Гаврила Харлампиевич Корсаков, когда из председателя стал бригадиром, он с трудом терпел приезд Павленко – этого крепкого, выше среднего роста ладно сбитого человека, которому он теперь должен был подчиняться и выслушивать его замечания, для которых, как он считал, не было веских оснований, так как в бригаде все службы были налажены. Кузнецы —Тихон Кузнехин, Иван Горшков —превосходно знали своё дело: сломанные скребки, бороны, плуги – все были приварены. Ни одной бесхозной железки по двору не валялось. В столярной и плотницкой мастерской, которая стояла рядом с кузней, работали Никон Путилин и Борис Зябликов, которые мастерили новые двери и рамы для нужд колхоза. На фермах – скотники и доярки, на свинарнике – свинарки, на телятнике – телятницы, на птичнике – птичницы, поддерживали чистоту и порядок.
Павленко это видел, однако всё равно делал какие-нибудь замечания. Григорий Карпович, по его словам, за власть не держался. Откуда он был родом, Корсаков не допытывался, только слышал, что он из двадцатипятитысячников. Поднял несколько колхозов в соседних районах и вот в Большом Мишкине уже несколько лет. В нём чувствовалась полная уверенность в том, что всё он делал по-хозяйски. Ходил он вальяжной поступью, ко всему внимательно присматривался, но пальцем никому из колхозников не указывал, если, на его взгляд, что-то было сделано не так. Но зато за все упущения перепадало бригадирам.
В холодную погоду он ходил в сапогах и в защитного цвета длинном с капюшоном плаще, в такого же цвета с околышем фуражке. Летом носил кепку, сатиновую рубашку и светло-серый хлопчатобумажный костюм.
– Ну что, Гаврила Харлампиевич, скоро будем приступать к севу? Семена, надеюсь, у тебя приготовлены? – спросил Григорий Карпович, чтобы начать беседу, видя, как тот недовольно хмурился.
– Не опоздаем, успеем, Григорий Карпович, – не сразу ответил Корсаков, старясь при этом не глядеть на председателя.
– Ты чего, на меня обижаешься?
– Да нет, с чего вы взяли, – пожал тот плечами, мельком взглянув на председателя, и тут же опустил тёмные глаза. Корсаков тоже одевался практично: в чёрное короткополое пальто, похожее на объёмный пиджак.
– Вижу, не признаёшься, – вздохнул Павленко, снимая фуражку. – Но ты учти: я тебя не собираюсь ничему учить! Может, твоя хозяйская распорядительность и мне послужит примером? – и усмехнулся.
– Да сейчас же! Вы ходите передо мной со своим превосходством, это видно за версту.
– Я старше тебя, как же мне не ходить, – сказал он иронично и продолжал: – Извини, я себя над тобой не назначал, так решил район. Поэтому буду требовать, как и ты бы требовал, если бы тебе дали всю колхозную власть. Требование не должно превосходить ту ответственность, которая распространяется на колхоз из райкома. У нас на повестке – строительство центрального тока, построим его на развилке чётырёх полей там, где стоит водонапорная башня. Там надо расчистить площадки, зацементировать, построить каменные зернохранилища и семенохранилище, установить новейшие элеваторы, построить счетоводную, весовую и другие службы, разобьём фруктовый сад. Уже ставим столбы под электролинию. От твоей бригады попрошу один амбар, у тебя их два. Кстати, не пора ли твои фермы и сараи побелить извёсткой? Да и твоя контора требует ремонта.
– Да, верно, в воскресенье побелим, мы не сидим, сложа руки, – буркнул недовольно Корсаков.
– Да, это видно, хаты сияют уже как меловые глыбы. У тебя частное стоит выше общественного. О колхозных постройках надо бы заботиться в первую очередь.
– Мы сначала готовили ток, к посевной инвентарь. А бабы тем и были заняты, что высаживали деревца в лесополосе на место вырубленных и вымерзших. За годы войны многие лесонасаждения были использованы на дрова. До мая ещё далеко, успеем привести в порядок и колхозные службы. А люди по традиции старались успеть к Пасхе, я же не хочу, чтобы меня потом отчитывали за почитание главного церковного праздника.
– Ладно, Гаврила Харлампиевич, может, они и правы, но о колхозе надо больше думать, чем о личных подворьях.
– Да кто же тогда о них подумает?
– Ты мне не напоминай простые истины. Пасха – это не колхозное дело, у нас работа государственного масштаба: в это воскресенье выдели людей на строительство тока и пошли – на расчистку дна балки под пруд – все, кто может держать лопату. Требование партии – расширение мелиорации наших полей, как условие поднятия урожайности. Для этого не менее важного, чем ток, партийного задания, собери всех без исключения баб, мужиков, всю молодёжь, даже стариков, но чтобы были все до единого.
– А пруд где закладывать, у нас в балке, или?..
– В Камышевахе, там мы однажды было начали углублять дно балки, но потом… В общем, всему своё время. И оно настало, – Павленко посмотрел на кузню и прибавил: – И своих молотобойцев, а я пришлю механизаторов. На общественную работу должны прийти по первому зову, так как к лету пруд должен уже служить колхозу. Кстати, там будет и зона отдыха.
– Для такого дела, надо бы пригнать ройную машину.
– К сожалению, пока такой машины в свободном пользовании у нас нет. Из МТС только придёт бульдозер. Неужели ста человек не хватит очистить русло балки лопатами? Я думаю, народ справится сам. Не будем отвлекать машины, которые заняты рытьём траншей под прокладку водопроводов и газопроводов на стройках в районе и области.
– Ничего, объявим коммунистический субботник и воскресник, чтобы ни один человек не вкалывал на своём огороде, – твёрдо сказал Корсаков.
– Вот-вот, а кто-то и на базар запросится. Воспитаем ли мы когда-нибудь коммунистическую сознательность или никогда не воспитаем? – вздохнул Павленко и посмотрел на биргадира, но тот на это промолчал. Того волновало отсутсвтие в посёлуке электричества…
Председатель скоро уехал, найдя на этот раз общий язык с Корсаковым. Хотя Гаврила Харлампиевич вот уже который месяц со дня объединения колхозов выпрашивал у председателя провести в посёлок электричество. Но тот говорил одно и то же, дескать, ещё не запустили какой-то энергоблок Артёмовской электростанции. Как доведут до ума, вот тогда в посёлок пустят ток. А вот радио проведут сразу после посевной кампании, так как для всеобщего просвещения народных масс партия нынче и сама в этом заинтересована.
Ещё задолго до укрупнения Корсаков ездил в район по тем же вопросам улучшения жизни села, и ему отвечали почти то же самое. Правда, тогда находилась серьёзная причина, из-за которой затягивалась послевоенная электрификация сёл, дескать, ещё не все электростанции, разбитые войной, были восстановлены. Хотя по сообщениям газет было известно, что тот же Днепрогэс, восстановлен хоть и не полностью, однако первая очередь вступила в строй в рекордно короткий срок…
Корсаков пошёл в кузню посмотреть, как выполняется его наказ по приведению инвентаря в рабочее состояние. Нужно было срочно подготовить для рытья пруда штыковые и совковые лопаты, кирки, вилы, тяпки. Иван Горшков, с чёрным от загара и металлической окалины лицом, большим молотком отбивал раскалённый до красна фигурный металлический брусок, который большими клёщами держал Тихон Кузнехин и поворачивал по мере его отбивания.
– Ну что тут у вас: всё готово? – спросил бригадир, войдя в раскрытые настежь двери приземистой закопчённой изнутри и давно не белёной снаружи кузни, где пахло перегоревшим шлаком, кислым металлом и горячим горном, под которым тлели зелёными и алыми огоньками угли кокса.
– А для чего мы тут торчим днями? – ворчливым тоном заговорил Тихон, поглядывая на бригадира. – И все лопаты, грабли, тяпки и плуги, как видишь, – и он указывал в тёмный угол, где на полу лежало, пока ещё без держаков, всё им перечисленное, кроме, разумеется, плугов.
– Вот и отлично, какие молодцы!
На Иване Горшкове серая сатиновая рубаха на спине была мокрая от пота, поверх брюк надет чёрный клеёнчатый фартук, который сейчас он снял, так как мешал сидеть для перекура. Его лицо и без загара казалось чёрным. Хотя днями стоять возле кузнечного горна и не обязательно загорать на солнце. Кузнехин тоже выглядел необычайно смуглым то ли от копоти, то ли от постоянного пребывания перед огнём. А сейчас его густо-коричневое лицо лоснилось от пота, как угольный антрацит. Иван Горшков сам по себе был малоразговорчивым и оттого казался загадочным.
– Ну ладно, вижу, вам не до разговоров. В плотницкую сами снесёте инвентарь для насадки держаков или прислать Потапа Бедкина?
– А что мы для него носильщики? – недовольно пробурчал глухим басом Горшков. – Пусть там не прохлаждается, лишнюю стопку за ворот не опрокинет…
– Значит, моё воздействие на него он мимо ушей пропускает? – воскликнул Корсаков. – Зябликов и Путилин баз чинят, а его почему-то это не касается? Выгоню из колхоза к чёртовой матери! Опять на стружке валяется?
