Вдвойне приятно было то, что Кэти не вздрогнула, а улыбнулась во все свои тридцать два белоснежных зуба.
На гранитной столешнице перед ней веером были разложены блокноты с записями от руки, бумажные вырезки, испещренные яркими полосами разноцветных маркеров и желтые квадратики с клейким краем. Смотреть материалы для статьи на стадии ее написания было одним из табу, с которыми Гловер смирился практически сразу и без встречных условий.
Именно поэтому, подойдя к столу он смотрел только на блюдце с маринованными оливками (судя по всему, на сегодня это был весь ее ужин), а затем на рыжую макушку и кудрявую прядь волос, стекавшую по шее на худенькое плечо.
Кэти подняла к нему лицо, чтобы встретить поцелуй.
— Ты сегодня рано, — заметила она. — Какие планы на вечер?
Закинув оливку в рот, Гловер в своей привычной манере переступил с пятки на носок, затем бросил пиджак на соседний табурет и потянул вниз узел галстука.
— Планы грандиозные. Сначала погоняю тебя вокруг стола, — Кэти опустила крышку ноутбука, по голосу Индейца безошибочно определив, что он не шутит. — Потом поймаю и… Эээ, ты куда?
Не дожидаясь завершения, девушка соскользнула с табурета на пол и скрылась под столом. Когда в поле ее зрения появилось лицо Гловера с удивленно приподнятыми бровями, она пояснила:
— А я в домике. — И так как его рука уже тянулась к ее щиколотке, крепко обхватила ножку стола и добавила. — Не поможет.
Кэти знала, ей остается только продолжать изо всех сил держаться за стол и досчитать до пяти. Если у Гловера сразу не получалось добиться желаемого по-плохому, он соглашался действовать по-хорошему. И что самое приятное, никогда не обижался. Три… два… один…
— Можно войти? — Вежлив, как на чаепитии с викторианскими старушками.
Ничего, мы тоже умеем быть любезными:
— Конечно, пожалуйста.
На пол у колен Кэти сначала опустилось блюдце с оливками, затем рядом улегся Индеец собственной персоной.
— А знаешь, — он внимательно оглядел нависающую над его головой столешницу, — здесь довольно уютно. И мы здесь еще не пробовали.
Девушка смотрела на прядь смоляных волос, упавшую на лоб, на безмятежную улыбку в уголках твердого рта. Да, неплохая мысль. Очень заманчиво. Вот только серые глаза под прямыми черными бровями оставались все такими же серьезными.
— Но сначала поговорим. Держи, это тебе.
Он разжал кулак, и на колено Кэти легла синяя бархатная коробочка. Уже понимая, что это вовсе не подарок, она поскребла ногтем шелковистую ткань. Почему-то было страшно поднять крышечку.
— Открывай, Кэти, — его голос звучал напряженно, почти угрожающе.
Ну, что ж, если Индеец думал, что у нее палец без кольца мерзнет, то он сильно ошибался. Хотя… на караты не поскупился. И почему-то этот факт оказался очень приятным.
— А теперь надевай, — угроза из его голоса никуда не делась.
— Почему… — она откашлялась и повторила более уверенно, — Зачем тебе это?
К такому вопросу Гловер явно был не готов.
— Ну… чтобы ты была со мной. Устраивает?
— Нет, — честно ответила Кэти. — Я и так, вот видишь, — она обвела рукой вокруг, — сижу тут с тобой под столом. Почему? Назови настоящую причину.
Вот теперь он отнесся к ее вопросу серьезно, даже перекатился на живот и приподнялся над полом, опираясь на локти.
— Что бы ты была моей. Ясно? Моей женой. Чтобы жила в моем доме, спала в моей постели и растила моих детей. Так понятно?
— Не до конца.
Александр с видимым усилием разжал кулаки и медленно выдохнул воздух. Затем неожиданно ухватил Кэти за ноги, дернул на себя, вытащил из-под стола и усадил обратно на табурет. Обойдя вокруг, уселся напротив.
— Хорошо. Начнем сначала. Я хочу жить в твоем сердце, умереть у тебя на груди и быть похороненным на дне твоих глаз (52).
— Звучит неплохо. И все же…
Кэти со своей табуретки смотрела на него круглыми глазами, как несогласный со своей участью кролик смотрит на удава.
— И на этом все. Теперь возьми кольцо!
Золотой кружок вылетел из коробочки и, звякнув о камень столешницы, подкатился к ладони Кэти. Она отправила его обратно точным щелчком.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет.
— Возьми, тебе говорю, — рычащий встрепанный Индеец надвигался на нее, словно грозовая туча.
Упершись кулаками в стол, Кэти медленно поднялась ему навстречу.
— Не смей повышать на меня голос, — тихие слова с трудом проталкивались через сведенное злостью горло. — Никогда. Возьму, когда буду готова. А пока… — в посветлевших от бешенства глазах вот-вот готовы были сверкнуть зеленые молнии, — … еще хоть один пук не в той тональности и… Что? Что ты ржешь?
Довольно ухмыляющийся Гловер сгреб кольцо со стола, сунул в карман рубашки и похлопал себя по груди.
— Значит, когда будешь готова? — Вот как ему удавалось в одну секунду перейти от гнева к благодушию? — То есть тебе просто надо подумать? Так бы и сказала. Иди сюда, девочка моя, — он сгреб ее в охапку и усадил к себе на колени, — я тебя поцелую.
Минут через пять у Кэти уже нашлись силы почти спокойно спросить:
— Ну, и к чему было это представление?
Гловер снова удивился, и опять совершенно искренне:
— Как зачем? Я же сказал: хочу на тебе жениться.
Миллиардер и медиа-магнат, пятая позиция в списке самых желанных холостяков Великобритании хочет жениться на начинающей и никому еще толком не известной журналистке, таксибешном репортере и писательнице недоделанной. Что может быть естественней?
— Зачем?
Он тяжело вздохнул. Опять этот дурацкий вопрос.
— Потому что так надо. Потому что я тебя люблю.
А вот этим словам Кэти поверила сразу. Более того, она догадывалась о чем-то подобном, но впервые услышать слова признания от этого красивого сильного мужчины, мужчины, обладающего такой властью над многими людьми, было по меньшей мере… странно. И все же…
— И все же это не может быть настоящей причиной. Почему на самом деле?
Черт! Вот как, как ей объяснить? Александру очень хотелось снова зарычать, но Кэти строго смотрела на него все еще прищуренными после недавней стычки глазами:
— Подумай хорошо и скажи, что чувствуешь на самом деле. И учти, — она ухватила его за уши и уставилась прямо в зрачки, — второго шанса высказаться у тебя не будет.
Индеец глубоко вздохнул и, крепче притиснув девушку к себе, начал вместе с ней раскачиваться на табурете. Вероятно, эти действия стимулировали его мыслительный процесс, потому что через пару минут он, наконец, выдал:
— Не хочу, чтобы ты спала с кем-то кроме меня.
И сразу почувствовал, как расслабилось тело девушки в его объятиях. Да, теперь он был предельно честен, даже капли сомнения не просочилось в охваченную тревожным ожиданием душу Кэти. Она легко провела пальцем по брови Гловера.
— Можешь быть уверен. Пока я с тобой…
Ее руку тут же перехватили и до боли стиснули пальцы.
— Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Чтобы не оставила меня.
Неужели это страх, с удивлением подумала Кэти. И если она так близка ему, если он действительно боится ее потерять… Острая щемящая боль настолько туго стянула сердце, что девушка едва смогла сделать новый вдох.
— Ты же сам понимаешь, — она говорила тихо, согревая дыханием его висок, — кольцо ничего не гарантирует и ничем не поможет.
Александр снова завозился на стуле, а потом уткнулся лицом в ее шею и затих.
— А что, что поможет?
Что поможет удержать любимых людей рядом? Хотела бы она и сама это знать. Чуть склонив голову, она потерлась щекой о его волосы. Индеец мало рассказывал о своем прошлом, но Кэти чувствовала, какая затаенная боль звучит в его голосе. Время не заживило старую рану, всего лишь стянуло края тонкой корочкой и намело поверх ненадежный слой повседневный забот и интересов. Что там дремлет под ним, даже прикоснуться страшно. И все же…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты думаешь о Салли?
Ее рука беспрепятственно скользнула от макушки к уху, затем легко легла на затылок.
