электростанции и вовсе крошечные, причем строились они как правило по инициативе и силами местных крестьян. «Откомандированный» Павловским в Боровичи совсем молодой, всего лишь двадцати одного года, «инженер» Василий Заклинский только на крошечной речке Удинке поставил пять «электростанций» мощностью в пятьдесят и семьдесят пять киловатт…
— Вот удивляюсь я мужикам: в борьбе за урожай трудовым энтузиазмом вообще не прыщут, а вот чтобы лампочку в избе повесить — готовы с утра до ночи вкалывать, — заметила Света после того, как подбила «итоги сбора урожая в Боровицкие хранилища». Её «временно назначили» ответственной за городское хозяйство, и не потому, что у нее хоть какой-то опыт был, а потому, что никого более подходящего не нашлось. То есть как раз городским хозяйством было кому заниматься, но вот напрямую обращаться с любой проблемой к «вышестоящим органам» возможность была как раз у Светланы.
— И это нам пока на руку, ведь большинство отгрузок с завода Прокофьева идет по бартеру, мы за эти электростанции того же зерна получаем больше чем сожрать сможем, — поспешила «успокоить» её Оля. — А если учесть еще и провода с изоляторами, то вот где-где, а в Боровичском районе голод никому не грозит.
— Ага, а если еще и трактора учесть… Кстати, а почему мы трактора не продаем? Их же уже овердофига делается.
— Потому что товарищ Бредис идеи выдвигает отнюдь не бредовые. Мы в этом году выпустим примерно шестнадцать процентов отечественных тракторов…
— Ну я же и говорю!
— А лучше сначала послушай. Примерно три тысячи слабеньких тракторов, которые при нынешних ценах дадут нам, если их тупо на зерно менять, всего двадцать пять тысяч тонн этого зерна. На триста тысяч населения явно недостаточно…
— Но ведь еще с электростанций…
— С электростанций мы зерна уже получаем все нужные нам триста тысяч, так что дослушай. Эти три тысячи тракторов в переводе на столь обожаемые властью колхозы — триста штук. Ну, исходя из численности парка в тех, что мы в районе организовали. Триста колхозов — это, опять-таки на основе нашего опыта, примерно два миллиона гектаров полей. Пусть на них будет семипольный оборот, и тогда получается, что триста тысяч гектаров мы сможем засадить картошкой. А если учесть, что с нашими сажалками-сеялками и с картошкой Лорха урожаи там будут под двадцать тонн с гектара…
— Но ведь сколько-то пойдет в продналог…
— Да хоть половина! А миллионы тонн картохи ежегодно — это куда как круче, чем скромные пусть даже тридцать тысяч тонн зерна, собранных в виде разовой дани за технику, которую к тому же мужики без нашего присмотра за пару лет превратят в металлолом. А если учесть и те четыре оборота, когда на полях не картошка расти будет…
— Ну если так считать… А куда мы денем миллион тонн картошки?
— Куда-куда… переработаем. Пюре картофельное сварим.
— Нам столько не сожрать…
— А мы и не будем. Есть такая забавная техника, называется сублимация. Мы это пюре высушим, закатаем в стальные бочки. Знаешь, сколько времени может храниться сублимированное пюре без доступа воздуха? Есть мнение, что лет десять оно пролежит, не потеряв съедобности. Нам, конечно, столько не надо, но…
— Что «но»?
— Свет, кто у нас историк, ты или я? Расскажи нам про укромор, а потом расскажи, что стране не хватило жалких трех, что ли, миллионов тонн зерна чтобы его предотвратить.
— Это ты сильно… а я — дура. А в бочку сколько пюре этого влезет?
— Вообще-то пюре будет вчетверо легче, чем исходная картошка, но вот в объеме вряд ли сильно уменьшится. Но ничего, притопчем. Думаю, минимум где-то с центнер в пересчете на сырой картофельный вес, значит нам потребуется всего-то тридцать тысяч бочек. Или шестьсот тонн стали, и с этим мы точно справимся.
— Да уж, даже если в бочку всего пятьдесят кило влезет, то проблем не будет. А ведь еще можно будет и разные каши сухие…
— Свет, уймись. Есть проблема, мы о ней знаем, знаем как её решить и потихоньку уже решаем. Но вот суетиться и тем более шум на эту тему поднимать…
— Вот чего-чего, а шума ты от меня не дождешься. А Бредис в курсе?
— Нет. Он свою идею выдвинул чтобы Киров и Мессинг прониклись пользой привлечения классово-чуждых элементов в деле колхозного строительства, ведь у него на заводе все инженеры чуждые.
— А тогда я задам последний вопрос про трактора: я слышала, что гусеничный трактор сложнее в производстве и в эксплуатации и много дороже…
— Можешь не продолжать. Во-первых, Вася трактор спроектировал на основе своих воспоминаний о китайском фермерском изделии, которое юзал его отец — ну если очень примерно считать. А если глубже копнуть, то он постарался воспроизвести, в масштабе конечно, ходовую часть мотолыги, они с Валей на эту тему долго все обдумывали. Пока получилось слабое подобие — но и оно на поколение превосходит всё, что сейчас в мире делается. Да, в производстве дороже, но для нас главное в этом производстве — подготовка грамотных умелых рабочих, которые при нужде и мотолыгу легко воспроизведут.
— А что такое мотолыга?
— Гусеничный вездеход, если одним словом описать. А двумя словами — военный вездеход.
— Понятно. А почему бы Бредису не перебраться на какой-нибудь новый тракторный завод и там суперсовременные трактора не делать? У нас-то всяко больше десятка штук в день сделать не выйдет, завод просто некуда расширять.
— А ни на одном новом заводе такой трактор просто не сделать. Здесь-то почти все станки Валя специально проектировал и делал, а у него производство тоже невеликое. К тому же в СССР ни на одном заводе не найти столько опытных рабочих, да и подготовить их вряд ли выйдет.
— Так наших сманить…
— А среди наших дураков не найти. Я уже про жилье не говорю, но в СССР такие зарплаты рабочим, как у нас, вообще по закону платить запрещено!
— А как тогда мы…
— А ты знаешь, кем работает Митрофан Данилович?
— Ну, рабочим, у Вали.
— А вот нет! Он работает директором метизного завода!
— Данилыч? Директором? И где же это завод такой у нас?
— Директору завода можно и триста рублей платить, вот он директором и работает, правда всего за двести. А завод этот в одной клетушке в торговом ряду, после Нового года уже две клетухи займет. И работает на этом заводе ровно один человек: сам Данилыч. Валя построил автоматы, по конструкции годов, я думаю, примерно пятидесятых, сейчас на заводе уже четыре линии таких стоит — и Данилыч в одиночку на них ежедневно выпускает
