены видные деятели российского академического сообщества[224]. Это, несомненно, говорит о желании представить более справедливое, объективное мнение о Синявском и его книге, что подчеркивает и Марья Васильевна своим критическим комментарием, включенным в тот же номер («История и география этой книги»). Однако общий баланс мнений сложился не в пользу Синявского. Затронут самый чувствительный нерв; основное обвинение – «позор» Синявского из-за отношения к России и русской литературе. Будучи убежденным нонконформистом, он, прежде всего, видел себя русским писателем. Единственное признание, которое действительно для него имело значение, было признание в России, российской интеллигенцией.
Работа Синявского того времени имела тройную мотивацию: подтвердить свою честность как человека и писателя, отстоять себя как литературного критика и бороться за будущее русской литературы с тем, что он считал новым консерватизмом. Это задача была нелегка и требовала новой личностной конфигурации Синявского-Терца. Марья Васильевна принимала в этом все более активное участие. Пока Синявский отвечал хулителям своим творчеством, Марья Васильевна занималась обвинениями против него на практическом, материальном уровне[225]. Уже опытный боец – за плечами десять лет ведения «двойной жизни» между отправкой первой книги Терца за границу и арестом Синявского, или, как она выразилась, десять лет «высшего образования в бандитизме», ее хорошо подготовили, а свое мастерство она оттачивала во время периодических визитов в КГБ, когда Синявский был в заключении [Розанова 1994: 126–127]. В этот период дуализм Синявского-Терца приобретает новую форму, Марья Васильевна примеряет на себя роль грубоватого, дерзкого Терца и сама воспринимает это с точки зрения не только партизанской войны, но «творческого процесса»[226]. Общаясь с КГБ, она ведет свою собственную игру.
В последние годы жизни, когда Синявский воевал на всех фронтах, Марья Васильевна действительно нашла свое истинное место. Именно она, как теперь выясняется, «шантажировала» КГБ, чтобы обеспечить досрочное освобождение Синявского, угрожая им изданием за рубежом его «лагерной книги лагерей», будучи уже вне их досягаемости. Теперь, не оставляя от клеветников камня на камне, она принялась окончательно опровергать утверждения о том, что он был и все еще находится на зарплате в КГБ, и опровергает сомнительную записку Андропова. Благодаря ее настойчивости документ, опубликованный в «Вестях», был разоблачен как подделка, неуклюжий коллаж, отправленный в журнал анонимно. Более того, доказано было не только то, что Синявский невиновен, но и что сам КГБ провоцировал и поощрял распространение в эмигрантском сообществе направленных против него слухов. Серия статей с копиями писем и других документов, включая записку Андропова, дала документальное доказательство невиновности ее мужа. Серия вышла под общим заголовком «Обратная перспектива» в «Синтаксисе» в 1994 году. В конце публикации было напечатано письмо Максимова, в котором он отказывается от своих обвинений и приносит безоговорочные извинения Синявскому и Марьи Васильевне [Розанова 1994: 150].
В любви и на войне все позволено, но защита Марьей Васильевной супруга обошлось ей недешево. В частности, с радостью и удовольствием рассказывая о своей роли в досрочном освобождении Синявского в посвященном Пушкину выпуске петербургской телепередачи «Пятое колесо», снятом на Черной речке, месте роковой дуэли Пушкина, Марья Васильевна была потрясена, услышав, что некоторые зрители (в том числе Максимов) истолковали ее действия как форму сотрудничества и предательства. Творчество Синявского того времени – это и дань уважения Марье Васильевне, и ответ обвинителям, и подтверждение творческих взглядов писателя. Для этого он обращается в первую очередь именно к Пушкину и Черной речке.
«Путешествие на Черную речку»
<…> быть на равных. Да! На равных с той самой литературой, про которую вы пишете.
А. Терц «Путешествие на Черную речку»
Как человек Синявский разочаровался, но как писатель он не утратил ни интереса к литературе, ни желания сражаться, о чем говорит эпиграф к этой главе. Еще раз, как и в «Спокойной ночи», именно искусство дает не только убежище, но и самые очевидные и эффективные способы ответить своим хулителям. Эссе «Путешествие на Черную речку» и роман «Кошкин дом», подписанные именем Терца, показывают, как тесно его жизнь была связана с искусством. Жизнь становится естественным источником литературы, становясь стимулом для новых творческих порывов. Однако, в отличие от «Спокойной ночи», где сама личность Синявского является опорной точкой и центром внимания, перспектива сменялась, и центральное место заняла русская литература.
«Путешествие на Черную Речку», эссе о «Капитанской дочке» Пушкина (1836), продолжает и подтверждает то, чего Синявский стремился достичь в «Прогулках с Пушкиным». Словно чтобы подчеркнуть эту цель, он снова и снова обращается к темам и образам вампира и самозванца, сосредоточенным вокруг фигуры Пугачева, вводя в то же время такие обозначения, как «оборотень», которые связывают фантастический мир литературной критики и фантастическую реальность «судилищ»[227]. Писатель вновь возвращается к Пушкину не только потому, что именно размышление о самом священном русском поэте вызвало шквал бурных протестов, но и потому, что в разгар ожесточенных дискуссий о его «социально-политической» книге, Пушкин остался для Синявского путеводной звездой, единственным маяком чистого искусства. Искусства, которое стремится не проповедовать, но возвышать человеческий дух.
Синявский начинает свое сочинение с писем Пушкина жене Наталье Николаевне, из которых можно составить представление о его мыслях и настроении во время написания «Капитанской дочки». Эти письма составляют часть структурно-тематической схемы творчества Синявского, служат отправной точкой для описания сложного набора идей, которые составляют эссе: как частная жизнь Пушкина отразилась на его работе, внеся в нее важный творческий аспект (тут явный, но ненавязчивый намек на аналогичную связь между жизнью Синявского и его творчеством). Отсылки к «Прогулкам с Пушкиным» в письмах Синявского к Марье Васильевне также дают неявный сигнал о ее неизменной роли в его писательстве. Наконец, они указывают читателю на его собственную роль в будущем.
«Путешествие на Черную речку» – многогранное и тонкое произведение, но не в последнюю очередь это литературная критика, требующая существенного участия читателя. В этом оно представляет собой ответ на комментарии о Синявском в дискуссии на страницах «Вопросов
