Прохладная вода плеснула через край кружки на мои губы. «Ох, хорошо-то как!» – я приоткрыл рот пошире, наслаждаясь живительной прохладой.
Напившись, я благодарно кивнул мужчине. Вода, казалось, придала мне силы, так что я смог сесть.
«Так, судя по всему – сейчас ночь… Вон фонари какие-то светят… и лежу я… под каким-то навесом. Вокруг – люди. Много людей… Где же это я?»
Тут меня скрутило от режущей боли в животе. Застонав, я повалился назад. Мужчина смочил свою руку водой и обтер мне лицо.
«Уф, вроде отпустило…» Я снова приподнялся на локтях. Спустя минуту или, может быть, больше мне удалось сесть. Мужчина опустился на корточки напротив меня и, судя по шевелящимся губам, снова что-то спросил. Я отрицательно мотнул головой. «Ееее!» – в голове будто граната взорвалась. Однако я не упал, а, скривив рожу, показал пальцем правой руки себе на ухо. Мужчина сокрушенно покачал головой и, встав, ушел. Я осторожно повернул голову налево. «Ох, твою… За ногу!» – это все, что родилось у меня в голове, когда я увидел, что метрах в десяти навес заканчивается, и там, в свете прожектора, зловеще поблескивают нитки колючей проволоки!
Глаза мои уже привыкли к полумраку, и я разглядел, что вокруг меня вповалку спят десятки, нет – сотни людей в военной форме. Человек же, принесший мне воду, склонился над кем-то, лежащим на земле метрах в пяти от меня.
– Эй, товарищ! – попробовал я позвать его, но из моего горла вырвалось какое-то невнятное клекотание.
Звуки эти, однако, привлекли его внимание, и он повернулся ко мне, правда, повел себя довольно странно – замахал рукой, показывая, чтобы я снова лег.
Я снова опустился на землю. «Что случилось? Что это за место? Почему я ничего не помню?» – роились у меня в голове заполошные мысли.
Не поднимаясь, я попробовал рассмотреть себя в слабых отсветах прожектора.
«Так, судя по рукавам – на мне гимнастерка…» Я ощупал воротник. Ни петлиц, ни знаков различия не было. Аккуратно согнув ногу, я оглядел ее. Сапоги, равно как и ботинки, на мне отсутствовали, а галифе были изорваны во многих местах.
«Ну что, проверка всех систем? Зовут меня Антон, фамилия – Окунев. Родился я в одна тысяча девятьсот семьдесят третьем… Мы поехали в Белоруссию на игру, а попали на войну… Тьфу! Какой-то идиотский рэп получается!» Минут за пятнадцать я вспомнил практически все. Кроме главного – как я очутился в этом лагере. Правда, оценив свое физи-ческое состояние, я понял, что скорее всего меня контузило. Или кто-то сильный, но недобрый отоварил меня пыльным мешком. Почему мешком? Потому, что голова целая. Ну не считать же за повреждения пару болезненных ссадин и десяток царапин. Сильно напрягал пропавший слух, но я оптимистично рассчитывал, что он восстановится, хотя первое время мне будет тяжко, конечно.
Потом пришла мысль, что если ребята живы, то одного они меня не бросят, а учитывая, что за то время, пока мы эсэсовцев уничтожали, Бродяга скорешился с местным подпольем – шансы на мое освобождение резко возрастали.
Затем, в соответствии с народной мудростью, я решил поспать и разбираться с проблемами при свете дня.
* * *
Когда Александру доложили, что во время банальной разведки в деревне группа напоролась на засаду, первой мыслью было: «Ну вот, допрыгались!» Но вторая часть сообщения порадовала его еще меньше. Зельц, захлебываясь, верещал в наушнике что-то про то, что «товарищ старший лейтенант пропал», «немцы – везде» и прочую паническую мутотень. Пришлось рявкнуть с обильным использованием «второго командного», после чего поток информации несколько упорядочился:
– Товарищ майор, Арт в деревню с одним из «партийных» пошел. Без оружия и рации. А тут полицаи навалились. Мы на выручку пошли, а из леса мотопатруль – два грузовика с фрицами. А нас всего трое…
– Так, понятно. Что сейчас творится?
– В деревне стрельба началась. Наших, наверное, ловили. Потом несколько взрывов было…
– Несколько – это сколько?
– Три.
– Так и отвечай в следующий раз! – точное количество взрывов было, конечно, не важно, но воспитывать Зельца надо. Пусть парень мысли в порядок приведет, а то, как в бессмертной кинокомедии: «Все пропало, шеф! Все пропало!»
– Слушаюсь! – голос Дымова стал уверенней.
– И про код не забывай!
– Так точно! Гады сейчас в… кусты пошли. Цепью. Несколько минут назад погрузили тушки на колеса и спешно умчались.
– «Двухсотые» или «трехсотые»?
– Я не очень разглядел, но и те и те были вроде…
– Давай ориентир, мы скоро подтянемся. И наблюдение продолжай! Отбой.
– Понял. Отбой.
«Судя по наличию «тушек», Антона тепленьким взять не удалось… Что уже хорошо! А если обратить внимание на то, что немчура за прочесывание принялась, то – совсем хорошо! Значит, Тохе удалось в лес ускакать. Будем его сами искать», – и, высунувшись из штабной палатки, Александр громко скомандовал:
– Отряд, в ружье!
* * *
На этот раз побудку мне устроил один из соседей, запнувшийся о мои ноги. Открыв глаза, я с трудом (хотя и легче, чем это получалось ночью) сел. Народу под навесом существенно прибавилось, и большинство в настоящий момент куда-то торопилось. «Неужто завтрак?» Поднявшись на ноги, я заковылял вслед за всеми. Рядом два бойца несли на плечах третьего, ноги которого были замотаны грязным бинтом.
– Куда идем, товарищи? – спросил я их.
Один бросил на меня косой взгляд, но ничего не ответил, а вот губы второго зашевелились.
– Я ничего не слышу! – и я показал на свое ухо.
Троица затормозила, и ответивший мне медленно, так, чтобы я понял по губам, сказал:
– Поверка.
«Удачно, что меня разбудили, – пришла мысль, – Кто его знает, какие тут порядки? Может, за невыход на построение сразу расстреливают?»
Солнце было еще невысоко и тени от караульных вышек перекрывали центральную «площадь» лагеря.
«Так, что тут у нас?» – подумал я, оглядываясь.
Лагерь представлял собой неправильный четырехугольник, размером примерно сто на двести метров, обнесенный высоким проволочным забором, метрах в пятнадцати от которого шел другой – низкий. По углам и у единственных ворот стояли вышки. И на каждой, что характерно, – прожектор. «А между заборами, как пить дать, часовые должны ходить!» – догадался я. Кроме длинного навеса, под которым я провел ночь, огромной деревянной бочки в одном из углов огороженного пространства и пары дощатых домиков, у ворот на территории лагеря ничего больше не было. И тут же, будто в подтверждение, из-за караулки вышел немецкий солдат и двинулся вдоль колючки.
«Судя по количеству народа, – а на первый взгляд, на «площади» стояло несколько сотен человек, – и отсутствию построек, это не настоящий лагерь, а скорее какой-нибудь сборный пункт или накопитель», – сообразил я.
Стоящие вокруг меня люди зашевелились, сбиваясь теснее. Вдруг мне показалось, что я слышу какой-то звук. Многие же мои соседи морщась начали затыкать руками уши.
Завертев головой, я заметил на одной из вышек, что стояла метрах в пятидесяти от меня, здоровенную сирену, рукоять которой увлеченно крутил щуплый немец в форме со знаками различия унтер-офицера.
Спустя некоторое время унтер прекратил свои телодвижения, и соседи перестали морщиться. Одна створка ворот открылась, и вся толпа качнулась по направлению к ним.
– Что? Что такое? – как мог громко, спросил я.
Стоящий рядом здоровяк в изодранной кожаной куртке развернул меня к себе лицом, и я прочитал по губам: «Не ори! Еду дают!»
Кивнув в ответ, я стал ждать.
Спустя пару минут немцы командами, а больше – грозным видом двух пулеметов, размещенных сразу за воротами, навели относительный порядок, и пленные, вытянувшись в колонну по одному, стали подходить за пайкой. Когда стоявший передо мной здоровяк, одетый в кожаную куртку («Танкист, наверное, – отметил я про себя.), вышел вперед, я увидел, чем нас угощают. В проеме ворот стояла двуколка (однако лошадей я нигде на заметил), в которой виднелась кучка каких-то корнеплодов. Мой сосед как раз дошагал до тележки, и человек в советской форме, но без знаков различия и с белой повязкой на рукаве протянул ему два каких-то овоща. «Негусто, однако!» – думал я, выходя из строя.
Два склизких овоща, которые мне сунул Капо[79], оказались брюквой. Сырой и чуть подгнившей. Это я выяснил, вернувшись под навес. Да, дилемма: остаться голодным или мучиться животом, съев этот «завтрак»! Пока я, сидя по-турецки, размышлял об этом, окружающие меня люди торопливо поглощали «лакомство». Я же по здравом размышлении, решил, что смогу немного продержаться, что называется, на «подкожном жире», и собрался поделиться одной брюквиной с тем танкистом, а вторую отдать кому-нибудь из доходяг, что не смогли выйти на завтрак.
Бамс! – от сильного подзатыльника голова моя чуть не взорвалась! Я завалился на бок, а овощи покатились по земле. Пару мгновений перед глазами плясали звездочки, но, что удивительно, я начал слышать!
