состоянии пошевелиться, сдвинуться с места.
— Лиза! — Орёт мне в ухо Никола. — Скорее!
Он мечется, как затравленный зверь, хватает за руку и тащит обратно.
— Быстро помоги мне — надо перетащить его отсюда, — бросает Никола обхватывая тело Луки под мышками, я как зомби тяну его за ноги, не осознавая, что делаю. С ужасом понимаю, что тащу за ноги труп, тело человека, который был жив меньше минуты назад. Меня сейчас вырвет…
— Тяжёлый скотина.
Мы вытаскиваем его в другую комнату и садим на пол спиной к стене.
— Принеси шприц, он там, на полу. Да скорее, прошу!
Я бегу за шприцом, а Никола усаживает труп так, чтобы это выглядело естественно. Он вводит иглу в вену на руке, запрокидывает ему голову. Я захожу в свою темницу и слышу, как он вставляет замок в проушины на двери. Ложусь на пол и прижимаюсь к своему слуховому отверстию. Практически тут же раздаются шаги.
— Ты что тут делаешь, Никола?
— Да телефон выронил, вот приехал за ним…
— Твою ж мать! Он что сдох?
— Похоже на то…
— Конченый торчок! Ты давно здесь?
— Да только что, буквально перед вами зашёл…
— Ну-ка… Да он ещё тёплый… попробуй пульс…
— Нет пульса…
— Да какой пульс, посмотри на него.
— Вот же урод! Ушлёпок… Проверь девку.
— Так тут замок.
— Поищи ключ у него в карманах…
Дверь открывается и в неё заглядывает Никола.
— Здесь она, все нормально.
Заходят ещё двое бандитов, молча смотрят на меня и выходят.
— Дайте воды, пожалуйста, — тихонько прошу я.
— Сейчас, подожди.
Через минуту Никола возвращается с бутылкой.
— Не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем, — шепчет он и быстро выходит.
На меня наваливается апатия и тупое оцепенение. Слишком много волнений, думаю я и закрываю глаза и, прежде чем провалиться в мрачную темноту, успеваю представить какое сейчас небо над Этной — чёрное, с огненными всполохами… Пусть всё сгорит…
34. Я могу убить даже тебя
Я прихожу в себя, открываю глаза и слышу голоса за стеной. Пить… Жадно, не останавливаясь, пью из бутылки. Вода течёт по подбородку, стекает на футболку — на грудь, на живот. Заставляю себя остановиться — кто знает сколько мне придётся здесь торчать…
Что там происходит? Пытаюсь рассмотреть хоть что-нибудь через дырочку в стене. Но мне видно только очень узкую часть комнаты и люди не попадают в поле зрения. Приходится довольствоваться тем, чтобы слушать.
— Ну, где они там? — Это хриплый голос Коррадо.
— Приехали. Уже заходят. — Этот голос мне не знаком…
— Ну что, Эдуардо, всё хорошо?
— Да, дон Коррадо, думаю, всё отлично.
Раздаются шаги.
— Где моя дочь? Я хочу её видеть!
Папа! Я здесь! Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать.
— Подожди, Андрей, не спеши. Мы обязательно всё обсудим с доном Коррадо.
Кто это? Голос звучит очень знакомо, но я не могу его узнать. Я снова припадаю глазом к отверстию в стене и на этот раз вижу какие-то силуэты, но разобрать хоть что-нибудь не получается. Кто же это такой? Он продолжает:
— Привет, Коррадо. Прежде всего, прими мою благодарность за разрешение присутствовать здесь вместе с моим другом Андреем.
— Не могу сказать, что рад тебя видеть, но ладно. Вот ты здесь, и что же ты хочешь?
— Послушай, Коррадо, я связан с этим человеком деловыми отношениями и для меня очень важно их сохранить. Я понимаю, что это твоя территория и ты в праве делать, что угодно. Поэтому я не прошу тебя просто отказаться от своих интересов. Я готов предложить тебе щедрую компенсацию.
— Неужели? И что же это за компенсация, да ещё и щедрая?
— Я отдам тебе квоту на полтонны в месяц. Будешь возить совершенно бесплатно. Если понадобится больше, получишь очень хорошую цену. Лучшую. Я обещаю.
— Серьёзно? Полтонны? То есть пятьсот килограммов в месяц ты будешь возить для меня совершенно бесплатно? Да, предложение действительно неплохое, но есть одно маленькое «но». Оно мне не подходит, Джинаро.
Джинаро?! Точно! Это же голос крестного Марко. Как он здесь оказался? Снова слабый проблеск надежды прорезает мглу, окружающую меня, и отзывается учащённым пульсом, быстрыми ударами в ушах. Прошу тебя, дон Джинаро, освободи меня из темницы, пожалуйста…
— Сколько ты хочешь? — спрашивает Джинаро.
— Неважно сколько я хочу. Твоё предложение мне не подходит. Точка. Не знаю, что у тебя за дела с этим типом, но ничем не могу тебе помочь. Да и с чего мне тебе помогать? Твой дружок Пьетро Леоне украл у меня семь миллионов. Семь, сука, миллионов долларов! И я уверен, что без твоей помощи тогда не обошлось. Так что скажи спасибо, что мы не трогаем его сына. И на этом всё. Конец. Подписывайте соглашение и убирайтесь.
— Ты убил Пьетро, потому что он работал намного лучше тебя и стал бы твоим боссом, а теперь ты несёшь чушь про какие-то миллионы.
— Это говорит выживший из ума старик?
— Это люди говорят.
— Люди говорят! — хрипит Коррадо. — Люди говорят, что я папа римский, отпустить тебе грехи? Незачем попусту болтать, я уже всё сказал.
— Что же, я очень сожалею, что ты не хочешь прислушаться к голосу разума и прийти к взаимовыгодному решению.
— Мне это вовсе не выгодно.
— Ты же знаешь, я представляю очень влиятельных людей.
— Да ладно, сомневаюсь, что они в курсе твоих дел с этим русским. Так что не морочь мне голову. Пусть подписывает.
— Сначала мы должны увидеть девочку.
— Ну хорошо. Смотрите. Эй, приведи её.
Я слышу шаги и быстро сажусь, обхватив колени. Дверь открывается и на меня смотрит какой-то длинноволосый тип, которого я ещё не видела.
— Вставай, иди за мной.
— Куда?
— Там твой отец.
Я выхожу. Трепещу как лепесток на ветру, но стараюсь, чтобы это не было заметно. Пытаюсь быстро осмотреться. Посреди комнаты на стуле сидит человек лет пятидесяти. У него лицо типичного злодея из голливудского фильма — выпуклые глаза, капризный рот — карикатура на мафиози. Вероятно, это Коррадо. Напротив него стоят папа и Джинаро. Чуть поодаль — элегантный седовласый мужчина в джинсах и поло, наверное, Сухих. За ним угрюмый коротко остриженный качок с одутловатым лицом. Он в нелепом пиджаке, словно браток из девяностых. Немного в стороне у стола сидит маленький сгорбленный человечек с пачкой бумаг, должно быть нотариус. Он единственный, кто не смотрит на меня в этот момент. Взгляды всех остальных обращены ко мне.
— Лиза! Ты как? Что с лицом? Тебя били? Как с вами вести дела, вы же не держите слово! Я подпишу бумаги только, если дочь останется со мной.
— Нет,