— Она была моей невестой, — объясняет Азамат. — Хотела притвориться, что он мой внебрачный сын, и шантажировать меня, как только я вернусь на планету. Ей пришлось долго ждать, увы. Я бы с радостью забрал его давным-давно. Но и теперь ещё не поздно, — Азамат запускает руку за пазуху и извлекает позвякивающий мешок. — Моя благодарность вам за то, что позаботились о нём, имеет доказательства.
Глаза Гхана загораются ярче фонаря. Он приоткрывает рот и пытается что-то сказать, следя за Азаматом, который вешает топор на плечо, развязывает мешок, запускает туда руку и извлекает на свет горсть дулей — монет седьмого порядка. Гхан шумно выдыхает, и я его понимаю. За мешок дулей можно купить хороший большой унгуц или тысячное овечье стадо. Гхан вряд ли когда-нибудь видел такие деньги.
— Забирайте! — выпаливает он, едва обретя дар речи. Потом, подумав, добавляет: — Если найдёте…
— А что, он не здесь? — хмурится Азамат.
— Да здесь-то он здесь, — вздыхает Гхан, — только уж больно хорошо прячется, а мне с такой ногой недосуг по балкам лазать, искать его. В подвале-то не видели?
— Не-ет, — говорю, — а почему он прячется?
— Да у меня с ним вчера… — приютчик отводит взгляд и покашливает, — спор небольшой вышел, понимаете, характер-то у него тот ещё… Короче говоря, он, чтоб меня позлить, от работы отлынивает, вот и прячется. Раз не в подвале, можете на чердаке посмотреть, только там света нету, я дам фонарь.
А сам всё на мешок у Азамата в руках косится.
— Фонарь — это хорошо, — соглашается Азамат, убирая мешок обратно под шубу. — Давайте, будем искать.
Лестницы на второй этаж и на чердак явно стали результатом позднейших усовершенствований этого сомнительного архитектурного произведения, потому что находятся в разных концах здания и очень по-разному выглядят. На втором этаже мы проходим по длинному узкому коридору, в котором всего две двери: направо и налево. Не знаю уж, что за дверьми, но в коридоре точно спрятаться негде. Азамат несёт фонарь — пластиковую трубку с поддоном и кольцом сверху, что там внутри светит, понятия не имею. Второй такой же у Гхана. Топор, к счастью, остался в комнатушке хозяина, из которой мы брали фонари.
Чердак довольно просторный, и у него даже есть мансардное окно, правда, оно до середины завалено какими-то досками, а под ногами в художественном беспорядке разбросаны двери, ставни, оконные рамы и прочие результаты ремонта. Ноги поломать, как нечего делать.
— И часто дети сюда залезают? — спрашиваю, припоминая, что никаких замков или ограждений на лестнице не было.
— Да старшие-то постоянно тут толкутся, но днём, — отвечает Гхан. — Мелюзгу не пускают. А ночью — только ваш, он у нас один может по ночам не спать, прям демон, право слово, уж извините.
Азамат не то кашляет, не то хмыкает. Поднимает фонарь над головой и оглядывает чердак.
— По-моему, тут никого нет.
Гхан тоже осматривается.
— Забился, небось, под какую-нибудь дверь или за штабелем… Я ж говорю, его найти — только если по запаху, как собака. Хотите — ищите, мне вторая нога дорога.
Азамат смотрит на него с сомнением, но всё-таки решает поискать: осторожно двигается в глубь чердака. Я забираю у Гхана второй фонарь и направляюсь к противоположному торцу, где к стене под углом прислонены какие-то щиты. Бреду я туда долго и мучительно, но под щитами никого не оказывается. Азамат тем временем заглядывает за штабеля у окна и проверяет ещё несколько тёмных мест, но тоже никого не находит. Гхан стоит на верхней ступеньке лестницы и явно нервничает.
— Боюсь, как бы он в лес не сбежал, — негромко произносит приютчик, видя бесплодность наших поисков. Азамат резко распрямляется.
— А что, и такое бывает?
— Разок было… О прошлом годе, как заслышал, что мать едет… Но то летом было, сейчас-то уж, надеюсь, ума хватит…
— Тихо! — внезапно шикает Азамат, застывает и прислушивается. Я задерживаю дыхание, но ничего не слышу. Азамат, однако, по возможности быстро пробирается к окну. — Оно открывается?
— Почём я знаю… — бормочет Гхан. — Я к нему не подходил лет двадцать.
Азамат тщательно осматривает конструкцию, потом на что-то нажимает, и створка распахивается наружу. Тогда он вешает фонарь на торчащую из штабеля доску, взбирается на что-то и встаёт на карниз, держась за край крыши. Голова его скрывается из поля зрения.
— Кир! — слышу я его голос, приглушённый окном. — Кир, послушай, у нас к тебе дело. Ты не мог бы слезть?
Я слышу второй голос, но что он говорит, не разбираю.
— Это очень неудобно объяснять на крыше, — говорит Азамат. — Я обещаю, что тебе не будет ничего плохого, если слезешь. Пожалуйста! Не будешь же ты там до утра сидеть?
Голос с крыши отвечает не очень дружелюбно, а Гхан вздыхает.
— Будет. Этот будет сидеть, пока от голода не кильнётся. Дай-ка мне фонарь, женщина, я ему кое-что поубедительнее, чем "пожалуйста", скажу.
Я осторожно переставляю ноги между наваленным хламом и возвращаюсь к люку, где передаю фонарь Гхану. Он медленно, с большим трудом пробирается к окну. Азамат всё это время пытается убедить Кира слезть, но безо всякого эффекта. Весёлая жизнь нам предстоит, я чувствую, если на этого парня даже Азамат не действует.
Гхан наконец высовывается в окно и что есть мочи орёт:
— Кир, шакал, а ну слез быстро, не то я твою тварюгу пристрелю!
Наверху слышится шорох, и на краю крыши появляется косматая голова. Я немного различаю её на фоне неба.
— Не посмеешь, — заявляет голова.
— Да сдохнуть мне на этом месте! — обещает Гхан. — Вот прям щас пойду ружьё заряжать!
Из-под крыши доносится пара забористых выражений — я такие и от наёмников разве что пару раз слышала — потом голова втягивается и начинается какое-то шебуршание.
— Подвинься, — мрачно требуют сверху. Азамат послушно влезает обратно в окно и отходит в сторону. С края крыши свешивается узкое длинное тело и одним движением переправляется на чердак. Автоматически закрывает за собой окно. — Ну и чего вам от меня надо?
Азамат только открывает рот, чтобы объяснить, но Гхан встревает:
— Иди складывай пожитки, тебя забирает отец.
Кир вздрагивает, втягивает голову в плечи и обводит Азамата совсем другим взглядом. Потом дёргается в сторону люка, но Гхан хватает его за локоть.
— Только не думай, что можешь сбежать. Вы бы, уважаемый господин, его придержали, а то и правда в лес умотает, ищи его там свищи.
— Кир, послушай, мы не сделаем тебе ничего плохого, — снова принимается уговаривать Азамат. Парень оборачивается к нему, потом резко пихает Гхана локтем в живот, тот разжимает руку, и Кир мчится на меня, потому что я стою как раз между ним и люком. Как по этому чердаку можно передвигаться на такой скорости, я не знаю, но знаю, что мальчишку надо ловить, иначе ведь и правда спрячется в лесу и замёрзнет насмерть. Поэтому, когда он приближается, я отставляю ногу для устойчивости и хватаю его поперёк туловища обеими руками. Он даже не вырывается, просто замирает, как испуганная кошка, а через несколько секунд до нас добирается Азамат и прихватывает Кира за плечи.
— Успокойся, — говорит он с весёлой усмешкой. — В догонялки другой раз поиграем. Пошли собираться.
Мы конвоируем Кира до двери в коридоре. За ней оказывается общая спальня. Гхан крепко держит мальчишку за пояс штанов, рассудив, что без них он не сбежит. Мы с Азаматом остаёмся в дверях, чтобы не наступить ни на кого из спящих. Кир подходит к матрасику на полу, снимает с него простынку, потом открывает стенной шкаф и выгружает небольшую кучку мятой одежды, сапоги и ещё какие-то предметы, завязывает простыню в тючок и закидывает за плечо.
— Негусто вещей, — замечаю.
— Естественно, — вздыхает Азамат. — У них тут всего негусто.
Гхан подталкивает Кира к выходу. На соседних матрасах просыпаются несколько постояльцев, но виду не подают, наоборот, накрываются одеялами с головой, только ноги подтягивают, чтобы не наступили.
В коридоре Гхан сворачивает не к кухне, а обратно к чердачной лестнице. Азамат придерживает Кира за плечи, пока Гхан выволакивает из угла стремянку, открывает окно и спускает её на улицу.
— Так это и есть вход? — интересуется Азамат.
— Да, — отвечает Гхан. — Чтоб посторонние не шлялись.
Он садится на подоконник, перекидывает ноги наружу и шатко спускается по стремянке.
— Давайте его сюда, — предлагает, — я приму.
Азамат оглядывает своего отпрыска.
— У тебя тёплой одежды совсем никакой нету?
Кир смотрит на него презрительно.
— Эта тёплая.
На нём какая-то жиденькая свитерюлька и залатанные шерстяные штаны.
— Ясно, — вздыхает Азамат, — ладно, до унгуца добежишь. Давай полезай.
Однако Кир не рвётся лезть в окно.
